…Отдамся я, пожалуй, на волю потока сознания, как автор романа. У Керуака поток довольно строго хронологический и географический; я тоже начну с самого начала — с названия.

Мне больше нравится «На дороге». Когда я слышу «В дороге», возникает ассоциация со старой советской песней — «Старость меня дома не застанет: я в дороге, я в пути!» Есть в этом какая-то комсомольская целеустремленность, для битников, в общем-то, не очень характерная. А когда говорят «На дороге», то ощущение гораздо более расслабленное, растерянное: взяли и поставили на дорогу. На обочину. И иди, езжай, куда хочешь… И потом, «На дороге» похоже на другое выражение — «На игле». Для героев романа, да и для битников вообще, дорога — это и была самая толстая и самая долгая игла.

Известная формула Толстого про счастливые и несчастливые семьи для поколений не годится. Все счастливые поколения похожи друг на друга, и все несчастные поколения похожи друг на друга. Счастливые и несчастливые порождают соответствующие субкультуры, и они различаются, как день и ночь.

Счастливые поколения любят ярко одеваться. Несчастливые предпочитают черно-белую гамму.

Счастливые обожают танцевать. Несчастливые просто слушают музыку.

Счастливые требуют музыку простую и ритмичную. Несчастливые — интеллектуальную и смурную.

Счастливые пьют пиво и хихикают от травы. У несчастливых в ходу крепкий алкоголь и амфетамины.

Счастливые обычно самовыражаются через музыку и танцы. Несчастливые — через эпатаж, литературу и поэзию.

Счастливые, как правило, ведут оседлый образ жизни. Несчастливые проводят время в путешествиях и скитаниях.

Счастливые любят большие сборища. Несчастливые — одиночество или маленькие компании.

Счастливые чаще всего со временем остепеняются и живут нормально. Несчастливые очень часто уходят молодыми или становятся доходягами.

Была и одна гибридная история — хиппи (60–70-е).

Конечно, очень многое зависит не только от поколения и субкультуры, но и от конкретной индивидуальности, однако некоторые закономерности налицо.

Поколение Джека Керуака, как и «потерянное поколение» 20–30-х годов, было несчастливым. Детство пришлось на Великую депрессию, отрочество-юность — на Вторую мировую войну, в которой некоторым битникам, и Керуаку в том числе, пришлось даже поучаствовать. Родись Джек на 15 лет позже — не ездил бы он под дождем автостопом и не слушал бы Чарли Паркера в прокуренных подвалах, а гонял бы на собственной тачке и плясал рок-н-ролл. Однако не надо думать, что у битых жизнью жажда жизни тоже подбита — Керуак (Сал Парадайз), его друзья Нил Кэссиди (Дин Мориарти), Аллен Гинзберг (Карло Маркс), Уильям Берроуз (Старый Буйвол Ли) и вся славная компания битников доказали обратное. Напротив, они хотели жить по максимуму, не так, как другие, и без устали искали приключений на свою жопу — и сексуальных, и интеллектуальных, всех, какие могла им дать дорога.

Настоящие, «тру» битники — сами себя они называли хипстерами (не путать с нынешними декоративными) — завелись в конце 40-х годов. Когда и происходит действие романа. Они вели себя очень плохо: можно сказать, антиобщественно и даже самодеструктивно. Не имели определенной работы и места жительства, глотали и курили всякую гадость, якшались с черными, угоняли автомобили и воровали из магазинов, вели беспорядочную половую жизнь — зачастую в извращенных формах. Это было очень обаятельно, и Джек Керуак в самой смачно-реалистичной манере, задушевно и убедительно описал захватывающие антисоциальные приключения. Издательства не сразу осмелились выпустить книгу (написана в 1951-м), но, когда это наконец произошло (1957-й), это был триумф.

Тогда же появилось и слово beatnik, и весь классический антураж субкультуры: черные береты, черные очки, черные или черно-белые водолазки, белые майки, бородки, черные узкие брючки. (Кстати, едва ли не первый в истории случай моды-унисекс). Гуманитарная часть повестки, помимо прозы Керуака и Бэрроуза, поэзии Гинзберга и Ферлингетти, включала книги по буддизму и йоге, фильмы «нуар», би-боп и cool jazz в исполнении Чарли Паркера, Диззи Гиллеспи и Майлса Дэвиса.

Любопытно, что с бушевавшими ровно в то же время и в той же стране любителями рок-н-ролла пересечения были минимальными.

достаточно вспомнить милейший фильм Funny face с Одри Хепберн, массу бродвейских шоу и даже комиксы и мультики на бит-темы. Вряд ли это сильно радовало самых отвязных и бескомпромиссных контркультурщиков, и они скоро слетели с катушек: «Дин Мориарти» умер в 1968-м в возрасте 42 лет, а сам Джек — годом позже, ему было 47. К середине 60-х бит-волна схлынула, однако брызги все еще летели. Особенно в период радикального бунта панков, которых очень любили и благословляли, сходя в гроб, и «Карло Маркс», и «Старый Буйвол Ли».

В слегка прибитой стране СССР тоже были молодые люди, называвшие себя битниками. В конце 50-х немногочисленное, но веселое и резонансное движение стиляг разбилось на два русла — «штатников» и «битников». Штатники остались верны джазу, слушали саксофоны Стэна Гетца и Джерри Маллигана и носили твидовые костюмы. Битники, как и положено, оделись в водолазки и джинсы и танцевали рок-н-ролл. Было их очень немного, в классовом отношении преобладали дети номенклатуры, и я, скорее, назвал бы их просто «модниками».

Гораздо ближе к настоящим битникам была следующая волна продвинутой советской молодежи — хиппари (пик движения — первая половина 70-х годов). С компанией Джека Керуака их объединяло очень многое: культ музыки — причем «для слушания»; автостоп как образ жизни; интерес к восточной философии и прочей эзотерике; сексуальная невоздержанность; опыты с «расширением сознания»; пацифизм и антигосударственность. Пожалуй, вопиющее экзистенциальное диссиденство «идейных» советских хиппи делало их даже большими изгоями и смельчаками в тоталитарном Союзе, чем были битники в умеренно-полицейской Америке 40-х. К сожалению, великой литературы они не создали и сгинули практически без следа.

Есть и еще одна замечательная русская история, петербургского разлива, которая приходит на память в связи с битниками: митьки! Конечно же, митьки домоседы, а не бродяги. Люди семейные и без гендерных отклонений. К джазу категорически равнодушны — разве что Утёсов… Но: песни и стихи любят, одеваются как попало, пьянствуют напропалую, а главное — невероятно душевные и дружелюбные, сладко кайфующие в теплой ванне «братства»! Кроме того, история становления митьковского движения в точности повторяет взлет и падение битников: так же, как американские романтики большой дороги вошли в моду почти исключительно благодаря шедевру Керуака, митьков прославила на всю страну художественная (но с реальными персонажами!) книга Владимира Шинкарёва. И так же, как герои бит-поколения, они оказались проглочены гламурным мейнстримом.

Чем «На дороге» Керуака может понравиться? Во-первых, книга прекрасно написана. Живо, искренне, весело и небанально. Говорят, ее стиль повлиял на многих писателей. Во-вторых,

Сравнения центральной парочки романа с Томом Сойером и Гекльберри Финном вообще стали общим местом «битоведения».

Когда я читал роман в первый раз, лет 40–45 тому назад, на английском языке и без особой надежды оказаться когда-либо в Америке, я думал, что это прекрасный путеводитель по Штатам и Мексике. Увы, это не так: с тех пор я побывал практически во всех описанных в книге местах, вплоть до Аризоны и Мехико-сити, и могу сказать: там все сильно изменилось. Завораживающий road trip Джека Керуака может оказать неоценимую помощь пытливым молодым читателям в другом: оторвать их от грёбаных гаджетов и ноутбуков, вытащить из Сетей и вывести на дорогу. Всего-навсего подтолкнуть в омут реальной трехмерной жизни со страстью, болью и запахами. Это страшновато, но того стоит. Жизнь — что черная, что белая — действительно имеет значение.