Истоки

Старообрядчество на Южном Урале исторически связано с гонениями. После разгрома в середине XVIII века керженских скитов в Нижегородской области и репрессий против беспоповцев из Выгорецкой обители староверы бежали за Уральский хребет, где их укрыли от преследований промышленники-горнозаводчики.

Семьи Демидовых, Осокиных, Масаловых — кто скрытно, а кто открыто симпатизировали старообрядцам. Государство считало горнозаводское дело стратегически важным и закрывало глаза на такие симпатии.

Первые беглопоповские монастыри староверов на озере Тургояк появились в XVIII веке. В XIX веке на острове Пинаев (остров Веры) на Тургояке в скитах проживало до 20 иноков белокриницкого согласия. По преданию староверов, традицию монастырской жизни на острове положила инокиня Вера. Она стала местночтимой святой и у старообрядцев, и у многих современных православных.

Власти постоянно проводили «выгонки», но каждый раз иноки возвращались и отстраивали церковь из мегалитов. Жизнь в пещерах переживалась ими как катакомбный опыт первых христиан. В конце XIX века царские власти окончательно сожгли и разрушили постройки иноков на острове, прекратив жизнь обители.

В 1819 году в усадьбе старовера Андрея Дорофеева была построена первая часовня в Миассе. Ее прихожанами стали жители более 30 сел и городов. Согласно статистике тех времен, на 1861 год на территории Миасского завода проживал 381 последователь старой веры Белокриницкого согласия. А в самом Миассе на то время существовала деревянная церковь в Почтовом переулке (ныне улица Малышева), которая в 1895 году после послаблений со стороны царской власти была перестроена в каменный храм.

Февральскую революцию 1917 года старообрядцы встретили с восторгом. В телеграмме главе Временного правительства князю Львову Всероссийский съезд старообрядцев писал: «Съезд старообрядцев, приветствуя в лице Вашем Временное правительство, выражает ему полное доверие и уверенность в том, что под его мудрым руководством Бог сохранит Россию от грядущей анархии и внешнего врага».

С началом большевистского переворота начался и новый виток гонений на староверов. Недолгий период свободы вероисповедания, начавшийся в 1905 году, подошел к своему завершению.

Террор

В 1924 году миасские власти закрыли женский Никольский монастырь. Деревянные постройки разобрали на бревна, а затем перевезли к озеру Тургояк, где из них построили дом отдыха. На месте монастыря разбили коллективный сад.

В 1930 году безбожники разорили монастырское кладбище. Вандалы не побоялись осквернить могилы двух старообрядческих епископов: епископа Антония (Паромова) и епископа-схимника Феодосия (Быкова). По воспоминаниям старожилов, из могил епископов украли все ценное, а тела сожгли.

После разорения миасской обители инокини бежали в Томскую область, в действующий на тот момент монастырь на реке Шудельке. К 1933 году здесь проживало более 40 монахинь и послушниц трех общин: шамарской (27 человек), миасской (9 человек), томской (5 человек).

Ликвидация монастырей началась 25 марта 1933 года. Были арестованы почти все инокини. Следствие длилось до августа. Решением «тройки» большинство проходивших по делу получили по пять лет исправительных трудовых лагерей;

Немногие матушки, сумевшие избежать ареста, бежали обратно в Миасс. Группами по два-три человека они возвращались на Южный Урал через всю Сибирь, по дороге кормясь подработками и подаяниями.

В 1936 году советские власти национализировали каменный храм старообрядцев, отдав здание на нужды типографии. Позже его снесли.

Был арестован отец Роман (Топорков). По доносу арестовали и его сына Григория, который был чтецом в храме, имел троих детей. Григория расстреляли.

«Мы жили очень трудно, — рассказывает в письме исследователю старообрядчества Максиму Гусеву дочь Григория Топоркова Нина. — У нас отняли дом в Миассе, работала одна мама, старалась нас прокормить. А потом, во время войны, вернулся из ссылки мой дедушка и помогал как мог нашей семье».

Кроме священника и чтеца, в эти же годы была арестована уставщица старообрядческого храма Парасковья Цаплина.

— Она служила на клиросе и вела воскресную школу, — рассказывает ее племянник Геннадий Данилов. — Когда начались гонения на церковь, ее арестовали и сослали в сибирские лагеря на пять лет. За то, что воспитывала детей в религии. В 1942 году ее выпустили, она приехала совершенно больная. Прожила месяц и умерла. Здесь тогда служил уже отец Петр (Ермилов), он ее по-христиански похоронил.

Вместе с ней арестовали и мою бабушку, родную мать Парасковьи Цаплиной. Тоже дали пять лет лагерей, тоже за религиозное воспитание детей. Но ей, в отличие от моей тети, повезло вернуться здоровой. По возвращении она продолжила христианскую жизнь.

Параллельно с репрессиями не останавливались акты вандализма. До 1940-х в Миассе было действующее старообрядческое кладбище. Его приметной чертой были красивые мраморные надгробия. В 40-х большая часть кладбища подверглась распашке, а надгробия стали строительным материалом.

Позднесоветские репрессии

Начавшаяся в 1960-е годы антирелигиозная кампания вновь прошлась по миасским староверам. Местные власти с энтузиазмом отреагировали на публичные обещания Хрущева «показать последнего попа по телевизору». И отобрали у старообрядцев деревянную избу, служившую с 1936 года местом для богослужений. Вместе с ней забрали и весь архив общины.

— Когда мы купили дом, он был совершенно гнилой, мы его решили снести и построить новый из кирпича. И тут начались придирки властей, — вспоминает Агриппина Лоскутова. — То им потолок неладен, то пожарники возмущались, все не давали открыть храм. Изначально дом был оформлен на частное лицо, так как власти не давали его переоформить на общину. Это тянулось годами. Когда все-таки разрешили открыть храм, то стали запрещать крестить и водить детей в церковь.

— Приходили власти из горисполкома и говорили: «Будете водить детей, прикроем вашу церковь», — вспоминает Роман Мохирев. — У меня мама верующая была и все равно меня водила. Кроме меня, детей особо не было. Ходили мы в церковь огородами, проезжали лишнюю остановку, вместо здания церкви входили в соседний дом, там была просфорная, и через нее проходили в церковь.

Однажды проверяющие из горисполкома пришли в церковь во время службы, искать детей и «нарушения». И увидели маленького Романа, которому тогда было 10 лет.

— Была у нас в общине Людмила, инвалид детства, ходила на костылях, — продолжает Роман. — В церкви она сидела постоянно на стуле и принимала записки за здравие и за упокой. Пока проверяющие замешкались, Людмила спрятала меня под сарафан. Служба кончилась, а проверяющие меня так и не нашли, — вспоминает Мохирев.

— Мне там сказали: «Ничего не бойтесь, дети пусть ходят», — вспоминает Лоскутова. — Когда я приехала из Москвы и заявила об этом местным властям, они это послание восприняли в штыки. Но деваться было уже некуда. Вскоре все стало мягче.

В 1987 году община решила поставить на крышу церкви крест. Своими силами сделали его из дерева и приколотили. Было боязливо, но все равно решились. Долго потом ждали, что придут из горисполкома, но никто не пришел. Стало окончательно понятно, что советская власть кончилась, а вслед за ней ушли в историю репрессии.