СюжетыОбщество

«Мы слишком устали для бунта»

Учителя — о том, как из них сделали рабов

Этот материал вышел в номере № 67 от 29 июня 2020
Читать
«Мы слишком устали для бунта»
Фото: Анна Майорова / URA.RU / TASS
Голосование по поправкам в Конституцию идет полным ходом. Еще до его начала учителя массово жаловались на то, что работодатели принуждают их регистрироваться для электронного голосования или прикрепляться к конкретным участкам. Однако почти все, кто согласился поговорить об этом с «Новой газетой» и прислал скриншоты, подтверждающие факт принуждения, попросили не называть их имен и номеров школ. Чего они боятся? Почему не сопротивляются? Об этом рассказывают московские учителя. Все они уже ушли из тех школ, о которых рассказывают — кто-то в другие учебные заведения, кто-то в никуда.

Работа на выборах

Оксана, учитель обществознания:

— Я работала в школах в Москве и в Подмосковье. Везде учителей продавливают на выборы. В подмосковной школе перед президентскими выборами пришлось писать справку: где, на каком участке будут голосовать все члены семьи. Давление очень серьезное. А между собой учителя обсуждают, как будут делать план по выборам.

Те коллеги, которые работают в избирательных комиссиях, получают должности, повышенные коэффициенты и снисхождение начальства. Например, могут уйти в отпуск посреди учебного года. В этой системе есть не только страх, но и частные интересы тех, кто учит детей добру и справедливости. Думаю, что дальше будет еще жестче. В каждой школе, по крайней мере в которых я побывала, есть группа организаторов всевозможных мероприятий — от олимпиад до выборов, — это вообще белая кость. Так что учителя — люди очень разные. Успехов, по моим наблюдениям, добиваются те, кто вписался во властную вертикаль и служит ретранслятором сигналов сверху.

Анна, воспитатель:

— Я только пришла в одну из школ, когда начались выборы. Я спрашивала у коллег, будут ли нас привлекать. Они сказали — нет, живи спокойно.

Оказалось, у них там есть свой круг учителей-старожилов, которые на этих выборах всегда работают. И очень хотят на них работать.

Новых сотрудников к выборам не привлекают: они могут задавать вопросы. А старые — уже проверенные, они могут сделать все, что нужно. Директор школы — член партии «Единая Россия». Кстати, этот же круг сотрудников — они и в школе передовики, они же получают разные привилегии.

Фото: РИА Новости
Фото: РИА Новости

Как довести

Ольга, учитель русского языка и литературы:

— Учителя не так легко уволить, но легко сделать его жизнь невыносимой, чтобы он уволился по собственному желанию. Можно оставить учителю голую ставку без надбавок: если меня сейчас взять на мои 25 часов и не дать больше ничего, я буду получать совсем немного даже при моей первой категории. Мне, кстати, можно не дать высшую категорию. Можно не дать часов: нет, мы тебя не увольняем, просто ты не будешь вести уроки.

Был случай, когда у нас историка, для которого не нашлось часов, сослали в детский сад нашего же комплекса: обучать истории малышей. Она уволилась.

В огромном комплексе на одной площадке могут быть профильные классы с отобранными детьми, а на другой — все остальные, которых больше никуда не взяли. Могут поставить на такой класс — что бейся там, как рыба об лед.

Анна, воспитатель:

— Если ты по профессии кассир супермаркета, то можешь пойти работать в другую сеть. Но если ты учитель, тебя могут уволить по такой статье, что ты уже никогда не устроишься работать по специальности. Если ты попадаешь в черный список — ни один директор тебя не возьмет на работу.

Учителя легко замучить. В школе на востоке Москвы, где я работала, примерно половина учеников были выходцами из бывших советских республик.

В этих классах дети сбиваются в банды, отказываются работать, унижают учителей,

и если учителя ставят на такой класс, то ему приходится очень трудно. Есть учителя, которых эти дети уважают, но это уважение надо еще заслужить.

Александра, учитель иностранного языка:

— После того как школы обязали отчитываться о высоких зарплатах, они стали сокращать совместителей и учителей с небольшой нагрузкой. Когда первая волна учителей из школ ушла, оказалось, что идти особо некуда: репетиторов на рынке стало много. И преподаватели русского и математики, пока существует обязательный ЕГЭ, всегда найдут себе работу, но с другими дисциплинами все не так очевидно.

Марина, учитель информатики:

— Можно сделать учителю такое расписание, что у него один урок будет на первом этаже, второй на третьем, потом опять на первом — и опять на третьем, рано или поздно он устанет так прыгать. Можно поделить три класса так, что в одном окажутся самые способные, а в другом самые подвижные. Естественно, у того учителя, который возьмет «способный» класс, всегда будут лучшие учебные показатели, а второй будет мучиться с «подвижным». Учителя можно заставить работать в летнем лагере, это каждый день по шесть часов. А на следующий год поставить его на ЕГЭ и ОГЭ, пусть у него опять никакого отдыха летом не будет.

Зарплаты назначает администрация, поэтому никто не знает: кому, какие и за что. Не нравится — уходи.

Очень много учителей берут из других городов. У нас их полшколы, они вообще боятся лишнее слово сказать.

В их родных местах школ не очень много, дверью лишний раз не хлопнешь. Здесь они на птичьих правах, у них часто проблемы с регистрацией, с устройством детей в садик. У одной такой учительницы ребенка даже в сад нашего комплекса не взяли.

Оксана, учитель обществознания:

— Мое начальство читает «Новую газету», так что у меня есть выбор: остаться еще работать (и поэтому помолчать) или остаться без зарплаты. Цена вопроса — 75 тысяч в месяц в условиях безработицы.

Эффективные менеджеры

Ксения, преподаватель дополнительного образования:

— У нас в середине года появился новый директор — молодая женщина из «Единой России». Сразу уволила половину отдела кадров, уволился завхоз, начали пересматривать дополнительные соглашения. Уволились руководители профилей, уволился завуч. Я разговаривала с директором, ей неинтересно слушать про детей и педагогические идеи, ей интересно про финансы. Это люди другой культуры, они даже не понимают, чем мы занимаемся. Зато хорошо отслеживают расходы: у нас теперь бумагу для принтера выдают учителям под роспись.

Алина, завуч:

— К нам в школу эффективные менеджеры пришли целой командой, и с ними стало очень сложно договариваться. У них нет видения школы как школы для детей, для родителей, для людей. У нас с этой командой несовпадение на уровне ценностей: мы с ними не находимся в зоне диалога, дети им неинтересны. Они рушат все, что мы создали. Они не хотят знать, как у нас было раньше и почему. Они приходят в чужой монастырь со своим уставом, а я не хочу работать по их уставу. Я просто не хочу нести за их решения ответственность (вплоть до уголовной).

Наша школа всегда отличалась.

Люди никогда не ходили строем смотреть селекторные совещания Департамента образования, а тут началось: хождение строем, выполнение регламента. Я уволилась.

Александра:

— Я совместитель, вела в школе спецкурс. Недавно мне предложили уволиться, потому что школа должна показывать высокие зарплаты. Все это началось с приходом в образование молодых эффективных менеджеров, которые ничего не понимают в педагогике, а заняты только подсчетом денег. Климат в школе ухудшился: они стали разговаривать по-хамски и прямым текстом говорить учителям: если тебе не нравятся условия — вали.

Все знали, что я работаю за копейки, но это была моя позиция: в школе должны быть ученые, детей надо учить делать исследования, вести научные проекты. Результатом моей работы были не только достижения учеников. Мне удавалось вытаскивать детей из сложных жизненных ситуаций, сохранять с ними человеческую связь, когда они, например, уходили из дома, то есть была отдача от этой работы. Но мы оказались в ситуации счетчика: проекты, которые я вела, все закрыты. А научной работой школьников руководит библиотекарь, который не хочет, не любит, не умеет это делать, но на него навесили эту обязанность, чтобы добрать обязанностей до полной ставки.

Фото: РИА Новости
Фото: РИА Новости

Марина:

— Когда я пришла в эту школу, думала: как здорово, как мне тут нравится, просто с предыдущей школой, наверное, не повезло. А через два-три года директору поставили новых, «нужных» замов, молодых амбициозных мужчин около 30 лет, которых поперли с прежних мест работы, один даже раньше был директором.

Чтобы сейчас стать директором школы в Москве, надо быть тридцатилетним мужчиной и прослушать специальный учебный курс.

А детей можно совсем не видеть: если ты в студенчестве вел кружок, этого хватит.

С их приходом начались бесконечные совещания ни о чем. А ничего, что люди уже по шесть уроков провели, и им еще проверять тетради и готовиться к урокам? Например, у меня два пятых и два шестых класса. Я по регламенту должна каждый день проверять у них тетради. Это 120 тетрадей в день.

«Коллеги, регистрируемся, скриншот в личку!»

Учителей в Москве заставляют голосовать — почему они молчат?

Большой Брат

Марина:

— Я написала у себя на страничке в соцсети, что у сына в школе проблемы с электронным дневником. Через два дня подзывает замдиректора: ты это писала? Ты поаккуратнее пиши, нам на следующий день из Департамента образования звонили, выясняли, есть ли у нас такой учитель. Я так думаю: они боялись, вдруг их кто-то специально компрометирует. Нет, мне ничего за это не было, просто поставила на уши всю школу.

Александра:

— Я написала у себя в фейсбуке о желании уволиться, так мне тут же позвонила завуч с криком, что я позорю школу.

«Твоим временем никто не дорожит»

Ольга:

— Директору сверху дают указание выгнать всех учителей на субботник в выходной день. Он дает указание, а дальше завучи смотрят на нас щенячьими глазами и говорят: ну пожалуйста, ну придите кто-нибудь.

Это те завучи, которые нас прикрывали от всяких глупостей. Мы как-нибудь договариваемся друг с другом и идем: придут, но не все, или придут, но ненадолго. Сфотографируются для отчета и уйдут. При нормальном среднем звене администрации жить можно. Пока они были, мы жили нормально. А когда начальство начинает транслировать сверху — все, приходится уходить.

Марина:

— Много учителей попало под сокращение, убрали совместителей, убрали тех, у кого было мало часов, убрали второй язык как нерентабельный: надо показывать высокие зарплаты. Мы ушли в июле в отпуск — никто еще ничего не знал, в августе вернулись, а многих коллег уже нет. Уволили соцработника, двух психологов из трех, физичку пенсионного возраста перевели в другое здание лаборантом. У учителей теперь по тридцать часов в неделю — не потому, что они хотят, а потому, что им ставят такие условия.

Я старалась не брать больше 12–14 часов в неделю, чтобы успевать со всем справляться и получать удовольствие. Потом меня стали ставить на замены, а в мои методические дни постоянно вызывать на работу: то везти детей на олимпиаду, то посидеть на диагностике. Все это, естественно, не оплачивается. Работаешь пять дней в неделю, получаешь за три. В результате я вообще отказалась от методических дней, иначе их забивали неоплачиваемой работой.

Фото: Сергей Карпухин / ТАСС
Фото: Сергей Карпухин / ТАСС

При этом нас постоянно отправляют учиться на какие-то бессмысленные курсы: например, по МЭШ (Московской электронной школе). Я учитель информатики, я сама могу разобраться и научить кого угодно, но на меня начинают давить тем, что я подвожу школу, что у школы будут проблемы, и она потеряет место в рейтинге «Надежная школа». Твои шесть уроков закончились в два часа дня, потом до четырех ты сидишь, потом идешь на курсы. Если родительское собрание, то раньше 11 часов вечера ты вообще домой не уйдешь. Твое рабочее время никак не тарифицируется, им никто не дорожит.

Скажем, у меня мало уроков в четверг, я на это время ставлю платных учеников. Мне тут же назначают по четвергам в пять вечера совещание, а в понедельник курсы повышения квалификации.

Некогда голову поднять, да эффективные менеджеры и не любят, когда ты голову поднимаешь.

Нагрузка возрастает лавинообразно. Скажем, наши учителя все мартовские выходные ездили на пробные ЕГЭ, то есть выходных у них не было. Потом надо возить детей на олимпиады, хотя непонятно, почему это вообще должны делать учителя. Потом на ЕГЭ. Спускают диагностические работы, надо полдня сидеть заполнять по ним отчеты, и нельзя ошибаться. Потом Всероссийские проверочные работы, их заставляют проверять за сутки. Отлично: ты провел семь уроков, у тебя четыре параллельных класса написали ВПР, ты их должен проверить за сутки, а назавтра выдать отчет.

Очень осложняет жизнь электронный журнал. Начинать вносить в него оценки раньше середины сентября вообще бессмысленно: все пропадет. В нем нельзя делать исправления, даже если ты ошибся. И вот ты проверишь к ночи 120 тетрадей, глаза уже не глядят — весь столбик может съехать на одну строчку. Успеешь исправить до полуночи — твое счастье. Нет — уже ничего сделать нельзя.

Потом на педсовете объявляют: а рекордсмены по ошибкам у нас такие-то, и называют фамилии. Одна учительница русского и литературы по оплошности поставила двум классам оценки за русский в литературу и наоборот. Ее оштрафовали, потому что она понизила рейтинг школы.

Каждый год изобретают новые правила прохождения медосмотра и новые справки, что ты не верблюд: что ты не судим, что не стоишь на учете у нарколога… Всем надо делать прививки от кори или гриппа. Придумают прививку от ковида — и ее учителям навяжут.

К нам приезжает пожарная инспекция и говорит, что подниматься можно только по правой лестнице, а спускаться только по левой. А у нас к некоторым кабинетам вообще можно подняться только по левой лестнице. Начинают рисовать на лестницах стрелки — тут приходит другая комиссия и говорит, что движение должно быть по обеим сторонам лестницы, и тогда рисуют разметку посреди лестницы. А эффективные менеджеры берут под козырек и любую глупость выполняют. И учителя им нужны не хорошие, а лояльные, чтобы не портили показатели.

«Это противоестественно»

Марина:

— Было бы хорошо, если бы все вместе сказали: это противоестественно. Человек не может не спать ночью. Учитель не должен брать больше 18 уроков в неделю, ведь эту норму не с потолка взяли, — тогда он либо себе в ущерб работает, либо халтуру гонит. А наши учителя за неделю дают 30 уроков, вечером учеба, а на выходных пробный ЕГЭ. А общество им говорит, что они знали, на что шли, и обязаны быть святыми.

Нет: они обязаны уважать себя как профессионалов. А если кто лучше знает, как надо, пусть сам хоть один урок в школе проведет.

Это какое-то рабское безразличие к себе: я должен учить детей, я отвечаю за детей, поэтому не бунтую.

Ты должен в первую очередь себе и своей семье, ты обязан заботиться о своем здоровье и работоспособности.

Александра:

— Два года я проработала в школе, где познала жизнь в режиме джунглей: кто громче орет, тот и прав. Дети меня считали хлюпиком, потому что я на них не орала. Среди учителей была дедовщина. Администрация в этой школе могла резко отчитать учителя, угрожать снять зарплату. Одна моя коллега сказала, уходя, что поняла: она превращается в такую же орущую тетку.

Учитель постоянно находится в стрессе. Он измотан, он спит по четыре часа в сутки, от этого у него начинается бессонница и гормональные нарушения. Вы когда-нибудь обращали внимание на то, сколько в школах учителей с лишним весом? Это не потому, что они много едят и мало двигаются. Это потому, что организм работает на износ, потому что еда на ходу.

Фото: Юрий Смитюк / ТАСС
Фото: Юрий Смитюк / ТАСС

У людей, живущих в постоянном стрессе и недосыпе, просто нет сил для бунта: ты настолько уже устал, что погружен в беспросветное отчаяние. Помню, как подруга говорила: «Мне удалось открутиться от нагрузки на полную ставку и неоплачиваемые полставки — с помощью мужа, он поддержал». А у кого-то и муж уже не выдержал и ушел.

К сожалению, учителя, которые любят учить, любят свой предмет, у кого глаза горят, специфически воспринимают окружающую среду: они очень больно бьются об нее. Им проще уйти, чем бороться.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow