Татьяна Догилева,
— Монолога-то у меня не получится, — что тут особо говорить? Страшно, да и все… Абсолютное торжество беззакония, которое даже не пытаются как-то замаскировать. «Мы с вами всеми сделаем все, что захотим, твари!» — такой месседж посылает власть той части населения, которая считает себя творческой интеллигенцией и думает, что чем-то полезна стране.
Изумляет только количество представителей этой самой творческой интеллигенции, участвующей на стороне обвинения.
Что делать? Попробовать отбить. Отбили же артиста Павла Устинова. Сегодня не нравится творчество Серебренникова, а завтра просто не понравится чье-то лицо или фигура, и тоже, глумясь и хихикая, дадут 7 лет лагерей. Думаю, письма, просьбы и поручительства не имеют никакого значения… Не пишите больше правнучке Качалова (министру культуры Ольге Любимовой. — Ред.) — она на нашей стороне.
Александр Архангельский,
— Нечего добавить к тому, что сказал Кирилл Серебренников в своем последнем слове, совершенно независимо от того, нравится ли он кому-то или не нравится, любят его как художника или не любят. Он сказал очень точно для всех: нарушения бухгалтерские были, а не то что преступления — даже помысла на преступление не было и быть не могло. Это не та сфера, где делаются большие деньги. Это не та сфера, где можно не предъявить результат.
Процесс «Седьмой студии» — это процесс, выходящий за пределы просто элементарного разумения. Экспертиза, которую получил суд и принял ее, была отвергнута Мосгорсудом. Новая экспертиза, которая была назначена, — это ответ в конце учебника, она просто подгоняет результат: то, что прокуратура нарисовала, то и должно быть найдено. Прокуратура усматривает признаки преступного сговора там, где еще нет самого проекта. Когда еще не было никакой «Платформы», с точки зрения прокуратуры замысел похитить деньги уже был.
Денег нет. Похищать нечего. Проекта нет. Задумывать нечего. А преступный замысел уже есть.
Точно так же у прокуратуры какие-то свои представления о том, что такое предъявить результат. Есть репортажи о выходе спектаклей, в том числе и на каналах, входящих в систему государственного телевидения ВГТРК. Тем временем прокуратура считает, что никаких спектаклей не было. Так называемая экспертиза подгоняет ответ под готовое решение в конце задачника.
Повторюсь, часто приходится слышать: вы защищаете своих. Во-первых, защищать своих не так уж плохо. Плохо — топить чужих, а защищать своих совершенно нормально. Во-вторых, даже этот аргумент не работает, потому что дело настолько шито белыми нитками, настолько прецедентно, настолько предвзято и неграмотно проведено с точки зрения следственной и прокурорской, что совершенно невозможно себе объяснить, каким образом в наше время такое может происходить. Для меня нет сомнений, что в этом деле есть могущественные интересанты. Интересанты не экономические — если люди хотят красть, они идут в другую сферу. Поэтому интересанты здесь не конкуренты, не личные враги.
Здесь есть интересанты, которые почему-то решили использовать дело Серебренникова как прецедент. У нас не прецедентное право, но у нас прецедентное бесправие.
Совершенно ясно, что здесь участвуют какие-то внесудебные, внеправовые и даже внебюрократические механизмы. А механизмы политические. Кто выходил на руководство страны? Какие доводы были использованы, чтобы убедить в вине Серебренникова? Я не знаю, я не берусь сказать, но то, что тут есть политические интересы, совершенно очевидно.
Насколько дело абсурдно — не только для Серебренникова, Малобродского, Апфельбаум и Итина, но и в целом для судьбы русского театра и судеб отечественной культуры, — настолько абсурдны и запрошенные сроки. Повторюсь, видно, что есть нарушения с точки зрения ведения бухгалтерии, против этого никто не выступал. Нарушения наверняка были, потому что мы знаем, как устроены наши законы, без нарушений что-то сделать технически невозможно. Но это не воровство, я считаю, что там не только нет состава преступления, там и события преступления нет, не о чем вообще разговаривать. Даже если бы запросили срок в один год — это все равно было бы неправосудно. Сроки, которые назвали прокуроры, означают, что они Страшного суда не боятся. В стране, где министр обороны, выезжая из ворот Спасской башни, осеняет себя крестным знамением, прокуроры ведут себя как натуральные безбожники.
Анатолий Белый,
— Я знаю этих людей давно, я участвовал в «Платформе», в части под названием «Политехнический». Я давно знаю Кирилла Серебренникова, и поэтому вот что хочу всем сказать, в том числе всем людям, далеким от театра и искусства, которым может показаться, что нет дыма без огня. Сейчас я говорю вам лицо в лицо, глаза в глаза, что мы занимаемся театром. Люди, против которых сегодня выдвинуто обвинение, не имеют ничего общего ни с распилом бюджета, ни с воровством. Они не занимаются ничем, кроме искусства. Театр — это далеко не то место, где люди зарабатывают деньги, более того, пытаются сколотить на этом какие-то состояния или кого-то обмануть. Наверное, и в театре есть нечистоплотные люди, они есть во всех слоях. Но те люди, которые создали уникальный проект «Платформа», на сегодняшний день являются авангардом русского театра. Ничего, кроме любви к театру, не движет Кириллом Серебренников и никогда не двигало. Не было у него никогда цели разбогатеть за счет того, чем он занимается. Да, мы все пытаемся выжить на театре и зарабатываем на этом деньги, но зарабатываем их потом и кровью. Своим трудом, а не воровством.
Сейчас очень важно объединиться всем людям искусства. Я не знаю, какого эффекта достигнут письма, но для меня на сегодняшний день это демонстрация нашего объединения, нашей солидарности. Я убежден, что сейчас нам в первую очередь нужно объединиться, всем мэтрам, монстрам нашего театра, глыбам и мощным фигурам культуры, чтобы не допустить беспредела и несправедливости, которые сейчас серьезно нависли над нашими друзьями и коллегами.
Я не буду распространяться о том, как шло это дело, но, возможно, нам стоит поговорить не о том, что они виновны и что-то похитили, а о том, что закон так неправильно и некорректно устроен, что учреждения культуры вынуждены делать шаги, к которым можно потом прицепиться.
Я уверен, что «Платформа» и «Седьмая студия» не делали никаких противоправных шагов, но речь может идти о некомпетентности закона, который вроде бы должен защищать людей искусства. В связи с этим мне очень важным представляется объединение. Так мы сможем подумать о наших профессиональных юридических шагах. По ходу того, как шел сам судебный процесс, с какими неточностями и ошибками, ясно, что речь идет о заказном масштабном деле против наших друзей и коллег. Мы как-то неожиданно вступили в эпоху какого-то безумия и абсурда. Чтобы самим не сойти с ума, нам нужно хвататься за разумные и конкретные вещи, которые мы можем и должны сделать. Это тот момент, когда нам нельзя допустить беззакония, — как снежный ком оно будет нарастать. Надо сделать все, чтобы не повторить беззакония, которое случалось в нашей истории.
Ирина Прохорова,
— Я с огромной тревогой и страхом жду завтрашнего дня, роковой даты вынесения приговора. Мне сложно даже помыслить, что таких замечательных людей могут приговорить к каким-то срокам и сделать виновными за преступления, которые они не совершали. Вся эта история напоминает мне показательный процесс, который приведет просто к разрушению всей театральной жизни, которая в последние годы у нас все-таки была невероятно яркой, бурной и талантливой. Хочется надеяться на чудо, что Кирилл Серебренников и его коллеги все-таки смогут сохранить себе свободу и право на профессию.
Почему это делается в такой спешке и с нарушением всех процессуальных норм? Здесь я не могу судить, пусть говорят адвокаты, но это чрезвычайно печальная и позорная страница в нашей истории.
Я рада, что вся театральная общественность и не только театральная общественность встает на защиту Кирилла Серебренникова, Малобродского и всех остальных. Надеюсь, что отчасти это скажется позитивно на результатах. Но, конечно, состояние и настроение ужасные. Здесь трудно выстраивать логические истории. В этом и суть каких-то показательных процессов, которые совсем не связаны с реальными преступлениями.
Это суд над современной культурой и современным искусством.
К сожалению, мы знаем нашу печальную историю, когда людей обвиняли в чем угодно безо всяких на то оснований. Очень печально, что сейчас мы видим такие рецидивы.
Михаил Мишин,
— К логике и здравому смыслу взывать бесполезно. С этим у нас плохо. А с чем у нас хорошо, так это с духовностью. То есть Пушкина читают даже в суде. Хоть бы его услышали насчет милости к падшим, если уж и впрямь, в отличие от нас, считаете этих людей падшими. Прекратите дело. В нашей истории уже достаточно постыдных дел.
Александр Филиппенко,
— Я счастлив, что мне удалось сыграть в спектакле Кирилла Серебренникова. Надеюсь, еще поработаем. Но это в театре. А вот в жизни… Кирилл попал в другой театр. Бездарный, жестокий и абсурдный театр судебных разбирательств. Вечная тема — художник и власть. Сколько было об этом сказано и написано, и все продолжается… Действующие лица: деньги, зависть, холопство и холуйство. В финале — полное разделение-разрушение театрального союза. Если это все случится — все! Черта пройдена. Занавес. На выходе надежда на молодежь, которая когда-нибудь проведет свой Нюрнбергский процесс театрального дела и сделает свои выводы. Как бы хотелось на нем присутствовать!
