В один из последних дней она едва не остановилась после звонка с угрозами детям. Но все-таки выдержала. А детей у Тихановских двое — четырех и десяти лет. Сейчас они рисуют и складывают рисунки в конверты, чтобы отправить их папе «в командировку». А Светлана продолжает борьбу — и за освобождение мужа, и за освобождение всех остальных.

— Светлана, вы ввязались в битву как храбрый и безрассудный солдат. Что оказалось самым тяжелым за этот месяц, пока шел сбор подписей?

— Самым тяжелым для меня было постоянное ожидание того, что вот сейчас что-то случится. Начались обыски, людей стали хватать на улицах, арестовали Сергея — и я постоянно думала о том, что сейчас меня тоже схватят где-то на улице, а у меня дети дома, и что тогда будет с ними, и как переживут это мои родители. Я все время чувствовала опасность.

Конечно, я переживала и за Сергея, и за тех, кого задержали вместе с ним, и за членов инициативной группы, которые подвергались давлению, и за людей, которые появлялись в стримах Сергея. Но больше всего я боялась за детей. Я не могла оставить квартиру без присмотра. Квартира на сигнализации, и ключи есть у милиции. А значит, дома все время должен кто-нибудь быть. Так что, если меня дома нет, бабушка с детьми уже гулять на улицу не выйдет — тем более после обысков на даче, когда две бригады ничего не нашли, а третья жестом фокусника вытащила из-за дивана 900 тысяч долларов.

Я помнила, что, когда Сергея похитили, у него был с собой рюкзак с ключами и от дачи, и от городской квартиры, так что они могли ими воспользоваться в любой момент. Я тогда четыре ночи подряд не могла себя заставить заснуть. И это ожидание чего-то скверного очень выматывает.

— Когда вы отменили свои пикеты в последние выходные перед окончанием сбора подписей, вас кто-то предупредил о готовящихся провокациях?

— Все думают, что у нас тут есть штаб, какие-то люди, а на самом деле все по-другому. Я тогда пришла домой — помню, это было в четверг, 11 июня, — и сердце не на месте, и что-то мне плохо. Вспомнила, как в прошлые выходные возле пикетов на Комаровском рынке кто-то сфотографировал мешок с камнями. Может, этот мешок там случайно оказался, но никак он не шел у меня из головы. А рядом с тем мешком — «тихари» в штатском.

И я подумала, что достаточно одного камня, брошенного в толпу, чтобы пролилась кровь. И тогда я записала видеообращение к своей инициативной группе и очень надеялась, что меня услышат и никто никуда не пойдет. Это, конечно, был опрометчивый шаг: у нас маленькая инициативная группа, и те выходные были очень важны для сбора подписей.

Это было только мое решение — я просто что-то почувствовала.

— Просто подумали о мешке и отменили пикеты? А многие думают, что у вас там огромный штаб, опытные политтехнологи и пиарщики, которые вам советуют.

— Ой, вы бы видели, как наша кампания проходила! Фактически «на коленке». Когда забрали Сергея, я вообще ведь не разбиралась в том, что происходит. Мне казалось, что свою миссию я выполнила: помогла мужу, зарегистрировала инициативную группу — и отошла в сторону. Политика — это не мое.

Но когда его забрали, я поняла, что теперь в любом случае ответственность на мне. Я начала во все вникать, причем одновременно нужно было заниматься другими вопросами: выяснять, где находится Сергей, искать адвокатов, собирать передачи. И процесс сбора подписей ушел на самотек. По крайней мере, неделю после ареста Сергея люди как-то организовывались сами.

Это потом уже я начала читать сообщения в чате, разбираться в том, как все это работает. Я ведь не знала ни одного человека из своей инициативной группы. А люди на голом энтузиазме собирали подписи, распечатывали подписные листы, обеспечивали пикеты столами и палатками, приносили еду тем, кто целый день в пикете сидит, морально поддерживали. Народ действительно почувствовал какое-то единение, я это видела. А потом я потихонечку начала во все вникать.

Но я же никогда и не утверждала, что я политик! Я просто любящая жена, которая совершила то ли ошибку, то ли подвиг. И в тот момент, когда решила это сделать, я же не знала, чем все обернется.

Просто пошла на амбразуру за мужа.

— Неужели вы в одну секунду решили: «Ага, раз они моего мужа не регистрируют, я сама зарегистрируюсь»? Или все-таки думали, анализировали, рассматривали варианты, советовались с близкими?

— Это был порыв. Совершенно одномоментный. Я могу вам рассказать хронику того дня. Утром я была на заседании ЦИК, на котором Сергея не зарегистрировали. Прихожу домой и не могу даже поиграть с детьми, потому что у меня в голове только мысли про мужа. Как он там, как ему помочь, ему там плохо, что делать.

И вдруг понимаю: стоп, у него же есть инициативная группа, от меня нужно только заявление, а давайте-ка я у него эту группу заберу и зарегистрирую. Возможно, этим я смогу ему помочь.

В принципе, ведь можно было остановиться: ну не зарегистрировали — и ладно. Живем дальше. Но мне нужно было для самоуспокоения сделать все, что в моих силах.

— По-моему, в вашей регистрации сыграл свою роль элемент неожиданности. Ну не зарегистрировали Тихановского — и ладно. А тут вдруг жена возвращается с тем же списком инициативной группы и утверждает, что с детства об этом мечтала.

— А мне кажется, дело не в неожиданности. Я думаю, инициативную группу зарегистрировали, чтобы посмеяться надо мной: ну, давай посмотрим, кто пойдет за тебя подписываться.

— Вы могли предположить, что пойдут, выстраиваясь в километровые очереди?

— Я прекрасно понимаю, что моей заслуги в этом нет. Эти люди приходили к Сергею, а не ко мне. Я просто была его представителем. А сколько было тех, кто приходил и говорил: «Я хотел подписаться за Тихановского, а за Тихановскую не буду»… Они, вероятно, просто не до конца поняли ситуацию. Потому что те тысячи, которые стояли в очередях, подписывались за идеи Тихановского.

Он проделал колоссальную работу за последний год, заставил многих взглянуть на себя по-другому: я человек, я гражданин, я имею право быть услышанным. И конечно, эти подписи были за Сергея. А потом я услышала много добрых слов и в свой адрес. Люди говорили, что пришли именно благодаря моему поступку:

И мне говорили: что ты принижаешь свою роль, если бы не твой поступок, мы бы вообще никак не смогли продемонстрировать свою поддержку Сергею. Я сейчас понимаю, что определенную роль, конечно, сыграла, но это капля в море.

— На самом деле вы сыграли огромную роль. Во многом эти километровые очереди выстроились благодаря вам. Даже если и не собирались — тут ведь такая история, чистый Голливуд! Кстати, а как Сергей, выйдя после административного ареста на свободу, отнесся к тому, что он теперь руководитель инициативной группы своей жены?

— Он же ничего не знал. Он из изолятора временного содержания отправил письмо в ЦИК и был уверен, что его зарегистрировали. И первая реакция была из серии «и чего ты туда полезла?». Он же знал, что я всегда была совершенно аполитична. И этот поступок был ему непонятен. Но потом, к вечеру, он разобрался и все понял. И говорил, что не ожидал от меня такого поступка, что благодарен и гордится мной. Но до конца он, по-моему, так и не смог поверить, что я это сделала. А я и сама не могу поверить.

— То есть первые десять дней сбора подписей до ареста Сергея вы вообще ни в чем не участвовали?

— Я только помогла доставить людям удостоверения членов инициативной группы. И расслабилась: все хорошо, мой муж на свободе, душа успокоилась, я занимаюсь детьми. И так до 29 мая.

— А Сергей предполагал, что его могут арестовать?

— Знаете, в тот момент я еще ничего не знала, и мне кто-то объяснил, что пока идет сбор подписей, пикеты законны и действия членов инициативной группы законны, и вообще инициативная группа в безопасности. И я думала, что Сергей будет на этих пикетах делать все то же, что и делал раньше для своего блога: спрашивать людей, записывать их ответы, — и все это будет на легальном мероприятии. Провокация якобы с нападением на милиционера, конечно, вышла грубой и непрофессиональной.

К счастью, благодаря стримам и камерам все всё видели. Но тогда это был просто повод его задержать. А потом, когда начали предъявлять обвинения, это было неожиданно. Первое обвинение так и рассыпалось в пыль, на записи видно, что Сергей находится слишком далеко от того милиционера. А теперь его обвиняют в организации действий, грубо нарушающих общественный порядок. Думаю, что для Сергея это тоже было неожиданностью.

— Письма от Сергея вы получаете?

— Я получила единственное письмо. Сергей написал его 3 июня, но я получила его только 18 июня. Мы посылали ему и письма, и детские рисунки — папе «в командировку», — но мне кажется, ему их не передали.

— А как вы познакомились с Сергеем? У него такая властная, напористая манера общаться, что, мне кажется, он должен был подойти к вам и сказать: «Так, все, ты будешь моей женой, я решил». А как было на самом деле?

— На самом деле с его стороны все, наверное, так и было. Я училась в Мозыре, в педагогическом институте, а Сергей был директором клуба, в который мы с подругами как-то пришли. Это было в понедельник. Я не знала, что он директор клуба, — к таким людям всегда относилась очень осторожно, старалась избегать «хозяев жизни». Я человек скромный и старалась всегда общаться с такими же скромными.

Сергей нам сразу дал пригласительные в клуб на субботу (а мы, бедные студентки, не могли себе позволить приходить в субботу), но уже во вторник, на следующий день, каким-то образом нашел мой номер телефона и пригласил меня на свидание. И потом, когда мы это вспоминали, он сказал: «Я влюбился моментально».

Сильный, уверенный, харизматичный — он меня сразу же просто закружил в своей невероятной энергетике. Она меня поразила, и я попала в этот водоворот. Через год мы поженились.

— Год назад, когда Сергей бросил бизнес и начал вести видеоблог, вы не пытались его убедить оставить все как есть и жить спокойно и обеспеченно?

— Конечно, я не сразу это поняла и приняла. Причем сначала это не был политический блог. Сергей вовсе не собирался высмеивать верховную власть. Он скорее смеялся по поводу местных особенностей: ну помните, например, как в Гомеле общественный туалет за миллион долларов построили, а он не работает?

А вообще на создание своего YouTube-канала Сергея вдохновила покупка полуразрушенного дома в деревне в Добрушском районе. Он хотел восстановить дом, открыть агроусадьбу, взять в аренду озеро, чтобы приезжающие отдохнуть могли ловить рыбу. У него были большие планы.

Но оказалось, что все не так просто.

Два года после покупки Сергей даже не мог оформить этот дом в собственность. Чтобы залатать текущую крышу, нужно разрешение. Одна стена была разрушена, и для того чтобы ее восстановить, нужен был новый архитектурный проект, который следовало утверждать в десятке инстанций.

В общем, два года он, вместо того чтобы заниматься реставрацией и ремонтом, сидел в приемных местных чиновников, чтобы получить нужные справки. А чиновники, вместо того чтобы сказать человеку спасибо, просто пытались тянуть из него деньги. Так что толчком для начала видеоблога стала личная история.

А потом Сергей начал приглашать людей поговорить о том, как им живется. Потом сам начал ездить по стране — так все и закрутилось.

Политизировался же блог по мере того, как Сергей общался с людьми и понимал, насколько плохо они живут. Он просто показывал нашу действительность. И до того момента, как его в первый раз задержали и посадили в ИВС, я вообще думала, что он какое-то время поиграет в ютубера и успокоится.

Я знаю Сергея: если он увлекся каким-то новым делом, то отдается ему полностью. И когда его первый раз посадили на 15 суток, я поняла, что это уже серьезно. Возможно, это был сигнал остановиться. Но Сергей не из тех, кого можно остановить угрозами. Он другими глазами начал смотреть на родину свою, на людей, которые живут в нашей стране. Он взял в аренду автодом и начал ездить на нем по Беларуси. Люди очень сильно ему помогали — с их помощью он смог купить хорошее оборудование для съемок. Он хотел, чтобы блог был качественным.

— Когда третья по счету бригада достала из-за дивана на вашей даче 900 тысяч долларов, реакция людей была предсказуемой для нас с вами и совершенно непредсказуемой для силовиков: им никто не поверил. Обычно такие трюки должны уводить общественное мнение в сторону от репрессий и вынуждать всех обсуждать, что это за деньги. А тут — никакой сенсации. Силовики, похоже, окончательно утратили связь с реальностью.

— Знаете, я раньше не сталкивалась с их методами. Но они какие-то нелепые. И задержание это с провокацией, и огромные деньги за диваном. Люди уже начали анекдоты сочинять на эту тему: «После пятого обыска за диваном Тихановского нашли второй носок». Или (после обысков у второго арестованного кандидата, Виктора Бабарико): «Во время обыска у Бабарико за деньгами нашли диван».

— Светлана, а вас не раздражает, когда Сергея сравнивают с Александром Лукашенко образца 1994 года?

— Мне только недавно об этом сказали в первый раз. Лично я таких параллелей никогда не проводила. Возможно, потому, что я в силу возраста не помню, каким Лукашенко был молодым. Но я могу сравнивать Сергея с теперешним Лукашенко. Ну что сказать… Может, власть накладывает свой отпечаток? Но я не вижу ничего общего.

А в молодости — кто знает, — может, он действительно хотел что-то изменить в стране к лучшему, но не смог пережить испытания властью? А в Сергее я вижу искреннее желание помочь людям. Ему не нужна власть. Он сопереживает людям, он ездил по стране и видел эту разруху, эти никому не нужные убитые колхозы. Ему было физически плохо, когда он видел, как живут многие люди в нашей стране.

— Самые длинные очереди к вашим пикетам — возможно, это и был ответ белорусов на его сопереживание?

— Просто людей давно уже никто не спрашивает, как им живется. Никто ими не интересуется. Никто с ними не разговаривает. Только издают всякие указы и декреты, от которых становится еще тяжелее жить, но люди приноравливаются.

В любом чиновничьем кабинете чувствуешь себя врагом государства. А тут приезжает человек. И пусть он просто снимает видео, но он их слушает. Они ему интересны. А людям, может быть, хочется просто выговориться — впервые за столько лет. Кому они все это время могли рассказать, как им тяжело живется?

— Мы начинали с вопроса, что было самым тяжелым за этот месяц сбора подписей. А что было самым классным?

— Солидарность. Солидарность действительно творит чудеса. Люди начали приходить, знакомиться, общаться. И эти гнусные задержания привлекали еще больше людей. Как будто прямо на глазах все объединялись.

— Вы сами едва не остановились, когда во время поездки по местным избиркомам для сдачи подписей получили угрозы по телефону. Можете рассказать, как именно вам угрожали?

— Во время того телефонного звонка аноним сказал: «Тебе не стоит продолжать поездку для сдачи подписей, потому что есть информация, что тебя точно посадят, а детей заберут». И я сейчас очень жалею, что в тот момент показала свою слабость. Я тогда срочно записала видеообращение.

Конечно, мне следовало сначала успокоиться и подумать. Но в тот момент эмоции взяли верх, я была уверена, что это конец. Но со мной была группа поддержки и журналисты — они рассказали мне, что многим поступали такого рода угрозы. Страх был, конечно, очень сильный, но потом я успокоилась. И поняла, что, оставаясь в кампании, я буду в большей безопасности, чем если сдамся.

— Вы приобрели новый и совершенно неожиданный опыт. Не жалеете сейчас, что ввязались в президентскую кампанию?

— Конечно, я бы предпочла, чтобы этого периода в моей жизни не было. Сказать, что я чему-то научилась, наверное, нельзя. Чему я могла научиться — ставить интересы людей выше своих? Меня и без того именно так воспитывали: сначала все для людей, а потом уже для себя.

Но если бы я сдалась, то предала бы не только Сергея. Как раз он меня бы понял. Но тех, кто стоял в очередях, кто подвергал себя риску, кто поверил в Сергея и поверил в меня, — предать их я не могла. Хотя были, конечно, те, кто нашептывал: эти люди тебе никто, они о тебе забудут через два дня, если тебя посадят, вон Сергея уже потихоньку забывать начали. Но я не слушала. Возможно, главное, чему меня научила эта кампания, — это собирать воедино все свои внутренние ресурсы, которых оказалось неожиданно много, и не сдаваться.