Сначала казалось, что говорить об этом невозможно. Потом по мере того, как одна смерть настойчиво взывала к другой, стали приходить слова.
Пьяный, обдолбанный, почти бесчувственный Михаил Ефремов выехал на встречную полосу и сбил насмерть цветущего, полного сил Сергея Захарова. С трудом пришел в себя. Покаялся. Попросил прощения. Понял, что и себя убил. «Нет уже больше никакого Ефремова», — сказал, задыхаясь, каким-то потусторонним голосом. С той трагической ночи минуло две недели, но спектакль под названием «Распни Ефремова» еще даже не добрался до первого антракта.
Перетекание драмы в фарс — многолетние живительные дрожжи ТВ. Этим никого не удивишь. Удивляться можно только энергии и скорости распада. Процесс оскотинивания электората возглавили Владимир Соловьев и Андрей Малахов. В истории с Ефремовым каждый из них превзошел себя.
Соловьев немедленно придал ДТП грозный политический оттенок. Вечный борец с оппозицией легко добрался до верхнего «до».
Он не просто показал электорату в очередной раз лицо «либеральной сволоты» (самое мягкое из его определений). Его корежило, трясло, выворачивало наизнанку.
И в этом не было привычного актерства Владимира Рудольфовича в амплуа премьера уездной драмы, а было что-то глубинное, нутряное. Возвращаясь к «гражданину убийце» вновь и вновь, он жаждал крови и возмездия со всей страстью, отпущенной ему природой. Сама неистовость форм борьбы с несогласными в лице Ефремова наводила на грустные размышления о психическом здоровье первой звезды российского ТВ.
Когда-то Россия знала другого Владимира Соловьева. Без малого полтора века назад философ в своей знаменитой публичной лекции просил Александра III помиловать революционеров, убивших 1 марта 1881 года Александра II. Заметим, он призывал простить убийц не только царя, но и сына, две недели назад похоронившего своего отца. Для того Соловьева идея христианского всепрощения была превыше всего. Конечно же, «первомартовцев» вскоре повесили на Семеновском плацу, а философу запретили читать публичные лекции. Но живы его слова, очень важные всегда и особенно сегодня: пока «все мужчины не сделались Христами, а женщины Богородицами», нужно уметь прощать.
Общество эпохи самоизоляции, впавшее одновременно в коронавирус, поправки и парады, менее всего склонно к прощению. Тренд сезона — принуждение к ненависти. И если на политическом фланге борьбы со здравым смыслом тренд осуществляет Соловьев, то на бытовом, обыденном — Малахов. Не удержусь от удовольствия еще раз процитировать философа Соловьева: «Благонамеренный и грустный анекдот — какие мерины пасут теперь народ». Прежде мне казалось, что Малахов один из немногих обитателей Останкина, в ком еще живо хоть что-то человеческое. После истории с Ефремовым так не кажется. Я сейчас даже не о том, какие цистерны грязи выливаются на актера. Я о том, с каким фанатизмом Малахов развращает массы подведомственных ему «простых людей».
Смерть давно стала самым ходовым товаром на ТВ, но сейчас пришло время ада.
Большая рязанская семья покойного Сергея Захарова под чутким руководством Малахова превращается в скопище мародеров. Изо всех сундуков уже добыто и продолжает добываться исподнее семьи. На экране нарисовались пока три жены, одна их них реальная, другая официальная, а третья прежняя, которые выясняют отношения друг с другом. Подтягиваются соседи, родственники, знакомые. Все клеймят Ефремова, и все говорят о земном. На фоне торжества материализма светлым голубем бескорыстия смотрится адвокат Добровинский. Первым делом Александр уже посетил все возможные эфиры и сообщил кардинальное: он семью Захарова защищает бесплатно. Вторым делом он оберегает пострадавших от предложенной Ефремовым помощи. Неизменная бабочка, напряженный взгляд, скорбь в голосе: «Памятью не торгуют», — полпред Фемиды тонко чувствует стиль и веяние.
Десять лет назад подобная история случилась с актером Владом Галкиным. Выпив лишнего после изнуряющих съемок, он устроил драку с полицейскими в баре близ площади Маяковского, за что был осужден на год условно. Народ негодовал, требовал тяжкой кары для преступника. Галкин страдал и неоднократно просил прощения у всех, кого обидел. Незадолго до его ухода я случайно встретила актера на улице. До сих пор помню его глаза, в которых жила мука мученическая. Он явно казнил себя больше, чем сотни осуждающих его «малаховцев», вместе взятых. Вскоре Влад умер в своей квартире. Ему было 38 лет. И его незамедлительно накрыл шквал народной любви.
«Они любить умеют только мертвых» — сказано раз и навсегда. У Галкина с Ефремовым много общего. Оба — дети известных родителей. Оба яркие и очень талантливые. Оба много пили, но и много работали. Оба из народных любимцев молниеносно превратились в объекты ненависти.
Всех жалко. И даже Соловьева с Малаховым — тоже.
