За время почти трехмесячного карантина в России встали на паузу многие сферы жизни, но точно не работа судебной системы. Даже наоборот, порой обороты судей поражают: одни штампуют по 250 решений в день, другие называют вынесение приговора за 16 секунд совершенно нормальным. Процедура молниеносной раздачи штрафов некоторым может показаться вынужденным последствием коронавирусной нагрузки на суды, однако на самом деле такая практика отражает огромную часть их обыденной работы.

На таких примерах вопрос «как суд принимает решение по санкции?» становится наглядным — как в административном судопроизводстве, так и в уголовном, с той лишь разницей, что в последнем принимается во внимание больше факторов, да и сама процедура более строга.

«На основании изложенного суд приговорил…» Именно после этих слов заслушивающие приговор ждут главного: виновен или нет. Если ответ утвердительный, то едва ли не единственно важным становится срок наказания, в который оценена вина.

Но что представляет из себя санкция, которую суд признает соразмерной и целесообразной? Как именно судьи, вершащие судьбы людей, приходят к выводу, что одна вина эквивалентна пяти реальным годам заключения, а другая — трем?

Как назначается уголовное наказание

Предполагается, что наказание назначается с благими целями: не допустить повторного преступления, восстановить социальную справедливость, исправить осужденного. Но, как бы то ни было, санкция в приговоре должна быть мотивирована. Даже ребенок, поставленный за шалость в угол, не сможет исправиться, если сочтет наказание непонятным и несправедливым. Назначенное механически и бездумно наказание может быть устрашающим, но точно не эффективным.

Большая часть статей российского Уголовного кодекса (УК) предлагает судье на выбор несколько вариантов санкции. Так, осужденный за кражу с проникновением в жилище (ч. 3 ст. 158 УК) может заплатить штраф, отправиться на принудительные работы, быть реально или условно лишен свободы на срок до 6 лет. За ч. 1 «народной» 228-й (приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств) можно получить почти ту же палитру — разве что опция принудительных работ заменяется на работы обязательные или исправительные, а максимум лишения свободы составит 3 года. Сложный выбор.

Как же назначается наказание? На первом этапе этого выбора судья оперирует множеством законодательно установленных правил, отсекающих часть альтернатив и сокращающих диапазоны.

Так, если обвиняемый согласился с обвинением с применением особого порядка судебного разбирательства (когда суд не изучает доказательства вины), максимально возможное наказание снижается на 1/3. То есть в примере с кражей больше 4 лет колонии уже точно не назначишь. А если ее, допустим, совершила беременная женщина, то и принудительные работы к ней не применишь. Рецидив — наказание ужесточается, покушение — смягчается.

Так, правило за правилом, коих в УК немало, — и выбор сокращается в разы.

Ко второму этапу, после всех пересчетов, остается суженный диапазон. Внутри его границ у судьи появляется возможность усмотрения. Но и оно ограничено законом: нужно принять во внимание личность подсудимого, отягчающие и смягчающие обстоятельства, серьезность содеянного. Человека, совершившего преступление с особой жестокостью, не накажешь так, как того, кто преступил закон от голода.

Если первый шаг выбора наказания легко перепроверить, то второй, оценивающий обстоятельства преступления, имеет более субъективный характер. Даже если УК позволяет суду выбирать лишь между 3 и 4 годами лишения свободы, важно, как этот выбор совершается. Ведь это не только цифра в приговоре, но и часть жизни осужденного длиной в 365 дней.

Пытаясь понять логику судей, я изучила 300 вступивших в силу обвинительных приговоров, вынесенных в 2018–2019 гг. в 10 географически отдаленных друг от друга российских районных судах и отобранных случайным образом. Дела с общественным резонансом отсекались, чтобы посмотреть именно на ежедневные стандартные практики. В силу малочисленности выборка не претендует на репрезентативность.

Но полученные результаты заставляют задуматься. Как правило, приговоры вообще не содержат подробных описаний, как и почему судья применил то или иное наказание.

Типовые отписки

Базовая норма для выбора наказания звучит так (ст. 60 УК): более строгое наказание назначается, если менее строгое не может обеспечить достижение целей наказания; при назначении наказания учитываются характер и степень общественной опасности преступления и личность виновного, в том числе обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, а также влияние наказания на исправление осужденного и условия жизни его семьи. Но одного «учета» (читай: формального перечисления) мало: суд должен обосновать свое решение.

Буквально в каждом из исследованных приговоров содержалось дословное переписывание ч. 3 ст. 60 УК или ее парафраз. В обоснование выбранного наказания судьи цитировали УК без детального описания подлежащих изучению критериев, а просто перечисляя необходимые обстоятельства. Вот типичный пример формулировки (из приговора по ч. 2 ст. 158 УК):

Вот для сравнения выдержка из приговора, вынесенного в другом конце страны:

Подсудимые без лица

Судьи просто переписывают закон, вместо того чтобы мотивировать свое решение о выборе наказания. Копирование приговоров в судебной культуре не является чем-то необычным, о чем ранее «Новая» уже подробно рассказывала. Привычное для судейской практики использование болванок и текстов обвинительных заключений в описании события преступления не удивляет, но, когда встает вопрос об оценке будущего лица в рублях, часах и, что хуже, годах — тенденция к повторяемости поражает.

Одинаковые по форме приговоры отличаются лишь перечнем имеющихся смягчающих и отягчающих обстоятельств, который приводится списком для каждого осужденного. И здесь важно сделать акцент на внимательном перечислении таких индивидуальных характеристик. Если, например, судья забыл указать «наличие иждивенца», то такой приговор будет изменен.

«У нас какая практика: забыл, условно, [сделать в приговоре ссылку на имеющуюся у осужденного] хроническую болячку, то приговор изменят, — говорит судья одного из районных судов, где проходило исследование. — Срежут срок наказания на месяц да на пару недель — так, для вида, — а в статистику судьи пойдет отмена. За что, конечно, по головке не погладят. Главное — просто ничего [при написании приговора] не упустить».

Отсутствует в таких «мотивировках» и разъяснение хоть какой-то причинно-следственной связи: остается непонятным, как именно из общественной опасности и/или характеристик личности суд делает вывод, что в данном случае необходимо именно такое наказание.

Саму личность осужденного судьи описывают в бюрократических и максимально широких категориях: «характеризуется положительно / отрицательно», «на учете у нарколога не состоит / состоит с диагнозом…», «ранее судим / не судим», «имеет / не имеет иждивенцев», «имеется смягчающее обстоятельство в виде явки с повинной» и т. д. Вместо сколько-нибудь подробной аргументации судьи вставляют формальные отписки и перечисления. Такие цепочки, напоминающие конструктор, встречаются в подавляющем большинстве приговоров: «(не) раскаялся — (не) злоупотребляет спиртным — поэтому необходимо / возможно не изолировать от общества» (нужное подчеркнуть).

Посмотрите на выдержки из приговоров, вынесенные одним судьей разным осужденным с разницей в несколько недель, и найдите хотя бы пару отличий.

Мы видим формальное переписывание фраз из закона без малейшей попытки описать связь между обстоятельствами дела, личностью осужденного и целями наказания. Судьи не только используют готовые формулировки из УК, но и воспроизводят из текста в текст собственные шаблоны «твердого убеждения», меняя лишь фамилии осужденных. Это похоже на конвейер, работающий одинаково предсказуемо по всей стране: российские приговоры удивительно похожи друг на друга. Ни статья, ни размер финальной санкции на это не влияют.

Последние два примера интересны тем, что в них судья хотя бы формально, но попытался указать на (не)возможность применения более строгого или мягкого наказания (качество аргументации мы не оцениваем). Такая попытка делается лишь примерно в 20% приговоров: суды или упоминают альтернативные варианты наказания и их неприменимость к конкретному осужденному, или пытаются обосновывать свое решение назначить наказание ниже низшего предела. Но в подавляющем большинстве случаев в приговоре не найти и этого.

Однако самое удивительное, что ни в одном из исследованных приговоров не обнаружилось мотивировок, отходящих от простого переписывания закона.

Вся аргументация сводится к цитированию закона или переписыванию материалов дела. Суд то ли не хочет, то ли не может мотивировать наказание так, чтобы из текста было понятно, как и для чего оно назначается. А главное — кому.

Справедливость за 50 минут

Возможно, дело в нехватке времени. При огромном потоке уголовных дел невозможно на страницах каждого из них увидеть личность и задуматься об адекватном наказании. В делах, которые рассматриваются в особом порядке, а также в делах, на рассмотрение которых требуется не более двух судебных заседаний, на подготовку приговора судья, по нашим подсчетам, тратит около 50 минут. За это время нужно принять и осмыслить решение, технически изготовить текст и безошибочно подсчитать наказание.

А порой наказание назначает вовсе не судья — лицо, соответствующее определенным нравственным и профессиональным требованиям, — а его помощник.

Оправдывает ли нехватка времени отсутствие внятного обоснования наказания? Нет. Но при этом судье нельзя прибегать к личностным оценкам и класть в основу решения собственные представления о добре и зле. В ходе интервью одна из судей районного суда призналась, что на заре карьеры пыталась подробно аргументировать наказание, последовательно обосновывать свое решение, но после нескольких отмен в вышестоящей инстанции от этой практики отказалась:

«Я указывала в приговоре, например, на хамское отношение к суду, нецензурную брань, на вызывающее поведение — это ведь тоже показатель отношения человека к нормам в обществе. Но мне это вычеркивали [из текста приговора] и уменьшали [срок наказания]: говорили, что так нельзя, что мы должны писать только правовые категории. Возможно, так и должно быть, хоть я и не соглашусь. А как иначе исправлять человека, если наказание не учитывает его особенности, его отношение к окружающим, к тому, что он сделал? Поэтому я теперь ограничиваюсь формальной формулировкой, а истинное мнение [оставляю] при себе».

Конфуцию приписывают фразу «за зло нужно платить по справедливости», хотя в оригинале она звучит «плати за зло чистосердечием». Это универсальное правило ответа на антиобщественное поведение. Часто лицо, совершившее уголовное преступление, заслуживает максимально сурового наказания, но еще чаще — шанса на исправление. Обе опции при принятии решения должны быть предельно четко и последовательно аргументированы, чтобы у осужденного и у общества, за доверие которого суд должен бороться, не было сомнений: решение суда взвешенное и мотивированное.

Проблема качества российских судебных текстов давно вызывает вопросы. Метод копирования и использования шаблонов прочно вошел в судейскую практику как инструмент упрощения и экономии времени. Но если мы ждем от наказания эффективности и справедливости, то нужно остановить «клонирование» и формализацию приговоров, отходить от предельно общих и абстрактных перечислений. Это касается как установления виновности, так и конкретизации наказания.

• Елена Юришина,юрист, социолог, Международная школа поствузовского образования Университета Гранады, стипендиат Oxford Russia Fellowship