Сергей Кальварский: Прежде всего, хочу принести соболезнования семье погибшего Сергея Захарова. Мы сняли премьеру нашего фильма. И это скорее дань уважения погибшему. Также мы не хотим навредить Михаилу Ефремову и лишний раз не возбуждать новой волны агрессии. Мне кажется, что эта волна накрывает не только Ефремова, но и всех нас.

Наше решение никоим образом не является актом цензуры или самоцензуры. Мы не отказываемся от своей работы и руководствуемся одним принципом: «Не навреди».

— Трагические обстоятельства переплелись с судьбой судебного трагифарса «Процесс» в самое актуальное для него время. Похоже, что процесс «Седьмой студии» вошел в финальную стадию. Как возникла идея фильма?

— После фестивального успеха нашего фильма «Картина» хотелось снова говорить о том, что касается всех. И это основополагающая для общества система правосудия. Она держит социум в нормальном состоянии. Может защитить человека от безумств следствия, остервенелости радикалов.

Полагаю, что и у нас необходим суд присяжных, который безусловно тоже ошибается, но в нем меньше келейности, зависимости. Нашей судебной системе требуется кардинальная реформа. Мизерный процент оправдательных приговоров свидетельствует, что с ней непорядок.

«Процесс» сделан при поддержке адвокатской конторы Pen&Paper. Адвокаты и их подзащитные повсеместно сталкиваются в судах с абсурдными ситуациями. Мы с Константином Добрыниным и партнерами-адвокатами решили рассказать об этом разрастающемся абсурде художественными методами.

— Слово из трех букв эпохи коронавируса. Когда возникла идея с судом-зумом?

— Вы не поверите, когда мы задумали кино, речь о том, что суды будут проходить в зумах, не шла. Просто сочиняли комедию абсурда.

Перебирали авторов и варианты сценария. Во время этой работы увидели, что суды действительно начали функционировать в зуме по всему миру. Тогда мы ускорились, потому что «Жизнь, товарищ лейтенант, обгоняет мечту», — как написано у Довлатова.

Сюрреалистическая ситуация оказывается реальностью. Важно успеть зафиксировать ее в комедийной форме. Ведь многие говорят о том, что происходит всерьез. И ничего не меняется. Может, пора поговорить о том, что тревожит, на языке комедии. Черт его знает. Соединить с комедией драму происходящего с нами.

— Судья Юлии Ауг в полной готовности впаять трешечку, вот только бы виновного определить. Прокурор Романа Мадянова может кому угодно объявить: «Бац! Проверочка! А потом понадзираем». Как сказано у Кафки в «Процессе», «вина сама притягивает к себе правосудие».

Машина заведена и работает по своим правилам. А хотелось бы, чтобы правила были одни — закон. И чтобы не было иных вводных, влияний, звонков сверху и сбоку. Чем больше судебная система независима, тем здоровее для общества.

— Чем больше кинематограф независим, тем здоровее для кинематографа.

— Зависимость кинематографистов от чиновников — тоже часть неуважения к человеку, к автору. Мы же люди — не на самой низкой ступени развития. У нас самих есть внутренняя цензура: а хорошо ли это, этично ли, не вызовет ли ненужной реакции? Государство привыкло по-хозяйски заправлять, вмешиваться в искусство. Хорошее ли оно плохое это искусство — другой вопрос.

— Государство считает, что финансируя кинематограф, театр — вправе руководить, указывать и наказывать.

— Это же не про деньги, «танцующие девушку». Государство обязано уважать свободу творчества. Власть как нанятый менеджер может высказать свою точку зрения. Получая деньги налогоплательщика, государство является центром, распределяющим эти средства. Если бы условный министр культуры давал личные деньги, то мог бы как заказчик формулировать условия заказа. Это коммерческие отношения заказчика и исполнителя. У нас государство вроде бы поддерживает кинематограф, искусство, акционистов.

— Акционистов — вряд ли. Как там у вас в фильме «Картина»: выставка «Сохранение ценностей» в галерее «Традиционное искусство»?

— Увы, поддерживается то, что не раздражает, не будоражит, тянет назад в великое прошлое. Хотя бывают исключения, и с поддержкой минкульта и фонда кино выходят и достойные работы.

— Соглашусь. Любое государство — враждебно отдельному человеку, ограничивает его свободу.

— Сегодня глобальный тренд — максимальный контроль над гражданами. Но если присмотреться к кинематографу Америки, которая для наших граждан фетиш, то видишь, сколько картин высмеивают систему и власть, поднимают тяжелые для страны проблемы и идут широким экраном, получают «Оскар».

— У них не существует министерства культуры.

— В том-то и дело. У нас архаичные структуры индустрии инициируют архаичное кино. Я понимаю, что есть много театров, которые коммерчески без помощи не выжили бы. Хотя вряд ли государство поддерживает театры, вроде TEATРА.DOC, у которого спектакли про то, что свобода лучше несвободы.

— «Гоголь-центр» поддержали.

— И чем это закончилось? Капканы спрятаны в самой системе. Есть масса вещей, неурегулированных с точки зрения закона. Например, такая простейшая вещь, как реквизит.

Поэтому я бы госденег не стал касаться. Это моя позиция. Просто боюсь этой зависимости — у дяденьки прокурора или следователя широкое поле возможностей, масса вариантов тебя прищучить, даже если ты не виноват.

Нынешние протесты в Америке разрослись до такой степени не только потому, что белый полицейский задушил темнокожего. Да и не важно, что он преступник, важно, что представитель власти ведет себя как власть, над которой нет закона. И если бы государство сработало немедленно, виновные были бы арестованы, волнения не были бы столь масштабными.

— Сценарий «Процесса» Валерия Печейкина вам сразу понравился?

— Страшно рад нашему знакомству с Валерой и совместной работе. То, что он написал, на 98% как я это видел. Добавились или изменились только отдельные реплики после консультаций с адвокатами и судьями в отставке, понимающими, что можно сказать в суде, чего нельзя. Валера Валерьевич Печейкин талантливый, быстрый, четкий. Он наш ВВП.

— Ваша история включена в розетку сегодняшнего дня. Здесь и профилактика будущего преступления, и наказание за призыв к онлайн-митингу.

— Это крайне важно. Можно выдумать абсурд — это не работает. Когда же узнаешь фразы, мемы и тех, кто их произносит, — это касается лично тебя. Словно начинаешь изнутри видеть и чувствовать абсурд, в котором привычно существуем.

— Каким именно судом вдохновлялись?

— Здесь нет прямой аналогии. Ведь все примерно так устроено. У меня как у гражданина есть сомнения в справедливости происходящего.

Разумеется, среди ближайших параллелей — знаковый суд над Кириллом Серебренниковым и его «соучастниками». Я лично был на «спектакле, которого не было». Но я бы не хотел концентрироваться на конкретике. Это собирательный образ тотального абсурда.

— Знаменитые актеры согласились участвовать не потому, что оказались в вынужденном отпуске дома?

— Конечно, нет. Ни один из артистов не упирался, не капризничал. Честно говоря, даже не знаю, какие политические взгляды у этих людей. Просто отправил текст. И никто не отказывался, не хотел изменить свой текст. Крайне признателен актерам. Без них ничего бы не получилось.

Кастинг играет первостепенную роль, и каждый попал в свой вымышленный характер.

— Юлия Ауг в одном из спектаклей «Гоголь-центра» уже создала образ судьи как олицетворение беспредельной власти.

— Но пригласил я ее не поэтому. Во-первых, она талантлива. А во-вторых, она сама была одной из заявителей онлайн-митингов, и этой истории сопричастна.

— Ваш фильм «Марцефаль» — медленное питерское блюз-роковое киношоу со швами наружу, с запахом и ритмом ушедшего рок-н-ролльного времени. Вам формат скрин-лайф не тесен?

— Конечно, скрин-лайф не вытеснит большой экран или обычные сериалы, но займет свою нишу, станет самостоятельным жанром. Технологии движутся вперед. И скрин-лайф становится все более популярен. Мы снимали кино в зум не из-за карантина. Зум — один из героев фильма.

— Зум — герой нашего времени. Как работали, репетировали?

— Мне было комфортно. В России хороший скоростной интернет. Артисты что-то предлагали. Разумеется, была читка с поправками, расстановками — обычная застольная репетиция. С каждым актером обсудили образ, оценки, реакции.

Когда сняли первый дубль, я взял паузу, долго его анализировал. И понял, что второго дубля не надо, он убьет правду, начнется актерское циркачество. Даже сбои, оговорки остались. Не хотелось вычищать все до уровня кинематографа. И звук — не киношный — без петель-микрофонов. И все «подсмотренное».

— Недавно прошла премьера вашего американского фильма о коронавирусе. Расскажите о нем.

— Он называется «Американская история С». Один из владельцев большого YouTube-канала предложил мне сделать документальный фильм про то, как Америка переживает ковид. Я не журналист, но стало любопытно, смогу ли справиться, учитывая, что снимать вживую невозможно. Я взялся.

Вокруг столько разговоров о происходящем. И все они не отражают реальность. В целом это о том, что Америка в XXI веке столкнулась с двумя серьезнейшими вызовами: 11 сентября и ковид.

Первое происшествие, как мне кажется, объединило нацию. Во время второй граждан стали лишать свободы в той или иной степени. Но пока я про это снимал кино — все перевернулось. И Америка столкнулась с третьим вызовом — неуправляемыми протестами. Общество прилично разделилось.

Перед лицом террора нация объединилась, расцвела благотворительность во время пандемии, люди помогали друг другу продуктами. И произошла резкая поляризация. Во многом здесь вина Трампа. Если бы президент вышел в эфир на национальных каналах, извинился за действия полиции, призвал бы к национальному примирению, переговорам, призвал бы людей вернуться в дома… Увы.

Кто смотрит на все это со стороны, часто смешивает два разных потока: по всей стране очень много мирных протестов, под их прикрытием на улицу вывалились многочисленные лутеры, мародеры, экстремистские организации. И кажется, что протестуют исключительно черные.

Я снимал шествия и демонстрации, в которых шли белые и азиаты, шли люди всех рас. Увы, телевизионная картинка — часть пропаганды и способ манипулирования населением. А еще способ нагнетания истерии и отвлечения людей от серьезных и важных для каждого проблем.

— Что же теперь ваш фильм «Процесс» не выйдет?

— Я уверен, что фильм не только выйдет, но к сожалению, в наших условиях и обстоятельствах он не устареет еще очень долго.