Поначалу местные власти делали вид, будто не понимают, что случилось, режим ЧС межмуниципального характера был объявлен местными властями в Норильске и на Таймыре, ситуацию назвали локальной. То, что случилась не авария районного масштаба, а катастрофа, которая может повлиять на всю арктическую зону, понимали экологи, журналисты и коренные жители.
Поняла это и прокуратура: 31 мая прокурор Норильска заявил, что ЧС нужно объявлять национального уровня — того требует законодательство.
Однако прошли еще три дня, прежде чем это было сделано. И лишь 4 июня губернатор Красноярского края Усс добрался до Норильска. Региональная власть зашевелилась после публичного разноса губернатора на совещании у Владимира Путина. Того, где глава государства по предложению главы МЧС ввел режим чрезвычайной ситуации.
Краткий доклад Усса, где было упомянуто, что краевые власти начали действовать после появления сообщений в соцсетях, вызвал гнев первого лица. Путин поинтересовался у директора НТЭК, компании — собственника прохудившегося хранилища Сергея Липина, все ли в порядке у того со здоровьем, а у полинявшего лицом Усса — что он будет делать дальше. «Мы что, будем узнавать о чрезвычайных ситуациях из социальных сетей, что ли?» — возмутился президент.
Рискну предположить, что понятие «мы» в данном случае включало вовсе не лишенного слова Усса и Ко, а в большей степени Кремль. Случившееся в Норильске в очередной раз наглядно показало, что вертикальная структура власти несет риски для самой власти: трусливые чиновники, эффективность которых измеряется степенью лояльности, давно перестали сообщать в Москву о реальном ходе событий.
Рисовать идеальную картину менее рискованно, чем реальную. А качество власти и профессиональные навыки управленцев не выдерживают критики.
Впрочем, диалог на экстренном совещании продолжался. И вскрыл любопытное противостояние между собственником компании и МЧС.
Глава ведомства Евгений Зиничев настаивал в прямом эфире, что спасатели узнали о случившемся только 31-го числа, и это доказуемо документально. А Сергей Липин утверждал, что доклады были сделаны сразу, и сейчас он довольно активно продолжает транслировать эту позицию в норильских СМИ.
Настаивает, что об утечке дизтоплива в норильскую администрацию доложили 29 мая в 13:10 — через 15 минут после случившегося, а еще через 10 минут информация была в Москве. Его поддерживает операционный директор «Норникеля» Сергей Дяченко, который утверждает, что диспетчер предприятия сразу «передал информацию в городской штаб ГО и ЧС, специалисты которого неоднократно направляли это сообщение в Главное управление МЧС России по Красноярскому краю».
Не исключу, что правы оба: сообщение, сделанное в местные структуры, вполне могло дойти наверх, скажем так, не слишком оперативно. По причине, указанной выше: страх плюс полная деградация системы управления на всех уровнях.
Открытое публичное противостояние продолжается, впрочем, причины такой непримиримости сторон понятны: Путин на совещании потребовал вмешательства правоохранительных органов. А после такой команды посадки неизбежны, и первое задержание произошло сразу: через пару часов после совещания у президента был задержан начальник цеха ТЭЦ.
А Генпрокуратура объявила о возбуждении уже не одного, а трех уголовных дел: по ст. 250 УК («Загрязнение вод»), ч. 1 ст. 254 УК («Порча земли») и ст. 246 УК («Нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ»).
Гендиректору предприятия объявили предостережение о недопустимости нарушений закона при эксплуатации других особо опасных производственных объектов. Управлению Росприроднадзора по Красноярскому краю поручено провести в НТЭК внеплановую проверку, в Норильск вылетела глава федерального РПН Светлана Радионова.
Напомню, в первые дни после аварии она сообщала, что инспекторам собственник не позволяет осмотреть место ЧП. Радионова уже заявила, что предельно допустимые концентрации загрязнителей в реках, куда попало дизельное топливо после аварии, превышены в десятки тысяч раз. Федеральные каналы вдруг заметили норильскую катастрофу, блокирование негативных новостей о «Норникеле» перестало работать.
И вот уже в ток-шоу кричат, что ущерб был бы меньше, если бы все сделали вовремя, если б не молчали трусливо ответственные лица.
Осознавали ли при этом сами говорившие причастность к созданию атмосферы трусливого молчания вокруг разного рода ЧП, сращивания крупного бизнеса и чиновников, нарушения экологических прав населения, невыносимого давления на коренные народы? Позволю себе усомниться.
Прямо сейчас на берегу Карского моря — того самого, которому грозит отравление, в случае если движение норильской солярки вниз по течению таймырских рек не остановить, — так вот, на берегу моря «Газпром» и «Русгаздобыча» готовится к освоению Семаковского месторождения.
У ямальских ненцев фактически изымают сотни гектаров оленьих пастбищ. В акватории Тазовской губы, где ненцы добывают сига, построят погрузочный терминал. Это тоже драма, не столь крупная, как в «Норильске», но и норильская случилась не в один день.
Впрочем, вернемся к норильской катастрофе и ее последствиям. Итак, Владимир Путин поинтересовался планами Александра Усса по ликвидации разлива. Усс заявил, что единственный план — взять да и сжечь «в соответствующих емкостях». Правда, с прелестной искренностью оговорился: «Прогнозировать, что это пройдет успешно, я не могу».
Прямо на совещании идею раскритиковал министр природных ресурсов и экологии Дмитрий Кобылкин и посоветовал не изобретать чудеса, а применить проверенные реагенты.
Представить риски и последствия для окружающей среды от единовременного сжигания 20 тысяч тонн топлива трудно.
Одну экологическую катастрофу хотят устранить с помощью другой, так, что ли?
В Минприроды уже посчитали: если сжечь всю излившуюся в Долдыкан и Амбарку соляру, в атмосферу будет выброшено до 40 тысяч тонн вредных веществ — почти вдвое больше, чем масса самого топлива. Это оксиды углерода и азота, диоксид серы, углеводороды и альдегиды, сажа, свинец. Загрязнение природы Таймыра в результате такой «утилизации» ведомство назвало чрезвычайным.
Надо сказать, идея взять да и сжечь все вылившееся топливо, если и не принадлежит, то, по крайней мере, горячо поддержана собственником оного — НТЭК. Дескать, местность все равно труднодоступная, вывозить собранное долго и дорого. А сжечь — быстро и дешево. Дешево — это точно.
Рискну предположить, что этот фактор и определяет позицию компании, в которой, видимо, понимают, что финансовое бремя с большой вероятностью может лечь на «Норникель». Остальные аргументы, думаю, комментировать бессмысленно. В Норильске экологическую политику компании знают не понаслышке.
