В те годы, когда мужчины были широкоплечими, а женщины длинноногими, когда музыка хранилась на черных кругляшах пластмассы, а не в цифровом эфире, когда девушкам дарили не мобильные телефоны, а цветы, когда подлого слова «пиариться» не существовало, когда с Воробьевых гор в Москве и с холма в Лос-Анджелесе рядом с домом Робби Кригера открывалось небо, еще не проткнутое небоскребами, когда в моде был пацифик, когда кроссовок еще не изобрели и все носили кеды, когда процветали магазины фетровых шляп и колготки были новомодным изобретением, мгновенно снискавшим популярность у владелиц мини-юбок, когда лозунгом дня была любовь, а практикой жизни, как всегда, война, в те годы Джим Моррисон понял, что люди — люди странны.