От известия, что умер Роман Шустров — скульптор Петербургского ангела, — ощущение такое, будто снаряд разорвался совсем рядом. Даже те, кто не был знаком с Романом, а может, и фамилии его не слышал, знал его очень хорошо. Это наш петербургский Оле Лукойе. Только сказки он рассказывал, не разделяя нас, выросших детей, на плохих и хороших.

Он был добр ко всем. Мимо его главного персонажа, рожденного воображением, любовью и духом города — читающего ангела в Измайловском саду, — постоянно шли люди. Хотя нет, мимо — неудачное слово. Миновать ангела невозможно. Маленький, застенчивый, в старомодном пальто, скосолапив ноги в стоптанных ботинках, он сидит на спинке скамьи под зонтиком, с книжкой в руках, в окружении столетних деревьев, словно был здесь всегда. Свой, родной, домашний. С таким хорошо гонять чаи и хрустеть сушками.

Он настолько реальный, что совершенно не удивляешься, когда на соседнюю с ним скамейку присаживается удивительно похожая на него старушка, только не бронзовая, а живая. Мы с моими экскурсантами застали ее однажды за чтением детской книжки с помощью огромной лупы. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это «Эмиль из Лённеберги». Восхищенный народ подкрался с фотоаппаратами, но читательница, заметив такое внимание, не стала хмуриться и кукситься. Кажется, она отнеслась к публике как к воробьям, которые слетелись за крошками.

Появившийся всего восемь лет назад, он мгновенно оброс друзьями. Когда бы ты ни зашел в Измайловский сад, на бронзовых коленках всегда лежат гостинцы — яркие кленовые листья, цветы или конфеты… Если холодно — на шею повязан шарф. Такая у него особенность, вложенная его творцом как душа: он пробуждает в людях стремление любить и заботиться. Сколько раз я водила к нему приезжих и наблюдала, как расплывается у них по лицу блаженная улыбка. Каждый старался погладить чудаковатого ангела с книжкой по рукаву или крылу, посидеть рядом хоть минутку. Уходили оборачиваясь. С таким же чувством сейчас вспоминают Романа все, кто его знал.

Совсем недавно в Фонтанном Доме прошла его выставка. В какой-то момент Роман вышел из дверей, изображая паровоз. А к паровозу веревочкой были прицеплены вагончики — его смешные куклы на колесиках. Чудики, как их нежно называли сотрудники, готовившие выставку. Вышел и пошел по залу, рассеянно притоптывая и пританцовывая.

А теперь отцепился и ушел совсем. Оставил нам своих чудиков.

Татьяна Мэй,специально для «Новой в Петербурге»