— Зачем власти потребовалось вчера в экстренном порядке принимать закон, позволяющий дистанционное голосование?

— Ситуация в стране ухудшается, прежде всего для депутатов Госдумы. Они понимают, что их рейтинг падает и будет падать. Как минимум ближайший год экономика будет никудышной, соответственно у всех депутатов вероятность переизбрания невелика. Поэтому они заранее для себя пытаются создать условия, при которых с помощью обычных приемов фальсификата смогут обеспечить переизбрание. Они понимают, что в честной борьбе им уже вряд ли удастся сохранить свои места. Речь идет не только о выборах в Госдуму, но и о голосовании по поправкам в Конституцию. Если учитывать корпоративный характер государства, им необходимо гарантированное нахождение президента Владимира Путина у власти, потому что он способен обеспечить им переизбрание.

— Погодите, сейчас в Госдуме утверждают, что закон не будет распространяться на голосование по поправкам в Конституцию.

— Это действительно так, но для голосования по Конституции им и не нужно принимать новый закон. В существующем законе уже прописана такая функция, как электронное голосование. По почте, конечно, голосовать никто не будет, но сейчас это говорят скорее для отвлечение внимания.

— Какие из трех новых механизмов (электронное голосование, голосование по почте и расширение досрочного голосования) представляют наибольшую опасность для проведения честных выборов?

— В данном случае опасность представляет электронное голосование. Действия в этом формате уже отработаны, — понятно, что можно делать все, что угодно. Напустить ботов или потребовать от работодателей заставить своих сотрудников проголосовать электронно. Наблюдателей для подобных выборов не напасешься.

— Можно ли сравнить нововведение с системой ГАС «Выборы»? Ее также называли надежной, но впоследствии данные научились фальсифицировать.

— Нет, ГАС «Выборы» — это довольно простая вещь, которую у нас демонизировали. Фактически — это территориально-распределенный калькулятор, который умеет складывать информацию и обмениваться ей. Фальсифицировать он не умеет, наоборот после того, как цифры попадают в ГАС «Выборы», очень трудно что-то переделать. Фальсификат идет перед вводом данных в систему. Происходит это на уровне территориальных избирательных комиссий, где и находятся терминалы ГАС «Выборов».

— Не могли бы вы подробнее рассказать, как в таком случае выглядит процесс фальсификации?

— В стране около 95000 избирательных участков. Они объединены в примерно 2750 территориальных избирательный комиссий (ТИК) (число варьируется от выборов к выборам). Это район, в него могут входить 50 или 100 избирательных участков в зависимости от плотности населения. [Во время выборов] люди из участков привозят протоколы в ТИК, где они сводятся и данные финального протокола и вводятся в систему ГАС «Выборы». На уровне ТИКа становится понятно, достаточны ли цифры [голосования] или недостаточны. Если недостаточны, то из пятидесяти или из ста участков находятся тридцать, где есть доверенные люди, которые могут переписать протоколы. Это называется ночной фальсификат.

В итоге получилось, что за «Единую Россию» проголосовало 700 человек.

— Насколько распространен такой метод?

— Это происходит по всей России, но не на всех участках, а на меньшинстве. Зато метод куда более эффективный, чем дневной фальсификат. Если ты днем привезешь для голосования в автобусе 30 человек, ты получишь много шума и голоса 3% избирателей от общего числа голосующих (на каждом участке голосуют около тысячи человек). Ночью в протоколе можно приписать не 30 человек, а 300. К тому же, раньше протоколы никто не проверял. Наблюдатели начали заниматься этим после 2010 и 2011 годов. Они начали брать первичные протоколы и сравнивать их с последующими: в итоге все вылилось в Болотную площадь.

— Какие возможности для фальсификаций открываются при электронном голосовании?

— Когда вводится электронное голосование, у вас не будет наблюдателей. Не будет даже первичных протоколов. Несмотря на то, что на участках наблюдателям часто дают «битые» копии первичных протоколов (например, с неправильной печатью), которые потом нельзя использовать, при электронном голосовании вообще никаких протоколов не будет.

Раньше возможности для верификации убирали, уничтожая бюллетени: в удобное время в месте, где они хранятся, могло случиться наводнение или пожар. Сейчас обосновать удаление результатов голосования с компьютера можно будет даже коротким замыканием.

— Какие методы будут применять во время голосования по почте?

— Здесь все довольно очевидно. Насколько я понимаю существующую технологию (о том, как может выглядеть процедура пока официально не заявлялось — Ред.), человек должен распечатать бюллетень на своем принтере. Можно поставить ограничение печати в один экземпляр, но, если человек ошибся? Или распечатал, а потом сделал ксерокс или скан, сколько всего он сможет сделать бюллетеней? Если отдельный человек будет «химичить» с ними, его могут остановить. Однако, если этим будут заниматься заинтересованные члены ТИКа или региональные избиркомы,

Как потом наблюдателю проконтролировать их?

Конечно, потом можно ходить по адресам и спрашивать у живых людей, но такую информацию никто из наблюдателей получить не сможет — это персональные данные, которыми делиться нельзя. Когда интересы номенклатуры совпадают с нормой закона, закон соблюдается неукоснительно.

— Голосование по почте проходило в России и раньше на региональном уровне, однако, в нем почти никто не участвовал. Можно ли будет использовать механизм для массовых фальсификаций, если он не пользуется популярностью?

— Голосование по почте не пользовалось популярностью, потому люди к нему не привыкли. Они привыкли либо ходить на избирательный участок, либо не ходить. Навыка голосовать по почте у нас не было. Однако сейчас он появится, потому что голосование по почте проходит, опять же, в интересах номенклатуры. Они пойдут на все, чтобы этот интерес сохранить, в том числе не поленятся устроить голосование по почте.

— Отразится ли дистанцирование во время голосования на легитимности выборов?

— В глазах значительной части избирателей авторитет выборов уже подорван. Даже с учетом того, что [председатель Центральной избирательной комиссии России] Элла Памфилова старалась спасти ситуацию, удалось ей сделать это только в Москве, Санкт-Петербурге и в тех регионах, где есть независимое, образованное, европеизированное население. Таких у нас 20-25 млн. 15 млн. — это «электоральные султанаты», среди них, — Чечня, Дагестан, Тыва, Татарстан и т.д. У них у всех явка выше 80%, несмотря на то что люди, как и везде, к выборам относятся скептически. Зато там рисуют результаты. Получается, что региональные султанаты в итог вносят даже больше голосов, чем скептически настроенные регионы.

Чем меньше людей ходят на выборы, тем легче их фальсифицировать. В «электоральных султанатах» никто не спрашивает, ходил человек на выборы или нет. За него просто власть голосует, и никто против этого не борется, а те, кто борется, физически рискуют жизнью.

Власть не так уж сильно расстроена в том, что люди не заинтересованы в выборах. Это называется стратегия низкой явки. Ведь там, где работает админ ресурс, явку сделают какую угодно, как говорил спикер чеченского парламента, ныне покойный Дукуваха Абдурахманов, хоть 120%.