Сюжетыall.rubric.unknown

Дикий глаз, или Записки охотника на браконьеров

Герой советского истерна Горелов сам о себе — и мы о нем

Этот материал вышел в номере № 48 от 13 мая 2020
Читать
Фото: Юрий Рост / «Новая газета»
Фото: Юрий Рост / «Новая газета»

Юрий Горелов жил без спроса. Никому не должен. Землю, воду, воздух, животных, растения — то есть свой мир — Юрий Константинович Горелов получил в комплекте. На время.

— Что? — Он часто употреблял это «что?», хотя слышит замечательно. — Слушай, Юра! Все на время. Но это время, определенное каждому, принадлежит ему целиком. Значит, навсегда.

А я и не спорил. Он, разумеется, прав и в правоте своей распоряжался жизнью, как считал нужным. Сам. Поэтому без упрека и страха. Без страха.

— Горелов, — говорил я ему, — давай напечатаем памятку браконьера: «Юрий Константинович Горелов — зоолог, старший научный сотрудник заповедника Бадхыз на юге Туркмении. Рост выше среднего. Русоволос. В разговоре порывист. Реакция мгновенная. Отлично видит в темноте, за что получил кличку Кошачий Глаз. Улыбается открыто и много. Начитан. Образован замечательно. На левой руке нет фаланги большого пальца — следствие укуса змеи. Азартен. Постоянно готов к спору. Стреляет точно, в том числе и с движущегося автомобиля.

Из всех видов охоты признает одну — на браконьеров. В этой охоте беспощаден. Законы знает, но защищает не их, а природу. Чинов и званий не различает».

Ну как?

— На самом деле кличку мне дали Дикий Глаз, но так, как ты говоришь, — благозвучнее.

Фото: Юрий Рост / «Новая»
Фото: Юрий Рост / «Новая»

Он был ежесекундно готов к действию и всегда трезв. Алкоголь притупляет реакцию. Он не допускал мысли, что кто-то может его опередить. Может быть, это семейный опыт. Дед его по материнской линии — почетный потомственный гражданин Мурома, строивший Сырдарьинскую и Транссибирскую железные дороги, погиб в офицерском споре в Гражданскую войну. Кто-то хотел провести состав без очереди, возникла ссора. Он допустил ошибку (которую другой дед Горелова — генерал царской армии — не допустил бы). Железнодорожный дед вытащил пистолет позже, чем его оппонент.

— Я хочу тебе объяснить, — говорил мне Горелов: — В природе нет добра и нет зла. Морали нет. Есть целесообразность. Председатель Римского клуба спросил: куда стратегически идет человечество? Чему человек венец?

— Венец? Ты же говорил в заповеднике, что он, возможно, ошибка природы, — сказал я, — что он единственный из животного мира, кто способен разрушить среду обитания. Свою и других видов. Почему теперь венец?

— Потому что неизвестно. Природа действует методом проб и ошибок: либо вид выживает, либо гибнет. Без идеологии. Есть болгарская байка: сидит на ветке сорока и примеряет, извини, к заднице орех. (Я забыл сказать, что Горелов обычно не ругается.) Лиса спрашивает: «Что ты делаешь?» — «Хочу съесть». — «Так примерь его ко рту». — «Проглотить я его проглочу. А вот интересно посмотреть, как он выйдет».

— Человечество не думает, запуская какой-нибудь глобальный проект, что произойдет, когда оно проглотит кучу орехов. Похоже, мы перешли черту, до которой можно было остановиться. Дай бог, чтобы люди уцелели со своим страшным багажом. В самолет тебя с взрывчаткой и ядом не пустят. А на земле, откуда он взлетает и куда садится, человек волен взрывать, крушить и отравлять.

— Зачем же ты воюешь за природу на этом клочке суши, раз все обречено?

— Что? Не все! Я им не уступлю то, что могу сохранить. Не для примера вовсе. И они это знают.

За двадцать лет пребывания Горелова в заповеднике джейранов и куланов стали считать не десятками, а тысячами, он сохранил фисташковые леса, сократил прогоны отар через Бадхыз, свел браконьерство к опасному и наказуемому действу. Безусловно наказуемому. Ему все равно, кто создавал угрозу его зверью: местный житель или залетный начальник, сосед, командир заставы или армейское подразделение.

— Ты пришел с ружьем? Извини.

Когда Горелов, до смерти напугав, задержал и обезоружил (предварительно шарахнув из одностволки по радиатору машины) секретаря ЦК КП Туркмении и министра мелиорации, он не думал о том, как этот поступок может отразиться на его судьбе. Уверенность в своем деле давала Юрию Константиновичу одну привилегию — он не боялся быть плохим.

Фото: Юрий Рост / «Новая»
Фото: Юрий Рост / «Новая»

Спустя двадцать лет после того, как его, бывшего заместителя директора и старшего научного сотрудника (это я напоминаю вам, что Горелов по штатному расписанию не был обязан сам ловить браконьеров), выдавили из заповедника, он ночью въехал в районный центр Серахс. Возле отделения милиции, начальника которого он когда-то опередил (не то что его дедушка с материнской стороны), припечатав затылком к стенке, пока тот доставал оружие, и изрядно помяв за убитого джейрана, Горелов вышел из «уазика», чтобы спросить дорогу.

— Как выбраться из поселка? — спросил он у сидевших в темноте на скамейке людей.

— Может, тебе надо в Бадхыз?

— Да.

— Горелов, ты за что посадил моего отца? — спросили его из ночи.

— За браконьерство, — ответил Горелов.

Кто его узнал по голосу в темноте — сын чабана, шофера или родственник руководителя района — он не знал. Да его это и не интересовало. Он подумал, что, возможно, память о нем еще работает на заповедник.

Каким образом Горелов оказался в Бадхызе? Отец учился в военном училище. Воевал в армии Врангеля, в корпусе генерала Кутепова. Из Крыма под нажимом красных на пароходе покинул родину и отправился в Галиполи — на европейский берег Дарданелл.

Таинственный монстр — ужас Гоби

Таинственный монстр — ужас Гоби

Юрий Горелов и конец мифа

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68

Эмигрантская офицерская компания отца немцев не любила как бывших противников. Слово «патриот» в лексиконе отсутствовало, «родина» — тоже. Было слово «Россия». Национализм почитался явлением неприличным. Все следили за событиями в Союзе и ждали «смерти таракана». Зоологом Горелов решил стать, быть может, когда прочитал свою первую книжку про жизнь муравья. Он принялся с особенным усердием изучать то, что ему могло пригодиться в будущей профессии. И спортом он занимался лишь тем, который был бы полезен «в поле». Зоолог должен уметь стрелять, плавать, лазить по скалам, бороться…

В десятом классе он, заработав деньги, купил Дарвина «Происхождение видов» и с карандашом прошел эту книгу.

— С тех пор мое мировоззрение сформировалось окончательно и больше не менялось.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда отец Бескишкин (бывший подпоручик) спросил менеджера Горелова (бывшего подпоручика): «Костя, почему ты не ходишь в церковь?» — отец ответил:

«В церковь у нас ходят женщины, а мужчины Гореловы там бывают три раза: на крещении, на венчании и на отпевании. Два раза я был, с третьим не тороплюсь».

— Я не верующий, — внятно произнес Юрий Константинович, — может быть, от того, что у меня нет страха.

Он запомнил рассказ русского эмигранта профессора Мартино, который был комиссаром временного правительства по ликвидации царской охоты в Крыму. Внизу были то красные, то белые, то зеленые… И в горах то же самое — вольница. Но он продолжал защищать животных. У него был татарчонок Ахмет, который постоянно ловил браконьеров.

— Как ты это делаешь?

— Если браконьер один — ружье в живот и говорю: давай оружие, неси дичь на кордон. Если два — то же самое.

— А если больше?

— Говорю селям алейкум и прохожу мимо.

Нельзя проигрывать.

Фото: Юрий Рост / «Новая»
Фото: Юрий Рост / «Новая»

Умер Сталин. Горелов окончил университет, и семья стала думать о возвращении в Россию. Весной 55-го это произошло. Год Юра проработал учителем в Ростовской области, а потом отправился в Москву в Министерство сельского хозяйства проситься в заповедник.

В нем разглядели образованного зоолога и предложили несколько заповедников на выбор. Он остановился на Бадхызе. Там были в достатке его любимые млекопитающие и гады, и он мог применить свои знания. В течение многих лет он как зоолог был вне конкуренции. Его назначили заместителем директора.

Первый год он занимался наукой и присматривался.

Через Бадхыз ездили с оружием, браконьерство было нормой, зверей били нещадно, численность джейранов, куланов и архаров падала катастрофически, тысячные колхозные отары вытаптывали все, фисташку обирали местные жители и скот, дороги прокладывали кто где хотел.

Через год пребывания в заповеднике — осенью пятьдесят седьмого — он взял одностволку и вышел на тропу войны. За сохранение природы. Было Юре Горелову в это время двадцать шесть лет. Но он четко знал, что надо делать, понимая, если он уступит хоть чуть-чуть, его уберут, подставят или согнут.

Он был страстен. Мог посмотреть зверем и сымитировать нервный тик до такой степени правдоподобно, что задержанные думали: черт его знает — вдруг выстрелит. Он и стрелял по баллонам и радиаторам браконьерских машин и всегда попадал куда хотел. Уголовный кодекс он знал не хуже судей и выигрывал все дела о браконьерстве. Всегда опережал действия противника. Ненавидел и наказывал, отнюдь не словом, за матерщину, и не пускал никого, кроме друзей, за спину. Или мог стать так, что по тени видел, что делается сзади. Ружье у него было под мышкой, и при опасном движении за спиной он стрелял точно под ноги, производя ошеломительное впечатление: у него глаза на затылке.

Фото: Юрий Рост / «Новая»
Фото: Юрий Рост / «Новая»

Горелов оброс небольшой группой единомышленников, среди которых были одноглазый боевой капитан — инвалид Алексей Афанасьевич Бащенко со своей овчаркой Цыганкой, другой фронтовик — Александр Гарманов, Миша Шпигов в очках минус семнадцать и несколько местных жителей, среди которых мой знакомый шофер Арслан. Он знал, кто въехал в заповедник и на чем. У Горелова была своя разведка. Пограничники были спокойны за эту территорию и относились к зоологу с ружьем уважительно. А он к ним терпимо.


«Новая газета» предлагает вам документальные рассказы Горелова, которые нашла его жена Раиса в бумагах этого удивлявшего мир человека. Мы писали о Юрии Константиновиче.

Он был постоянным и преданным нашим читателем. Вполне допускаем, что он хотел напечатать свои рукописные тексты в «Новой». Но был скромен и строг к себе.

Без основания.

Блеф

Москва и Россия не одно и то же. Слишком разные возможности жизни и работы в стране и ее столице. Разница в этом разделении возникла не вчера, только гонор у москвичей раньше был куда ниже. Всех приезжих зоологов, в первую очередь энтомологов и герпетологов, особенно студентов, мы предупреждали, что камни, которые они переворачивали в поисках животных, следует возвращать на место. Реакция на это замечание была разной. — Зачем вы об этом нам говорите? Это подразумевается само собой, — удивлялись эстонцы. — А кому это нужно? — возмущалось большинство приезжих из разных городов. Приходилось им растолковывать, кому и зачем это нужно. — Не станем мы ворочать камни лишний раз — заявляли многие москвичи. Из Ашхабада через кордон Акар-Чешме проезжают автомашины московских геологов. В кабине лежит охотничья двустволка. Спрашиваю документы и забираю ружье. — Мы из Москвы. Объясняю, что мы против Москвы и москвичей ничего не имеем, но ехать через заповедник с оружием наготове нельзя. — Но мы же из Москвы! — удивляются геологи. — А ружье при чем? — Для охраны. У нас секретные документы. — Положите разобранное ружье с документами во вьючный ящик. А для охраны секретных документов получите кабурное оружие. — Чего-чего? — Кабурное оружие — это пистолет или револьвер. Наконец мне надоедает вся эта тягомотина, и я спрашиваю кто у них министр. — Сидоренко, — отвечают. — Так вот. С вас по 50 рублей штрафа, ружье изымается. Штраф оплатить в Кушке. Если он не будет оплачен вовремя, я по старому знакомству пишу личное письмо Александру Васильевичу Сидоренко о вашем поведении в заповеднике. Кстати, он не только министр, но и академик АН СССР. Докторскую диссертацию он писал по материалам, собранным в Южной Туркмении, в том числе и в Бадхызском заповеднике. Я, действительно, знал печатные работы Александра Васильевича по Туркмении. Встречались мы с ним на какой-то научной конференции. Александр Васильевич навряд ли помнил меня, но мои клиенты наверняка об этом не знали. Передохнув, они поехали в Кушку платить штраф. Блеф хорош не только в карточной игре!

Бащенко

Алексей Афанасьевич — человек среднего роста, среднего телосложения, жилистый, с рельефной мускулатурой, кадровый военный, потерявший на фронте один глаз. Вторым глазом он видел лучше любого зрячего, а уж чужие грехи и недостатки усматривал, как говорится, не глядя. В каком-нибудь учреждении его любовь к порядку была бы избыточной, но в заповеднике он был на своем месте, на счастье природы и беду всех нарушителей заповедного режима. Бащенко понял, что держать малыми силами оборону десятков километров границы заповедника от браконьеров обычными мерами невозможно. Он изобрел метод борьбы с браконьерами — «минирование» браконьерских дорог. В консервную банку он ставил большой гвоздь и заливал его бетоном. Такую «мину» можно было установить в любом грунте, кроме каменистого. Торчащие гвозди маскировались подручным материалом. «Мои гвозди не отдыхают, не пьянствуют, не берут взяток и не отличают простого шофера от начальника. Это вам не наши лесники» — говорил Бащенко. Учитывая, что до ближайшего гаража было не менее 100 км, потерявшие все колеса браконьеры оказывались в экстремальном положении, особенно летом. Гвоздей А.А. не жалел и не знал сколько сотен «крестников» у него накопилось более чем за 20 лет работы. Привлечь «минера» к ответственности было невозможно — свидетелей не было, а стандартный ответ на обвинения был: «Эти гвозди поставили браконьеры против автомашин заповедника». Правда, когда однажды на гвозди сел сам председатель Совмина республики, директора заповедника уволили с работы, хотя он никакого отношения к гвоздям не имел. Алексей Афанасьевич мог в одиночку объявить войну военному подразделению. Рядом с заповедником располагалась точка локаторов. Однажды, объезжая на своем мотоцикле границы заповедника, он засек два свежих следа автомашины, заехавшей в заповедник. Алексей Афанасьевич не сомневался, что это локаторщики поехали за дровами. И не просто в заповедник, а в его Бащинковский сектор! Преступление, требующее немедленной кары! Он достал из люльки мотоцикла свои «мины» и установил их на дороге. Сделав свое дело, Бащенко отъехал километра на два за сопку, поднялся на ее вершину, откуда открывалась отличная панорама. Через пару часов два военных грузовика с дровами по своим следам двинулись на заботливо установленные гвозди. На следующий день Алексей Афанасьевич поехал по своей тропе посмотреть, что стало с машинами, и сел колесами своего мотоцикла на гвозди, установленные против него солдатами. Вызов Бащенко принял. Вечером, когда солдаты после ужина толпились перед столовой, к ним на жеребце подъехал Бащенко. Он был одет в офицерский мундир с орденами и медалями, через пустую глазницу нацепил пиратскую повязку. Выстрелом из карабина в воздух, он собрал офицеров и солдат вокруг себя, вынул лист бумаги и громко зачитал: «Ультиматум». Далее следовало что-то вроде письма запорожцев турецкому султану. Военным он разрешил передвигаться по территории части не дальше столовой и туалета. Его подняли на смех. Утром машина, развозящая дежурную смену солдат, осталась без баллонов. Помчались на другой автомашине на кордон к Бащенко выяснять отношения и тут же сели на гвозди. Правда, предусмотрительный Алексей Афанасьевич в этот раз не ночевал на кордоне. Береженого и бог бережет, а на войне и бока могут намять. На следующий день в части не осталось ни одной автомашины на ходу. Все дороги были полностью перекрыты. Через три дня офицеры роты пешком с бутылкой водки явились к Бащенко заключать мирный договор, признав свою полную капитуляцию.

Слово аксакалов

Cерия судебных дел напугала браконьеров. Они начали относиться к возможности своего задержания с большой опаской. Одно дело штраф, другое — тюрьма. Как раз в это время Берекет Акылов вместе с нашим лесничим Василием Махленцом ехали на водовозке из заповедника в Моргуновку — центральную усадьбу заповедника. Отъехав от Кызыл-Джара примерно 10 километров, они наскочили на двух охотников-мотоциклистов. Поймать мотоциклиста на автомашине практически невозможно, но для молодого Берекета слово «невозможно» не существовало, независимо от того, что ему предстояло сделать: подраться с группой молодых лейтенантов, охмурить кушкинскую красотку или поймать браконьеров. Берекет загнал мотоциклистов на посев пустынных кустарников и крутился за ними через борозды, пока седоки — два молодых казаха — не свалились вместе с мотоциклом. Кроме ружья у них была лиса, добытая не в сезон охоты. Все это тянуло на 130 рублей штрафа и конфискацию ружья. Вообще ерунда, но напуганная рядом процессов — в тот год за браконьерство сидело 10 человек — казахская община встревожилась. Казахское землячество в Туркмении жило очень дружно и всегда выручало своих. В один прекрасный день ко мне на центральную усадьбу заповедника приехал начальник охраны заповедника Кутлыбай, хитрющий казах. Он просил меня приехать вместе с ним в Кызыл-Джар поговорить с казахскими старейшинами. Стариков надо уважать, пришлось ехать. Рядом с кордоном стояли две юрты, специально установленные по случаю дипломатической встречи. В одной из них на коврах возлежало полтора десятка аксакалов, пивших черный чай с молоком. Рядом с соседней юртой варился бешбармак и жарилось свежее мясо. Кутлыбай считался местным босом, отличался вальяжной неторопливостью, а сейчас бегал с чайником как мальчишка. Таким я его видел в первый раз. Перед юртами все это время стояли на солнцепеке неудачливые охотники. Меня попросили пройти к аксакалам. Те сидели, переполненные собственным достоинством. После чая начались переговоры. Мне сказали, что старики ручаются за своих охотников. Более того, обещали, что ни один казах близко не подъедет к заповеднику. От меня требовалось только не доводить дело до суда. Случай был пустяковый. Никакого нарушения Уголовного кодекса не было. Об этом старики не подозревали. Штраф был уже оплачен. Объяснять все это аксакалам я не стал. Просто сказал, что для меня их слова достаточны. Просить бритобородого и сравнительно молодого русского (это, увы, было много лет тому назад!) белобородым старикам было обидно. Поэтому молодые охотники должны были расплатиться сполна. Аксакалы вышли из юрты. У каждого на правой руке на ремешке весела камча — короткая плетка, сплетенная из тонких полосок кожи. Такой камчой казах может слепня на лету сшибить. Аксакалы окружили молодых. По спинам били от души, а выше — только по ушам и самым кончикам плетки. Нанеся несколько ударов, одни старики отходили отдышаться, а на их смену заступали другие. Через пару минут уши наказанных были красные как помидоры и почти такого же размера. Слово стариков было крепким. Казахи больше не появлялись рядом с заповедником.

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow