— Сколько сейчас в российских домах престарелых заболевших? Как меняется эта статистика? Везде ли введен карантин?

— Если говорить о подтвержденных вспышках COVID, то замминистра труда Ольга Баталина озвучивала недавно цифру: заболевшие есть в 16 домах престарелых и ПНИ в 7 регионах. Обо всех этих случаях мы тоже знаем. Но поскольку ситуация меняется ежедневно, думаю, что этих случаев уже больше. Хуже всего, когда мы сталкиваемся не с трудностями учета, а с нежеланием администрации домов говорить правду. На мой взгляд, сокрытие случаев заболевания, когда по версии руководства люди массово болеют «просто ОРВИ» или «у нас был один случай, но мы быстро человека изолировали, теперь все хорошо», и тому подобные, лишает людей, живущих и работающих в этих учреждениях, возможности получить своевременную помощь.

Опыт стран, проходящих эпидемию раньше нас, показал: с

ВОЗ опубликовала статистику. Практически половина умерших в мире от коронавируса — жильцы домов престарелых. Не знаю, какие еще нужны нам доказательства, чтобы понять всю остроту угрозы?

Карантин в домах престарелых, и это нужно понимать, двух видов: превентивная изоляция и изоляция во время вспышки COVID. Большая часть стационарных учреждений соцзащиты для пожилых и инвалидов (в стране их более 1300 плюс аналогичные учреждения, подведомственные Министерству здравоохранения) уже превентивно изолировалась. И это хорошо, хотя и не панацея, увы. Ну а в тех, что стали очагами эпидемии, вводятся другие меры изоляции, карантина. Значительно более сложные и трудоемкие.

— Самая большая проблема сейчас в здравоохранении — острый дефицит медработников. А в домах престарелых что происходит?

— Для понимания. У нас есть соцработники, которые оказывают социальные услуги на дому, и сотрудники стационарных учреждений соцзащиты. Вот если говорить обо всех вместе, то у нас и в «мирное» время была серьезнейшая их нехватка. Социальная сфера, как и здравоохранение, пережила оптимизацию. Уязвимость «социалки» еще и в том, что она финансируется из региональных бюджетов, и поэтому в дотационных регионах с персоналом совсем плохо. Когда три года назад мы начинали пилотный проект по системе долговременного ухода за пожилыми людьми и инвалидами, на дома престарелых и ПНИ в среднем по стране приходилось по одной нянечке на 25–30 лежачих, маломобильных. Иногда соотношение было и 1 к 50. Мы за три года добились общими усилиями, что рекомендованное соотношение в стационарах теперь 1 к 8. Но это пока только рекомендации Минтруда, и пока этого удалось добиться в основном в учреждениях пилотных регионов.

Нынешняя ситуация обострила проблему. Сейчас, с одной стороны, многие соцработники выбыли из рабочего процесса: кто-то ушел на больничный, кто-то на самоизоляцию (им более 65 лет). С другой стороны, критически увеличилось количество людей, нуждающихся в помощи. Произошло массовое выявление на дому тех, кто раньше просто не обращался в органы социальной защиты, справлялся своими силами или с помощью родственников. Общее количество нуждающихся в уходе и сопровождении людей, по нашей оценке, может превышать два миллиона человек. И среди них больше 250 тысяч пожилых людей и инвалидов, живущих в домах престарелых и ПНИ.

Для этого делается смена на 14 дней, а где-то на месяц. То есть если у вас не хватало персонала, то теперь вы поделили его на два и вывели на тот же объем работы половину. Если мы представим себе реальную жизнь сотрудников этих учреждений, то поймем, что часть из них — одинокие мамы, у части есть престарелые родители, часть живет в основном своим хозяйством — соответственно, они никак не могут изолироваться. Еще следует добавить неизбежное: часть этих людей уже носители вируса, и если тесты проводятся вовремя, то их не допускают до вахты. Ну и есть часть людей, которая просто не готова рисковать здоровьем и жизнью.

Так что если все оценить — получится, что у нас сейчас очень большой дефицит.

Ну и в тех учреждениях, в которых есть и, увы, будет очаг, заболеют практически все сотрудники. И не только потому, что сейчас нет достаточного количества СИЗов (средств индивидуальной защиты. — Н. Ч.), но и потому, что такое учреждение будет фактически полевым госпиталем. Мы уже знаем, как сложно уберечь врачей. Тут будет то же самое.

— Какие ресурсы могли бы помочь экстренно решить эту проблему?

— Экстренно у нас обычно происходит что-нибудь нехорошее. Скорее, надо бы думать о достаточности мер, чтобы они помогли максимальному количеству людей.

Сейчас в регионах всех, кого могут, в домах престарелых, ПНИ и надомных службах поставили «под ружье». Подключили волонтеров, соседские сообщества, которые помогают с доставкой продуктов, лекарств. Некоторое количество детей и молодых ребят получается на время эпидемии забрать из учреждений в семьи и квартиры временного проживания. Но это все не решит, увы, проблемы.

Что еще можно сделать? Мы несколько дней назад отправили запросы в Минобороны, Минтруд и Минздрав с предложениями по привлечению армейских частей и МЧС. Мы основывались на тех мерах, которые в мире уже были предприняты именно для поддержки интернатов. Их силами можно проводить дезинфекцию тех интернатов, где подтверждены заражения. К примеру, в Вяземском доме престарелых военные поставили палатку-санпропускник. Можно прислать специалистов помочь грамотно развести чистые и грязные зоны в учреждениях. Можно сделать мобильные госпитали рядом с крупными стационарами. Вообще, конечно, хотелось бы, чтобы армию и МЧС привлекли на том этапе, когда они могут помочь живым. И не пришлось бы проходить страшный опыт Испании. Посмотрим, какие решения будут приняты.

Ну и главное, о чем мы говорим все время, — необходима экстренная финансовая поддержка соцслужб со стороны государства. Сейчас есть вполне правильные рекомендации Минтруда по поддержке сотрудников соцзащиты, которые работают в условиях эпидемии. Но очевидно, что дотационные регионы не справятся с этой задачей сами.

Хоть я и директор благотворительного фонда, и мы начинали с волонтерской работы и продолжаем ее, я не буду говорить, что

В учреждениях нужны люди, имеющие профессиональный опыт ухода за пожилыми, за людьми с психическими нарушениями. И это требует навыков. А в момент заражения и вовсе нужны еще и медсестры в большем, чем обычно, количестве, и врачи. Эти люди должны будут зайти в учреждение минимум на 14 дней. Это работа, а не помощь в свободное время.

То же самое на дому. Если надо ухаживать за человеком, лежащим после инсульта, за дементной пожилой женщиной, это должен делать опытный соцработник, помощник по уходу. Тем более в условиях, когда нужно соблюдать все меры предосторожности.

Из обеспечительных мер, которые не связаны с персоналом, надо срочно решать вопрос с СИЗами для соцзащиты. Признать, что это такая же первоочередная проблема, как у медиков.

Уже сейчас по опыту Вяземского дома престарелых можно сказать, что понадобится превращать интернаты в полевые госпитали. Это позволит не отвозить ослабленных людей в больницы без реальных оснований. И больницы не выдержат, если в них из какого-нибудь крупного учреждения сразу отвезут 50–100 человек. Даже 20–30 человек для региональных больниц — проблема. Но еще важнее, что сама перевозка и без того слабых, больных, престарелых людей уже ухудшает их состояние. А то что больницы не приспособлены к уходу за такими пациентами, делает риск плохого исхода для них во много раз большим. Лучше бы иметь возможность максимально сделать все необходимое для них в самом интернате.

— С чем чаще всего сейчас обращаются в фонд?

— «Сейчас» — понятие растяжимое. С начала эпидемии мы получили годовую норму просьб о помощи с подгузниками и средствами ухода, именно потому, что на поставках необходимого карантин сказался сразу и не лучшим образом. Потом многие учреждения просят хлорсодержащие средства дезинфекции, средства индивидуальной защиты не только потому, что у них нет денег, но и потому, что никто не выходил на тендеры, не было даже единственного поставщика. В последние пару недель мы стали оптовым поставщиком раскладушек, чайников и микроволновок. Выяснилось, что персоналу, несущему вахту в полной изоляции, было не на чем спать и нечего есть.

При этом мы не перестаем помогать с оплатой дополнительного персонала в подопечных домах престарелых, с которыми работали до эпидемии.

А теперь мы начинаем срочно оплачивать дополнительный персонал в тех регионах, где ситуация ухудшилась.

Еще, поскольку у нас большой проект по видеоволонтерству в домах престарелых и ПНИ «Мы рядом», мы закупаем планшеты, ноутбуки, оплачиваем интернет. Иначе организовать это видеоволонтерство просто не везде и получится. А людям сейчас очень нужна постоянная связь с внешним миром, чтобы изоляция учреждений не отрезала их от жизни.

Еще учреждениям нужна юридическая, методическая, психологическая помощь.

У нас есть горячая линия для пожилых людей, которые живут дома. Но тут уж, как у всех горячих линий, обращаются все и обо всем. Ситуация очень тяжелая у многих и многих людей.

— Где сейчас труднее всего?

— Не знаю, как оценить. Тем, кто задыхается в реанимациях и особенно вне реанимаций. Медикам, всем сотрудникам больниц. Тем, кто лишился работы и не знает, чем кормить детей. Мигрантам. Людям, живущим на улице.

Я могу сказать о той боли, которая гложет меня и моих коллег. У этого вируса есть видимые жертвы. И те, кого он убивает исподтишка.

Мы все сейчас видим «красную зону». Мы справедливо боимся тяжело заболеть и умереть от ковида. И видим героические усилия врачей, которые спасают заболевших. Но у нас есть «слепая зона».

Среди них многие не могут сами поесть, не могут передвигаться. Есть большое количество людей с психическими расстройствами, деменцией. Всем этим людям нужен уход и сопровождение, многим это нужно ежедневно. Борьба с эпидемией сейчас не учитывает их потребностей. И в этой «слепой зоне» как раз держит оборону соцзащита. Для нас самое страшное, если мы сейчас начнем терять наших подопечных, а это уже происходит. Не потому, что их врачи не смогли спасти от вируса, а потому, что им не хватило ухода и помощи.