Инфоповод для моей реплики сегодня праздничный: российский Forbes потрафил читателям историей успеха под названием «Стартап с российскими корнями Miro привлек $50 млн от фонда с участием Цукерберга».

Событие и в самом деле приятное, потому как о российских корнях онлайн-площадки Miro догадаться сложно: читатель, заглянувший на портал miro.com, увидит лишь яркую и традиционную для современной американской корпоративной веб-эстетики картинку, в которой «русский дух» проявлен эксклюзивно на странице About в виде фамилий руководителей и творческого костяка компании.

В нулевые годы, когда отечественные софтверные разработчики совершали первые робкие вылазки на просторы англоязычного интернета, я в своей еженедельной колонке «Голубятня» в журнале «Компьютерра» исходил сарказмом в адрес программистов, которые при оформлении порталов делали все возможное для сокрытия малейшего признака их национальной принадлежности. Сами программисты мне потом объясняли, что, не дай бог, американский или европейский купец узнает, что программу делали «русские», — никогда не купит.

Почему так? Потому что репутация у соотечественников в мире тогда была жуткая: если «русский», значит, непременно хакер, пират, вирусописатель и осквернитель священных коров западной цивилизации, взращенных на силосе копирайта.

Мрачные времена «русской» сегрегации, слава богу, остались в прошлом, и сегодня усилиями талантливых, а зачастую — гениальных — отечественных программистов и антрепренеров репутация наша в мире информационных технологий вознеслась до Олимпа. По этой причине на портале Miro.com «русский дух» низведен до фамилий не потому, что кто-то чего-то стесняется, а потому, что и компания Miro, и его пермские учредители — Андрей Хусид и Олег Шардин — заслуженно полагают себя гражданами Нового мира.

Этот Новый мир — единое гиперинформационное пространство, вознесенное над государственными границами, не признающее искусственных ограничений, отторгающее любую попытку самоутверждения за счет неприятия сомнительного «чужого» и воспевания величественного «своего».

В подобном контексте с энтузиазмом разделяю гордость пермичей за соотечественников в связи с получением щедрых инвестиций и присоединяюсь к поздравлениям Forbes. Тем более что успех Miro наглядно демонстрирует: путь к реально большим деньгам, никак не связанным с распилом, нашим людям отнюдь не заказан.

Завершив парадную часть реплики, мне бы хотелось теперь поразмышлять вслух над чередой странностей, связанных не с компанией Miro, а с нашим восприятием доброй вести.

Перечитаем еще раз заголовок статьи в Forbes: «Стартап с российскими корнями Miro привлек $50 млн от фонда с участием Цукерберга». 20 лет в журналистике — достаточный срок, чтобы разобраться с принципами написания заголовков, поэтому спешу уверить читателя: название статьи о Miro — это не прихоть автора (Ильмиры Гайсиной) и не прихоть редактора, а необходимость, продиктованная пониманием реальности: заголовки оформляют всегда так, как их хочет видеть читатель. Ибо у заголовков одна задача: захватить внимание аудитории.

В заголовке истории Miro три ключевых слова: «стартап», «50 миллионов долларов», «фонд с участием Цукерберга».

Начнем со «стартапа». Miro не стартап ни разу. Словарное определение слова: «Стартап — это компания с короткой историей операционной деятельности». Компанию Miro Андрей Хусид основал в 2011 году. ДЕВЯТЬ лет назад! Так написано в самой статье. Можно только догадываться, сколько труда, бессонных офисных вигилий и разочарований ушло у команды Хусида и Шардина на то, чтобы добиться мирового признания, довести клиентскую базу до 5 миллионов пользователей и собрать от инвесторов в общей сложности более 76 миллионов долларов.

И вот теперь девять тернистых лет с легкой руки моих коллег замкнулись в молодцеватое слово «стартап». Почему? Потому что мои коллеги такие бесчувственные? Нет, конечно. Потому что именно такую формулировку хочет слышать от нас читатель. Потому что, если нашему человеку сказать: «Давай, брат, начинай пахать денно и нощно девять лет кряду, а потом, глядишь, может, и получишь 50 миллионов долларов. Ну, или — дырку от бублика. Это уж как масть ляжет», наш человек ответит: «Да пошел ты! Тоже мне success story! Головокружительный успех — это когда скатерть-самобранка. Это когда «стартап»: зарегистрировал ООО или ИП, снял офис, только-только начал что-то ковырять, а тут — на тебе! —

Запоминаем эту ментальную конструкцию и движемся дальше. Итак, «стартап» получил 50 миллионов долларов. То есть получил очень много денег, даже представить невозможно сколько. А дал их «фонд с участием Цукерберга».

Фонд, о котором идет речь, называется ICONIQ Capital. ICONIQ Capital — большое имя в Кремниевой долине. Фонд занимает 29-е место по количеству инвестиций в компании-единороги. Единорогами называют частные компании, чья стоимость превышает 1 миллиард долларов. Всего в мире сегодня более 400 единорогов. ICONIQ Capital вложил деньги в 17 из них. В послужном списке этого фонда такие гиганты, как Uber и Flipkart.

Возглавляет ICONIQ Capital индус из Южной Африки Дивеш Макан, который в 2004 году, будучи брокером Goldman Sachs, удачно познакомился с Марком Цукербергом, что позволило вложить деньги в Facebook, пребывавший в то время в эмбриональном состоянии. Впоследствии Дивеш удачно прошелся по друзьям Цукерберга и привлек в свой фонд деньги от Дастина Московица и Шерил Зандберг (оба из Facebook), Джека Дорси (Twitter) и Рейда Хоффмана (LinkedIn).

Одним словом, ICONIQ Capital — топ-инвестор в сфере продвинутых технологий, и Miro реально (и заслуженно) повезло.

Тем круче звучит новостной слоган об успехе Miro, брошенный соотечественникам: стартапу достались 50 миллионов от самого Цукерберга! Считай, джекпот, сорванный в «Спортлото».

Предвижу возражение: натяжечка у тебя выходит, автор. Разве не все обыватели в мире любят быстрые выигрыши на халяву? А раз так, то заголовок с аналогичными акцентами естественно смотрелся бы в любой прессе, не только российской.

Предлагаю провести эксперимент: вбейте в Google «Miro ICONIQ Capital site:com» (последний параметр ограничивает поиск доменами com, расположенными в массе своей за пределами русскоязычного пространства) и просмотрите подряд статьи на первой странице. Все они без исключения раскрывают тему инвестиции через одну призму: Miro давно работает в данном сегменте рынка, снискал блестящую профессиональную репутацию, поэтому деньги от ICONIQ Capital — заслуженная награда многолетних усилий.

Почему сегодня? Потому что мир с головой ушел в онлайн из-за эпидемии коронавируса, а продукт Miro оказался лучшим среди конкурентов в популярном рыночном секторе visual collaboration, визуального сотрудничества.

Самой показательной публикацией, на мой взгляд, является заметка из блога самого ICONIQ Capital на портале Medium. Статья от 23 апреля под названием «Miro: там, где команда делает свое дело». Вот как выглядит мотивация выделения денег, что говорится, из первых уст, от самих инвесторов.

Читаем начало статьи: «Художник Жоан Миро, эпоним нашей последней инвестиции, говорил, что произведение искусства должно рождаться из огня души, а воплощаться в жизнь с клинической беспристрастностью. Именно такое соединение неутихающей страсти и отточенного исполнения, дополненные пониманием перспектив визуального сотрудничества в формате онлайн, привлекло нас в Miro и ее первоклассной команде, возглавляемой Андреем, Гришей, Женей и другими».

Это мнение инвесторов о причинах выбора бизнеса для вложения капитала: видение будущего, преданность идее, бесконечное трудолюбие и роскошная команда.

И теперь сравните с отечественным джекпотом от самого Цукерберга.

Мысли вслух выше относятся к первой странности, связанной с патологически расставленными акцентами при подаче новости. Расставленными, повторюсь, не по воле пишущей братии, а токмо по запросам аудитории.

Разбор второй странности позволит нам, надеюсь, не только понять, почему штаб-квартира Miro находится в Сан-Франциско, но и почему запросы аудитории выходят такими ущербными.

Справедливости ради нужно сказать, что у Miro много офисов: один — в Амстердаме, другой — в Остине, третий — в Лос-Анджелесе. Разумеется, есть офис и на родине — в Перми. Иначе и быть не может: у Miro более 300 сотрудников, а в этом году планируют добрать еще 150. Однако штаб-квартира, то есть место головного представительства для координации усилий, — в Сан-Франциско. Почему?

Вопрос может показаться странным: что значит почему? Потому что от тамошнего офиса Miro до Кремниевой долины ехать 35 минут на машине! Кремниевая долина — сердце мировых IT, и успешной IT-компании вроде Miro логично находиться там, где бьется сердце индустрии.

Итак, Miro разрабатывает продукты в Перми, а получает финансирование и набирает клиентов в Соединенных Штатах. Происходит это, потому что в родных местах нет спроса на IT.

Последняя моя фраза может показаться чистым абсурдом. С какой стати в России нет спроса на IT? Любой, кто путешествовал по миру, не даст соврать: компьютерное и технологическое оснащение Москвы и многих других городов РФ, равно как и удобство получения услуг онлайн находятся в нашей стране на уровне, почти недосягаемом для большинства точек планеты. Включая Евросоюз и Соединенные Штаты. Почему тогда не нашлось места бизнесу Miro?

Для того чтобы ответить на вопрос, нам придется слегка углубиться в специфику того, чем занимается компания с пермскими корнями.

Продукт Miro — это онлайн-площадка, на которой сотрудники предприятия дистанционно связываются друг с другом для совместного выполнения работ. При этом онлайн-площадка Miro существенно отличается от того, к чему мы привыкли во время самоизоляции, работая в скайпе или Zoom. Выше я вскользь уже поминал, что Miro оперирует в секторе, известном как visual collaboration, визуального сотрудничества.

Видеоконференция (вроде скайп) — это площадка, предназначенная в первую очередь для равноправного обмена информацией между участниками в режиме реального времени. Каждый может высказаться либо что-то продемонстрировать с экрана своего компьютера — документ, видео, фотографию, программу.

Вебинарная площадка (вроде Zoom) — это такая же видеоконференция, с той разницей, что устанавливается иерархия: есть преподаватель, наделенный правами администратора, и есть ученики, которые спрашивают у преподавателя разрешения на любое действие. Преподаватель объясняет тему и также демонстрирует что-то на своем экране. Обычно — слайды презентации.

В отличие от того и другого, площадка для визуального сотрудничества (вроде Miro) реализует совершенно иную формулу взаимодействия: на экране выводится общая виртуальная доска, неограниченная в пространстве, на которой все участники общения совместно работают. На эту доску каждый может вынести любой визуальный объект: от электронной таблицы до интерактивного прототипа, от плана действий до диаграммы последовательности операций, от электросхемы и инженерного чертежа до видеоклипа и интеллект-карты.

Можно сказать, что площадка Miro близка тому, что мы находим в классических программах ведения совместной работы онлайн (Trello, Asana, Jira, DaPulse, Insightly, Toodledo, Allthings, Wrike и т. п.), однако у Miro акценты сильно смещены в сторону визуальных форм группового творчества. Доска Miro — не площадка для координации усилий по выполнению делегированных задач, а интеллект-карта (и ее разнообразные вариации — от канбана и брейнрайтинга до дорожных карт). Интеллект-карта — это инструмент для создания нового, а не для имплементации ранее созданного.

Изюминка в том, что подобная форма визуального группового творчества отнюдь не универсальна. Visual collaboration более чем уместен в бизнес-модели, построенной на «фанки» или «аджайл», однако выглядит не пришитым рукавом в традиционном деловом процессе, основанном на вертикальной парадигме.

Полагаю, теперь мы готовы ответить на вопрос, почему штаб-квартира Miro в Сан-Франциско, а не в Перми или Москве. Потому что

Потому что наша страна в плане делового формата живет глубоко в прошлом веке, а вертикальная командная парадигма — это доминирующая универсальная форма взаимоотношения между сотрудниками компаний. Вернее, между начальниками и их подчиненными.

По этой причине идеальная площадка для совместной работы в условиях самоизоляции в России — не Miro, а скайп и Zoom. И там, и там на «доске» — голова руководителя, который спускает сотрудникам поставленные задачи, уходит в оффлайн, а потом возвращается для получения отчетов и раздачи карамелек / тумаков. В эту парадигму просто некуда воткнуть интеллект-карту с ее мозговым штормом, креативным равенством и «тыканьем» подчиненных начальникам.

Наше государство реально осваивает информационные технологии и делает это эффективно, смело и быстро. Браво. Посмотрим теперь, где эти технологии задействуются:

• почти идеальные порталы госуслуг и ФНС, предоставляющие тысячи удобных способов исполнения гражданами своих обязательств перед государством и казной;
• самые удобные и передовые в мире онлайн-интерфейсы коммерческих банков, с помощью которых каждый может с легкостью произвести ежемесячный взнос по кредиту: хочешь — так, хочешь — эдак, хочешь — наперекосяк — любым способом, главное, чтобы в срок.

На подходе вообще прорыв: онлайн-голосование, задействующее запредельный авангард — блокчейн. В прошлом году эксперимент на московских выборах провалился с треском, правда, не по вине технологии, а из-за реализации: московский «блокчейн» не был ни децентрализованным, ни распределенным, ни открытым, ни публичным, ни устойчивым к цензуре, ни нейтральным, ни инклюзивным.

Тем не менее эксперимент понравился и, по слухам, готовится к повтору на федеральном уровне. Оно понятно: креативно осмысленный «блокчейн» открывает такие возможности для контроля за реальностью, о которых и мечтать не приходится в риаллайфе с урнами и бюллетенями.

Одним словом, в отечестве на ура развиваются и финансируются только такие IT, которые помогают подданным быстрее и легче платить и голосовать. Прочие IT-девиации никому не интересны.

Слово «никому» — не генерализация, а мостик к первой странности, связанной с освещением успеха Miro в родном инфополе (стартап с джекпотом).

Невостребованность в наших краях глупостей вроде visual collaboration объясняется банально: патерналистской моделью общества, которая не меняется веками. Стабильность этой модели не оставляет места сомнениям: патернализм — одна из наших главных скреп и традиционных ценностей.

Визуальное сотрудничество не востребовано, потому что оно неуместно в патерналистском обществе. В таком обществе государство-отец окормляет малых чад своих — духовно и материально. Дает скромный кров и хлеб, требуя взамен такую же малость: послушания и одобрения.

Адекватная модель бизнеса в отечестве: вертикаль подчинения.

Полагаю, теперь понятно, почему в подобных реалиях представления чад о благе, выходящем за рамки скромного, никак не связаны с тяжким многолетним трудом без гарантированных зарплат, даже если в конце туннеля и задобрит Цукерберг жирной морковкой. Нескромное благо (например 50 млн долларов) бывает только у стартапа с джекпотом.

Теперь самое главное. Вытекает ли из сказанного, что штаб-квартиры компаний, выпестованных талантами, усидчивостью и огнем сердец наших соотечественников, всегда будут открываться только в Сан-Франциско? Ни в коем случае!

Оптимизм мой основан на очевидности: Miro таки придумали и сотворили в Перми, а не там, где сегодня дают деньги на развитие! Наш народ всегда демонстрировал и продолжает демонстрировать безграничное интеллектуальное любопытство, всегда был и остается открыт ко всему новому, творческому и прорывному.

Если кто-то в этом сомневается, предлагаю освежить в памяти географию мировых революций. На худой конец, можно поразмышлять над ролью в Рунете интеллектуального пиратства, пусть сомнительного для этики копирайта, однако же эффективного, как способа утоления жажды нации к знаниям.

Посему хочется верить, что штаб-квартира Miro сегодня находится в Сан-Франциско только потому, что отечество еще не пробудилось от морока патернализма. Рано или поздно это случится, и тогда чада нежным, но уверенным жестом разожмут пальцы отца-благодетеля и переложат ответственность за собственные судьбы в свои же руки. И тогда модель visual collaboration наполнится содержанием и на одной шестой суши.