От привычной риторики ненависти на душе стало легко и спокойно, будто вернулся вчерашний день. Вчера было все ясно: вот враги, а вот спасительная вертикаль власти. Сегодня не ясно ничего. Формула Герцена «варварская сбивчивость понятий» никогда еще не была столь актуальной. Телевизор, переживающий ренессанс (на фоне, кстати, внезапно ушедшего в тень YouTube), вещает тремя разными языками. Медики изъясняются обтекаемо, в стилистике мутирующего коронавируса. Власти трубят языком угроз, штрафов, наказаний. Телевизионные толмачи петляют зайцем от истерики к полной растерянности. Рассказы о лечении вируса по фотографии перемежаются триллерами о проникновении заразы через канализацию и вентиляцию. Ирада Зейналова в своей очень авторской программе сообщает число жертв от вируса в России — 40 тысяч человек (на экране за ее спиной значится 45 человек). Кирилл Клейменов упоенно, будто перед ним Иисус Воробьев в обнимку с Федором Смоловым, клеймит лимоны, имбирь и чеснок.

Отдельная ветвь познания — инфицированные звезды. Лица ведущих озаряются светом при упоминании громких имен: Виктор Набутов попал в «Коммунарку», заболела дочка Ивана Охлобыстина, инфицирована Жанна Болотова, Надежду Бабкину ввели в искусственную кому. Выздоровевший Лещенко после 14 дней больницы пытается пролить свет истины на суть дела, объясняя Борисову: да у меня вроде не было вируса, как показывали тесты. Но уже в следующей за «Пусть говорят» программе «Время» из речи Льва Валерьяновича эту крамольную мысль вырезали.

Четкая картина мира сегодня отсутствует не только в телевизоре. Но именно он, телевизор, проявляет этот пенящийся абсурд с особой силой. С нарастающим изумлением слежу за волнами рекламной кампании поправок к Конституции. Меньше чем за месяц поменялись мир, страна, люди. И только высшие силы продолжают отстаивать миражи. Задумчивых деятелей искусств сменили лучезарные волонтеры, пухлощекие дети, мужественный доктор Мясников. Лирику вытеснила социалка. Все эти замечательные люди повествуют о грядущем счастье, где непременно (в случае принятия поправок) будут индексированы премии и расцветет качественная медицина.

Ролики выполнены с прямолинейностью советских передовиц. Помещенные в апокалиптический контекст сюжета нашего общего существования, они стремительно вырождаются в коллекцию популистских перлов. Когда-то эсер Яков Блюмкин, личность бурная и многогранная, посреди Гражданской войны задумал перевести первую конституцию на древнееврейский. Может, сейчас этим кому-нибудь стоит заняться? Всё лучше, чем множить видимости. С волнами поправок успешно конкурирует Дмитрий Песков. Пресс-секретарь президента призвал россиян готовиться к мировому экономическому кризису. «Всегда готовы», — ответили благодарные россияне.

В телевизоре все чаще рядом с пандемией упоминается паранойя. Власть делает максимум возможного, чтобы это слово мелькало еще чаще.

Во время позорной Крымской войны, когда окончательно воцарилась политика изоляционизма, блеск николаевской власти пытался скрыть поголовную чиновничью коррупцию, основанную на откатах. Главной валютой тогда была корпия — лучший перевязочный материал. Как бы марлю под приглядом правительства не ожидала подобная участь. А что за прелесть внезапное открытие салонов красоты и массажных кабинетов! Ведущая Стриженова долго демонстрировала свои ручки перед камерой: на одной был яркий шеллак, а на другой его уже не было. Таинственная связь между открытием салонов и порушенным маникюром звезды Первого канала осталась не до конца проясненной.

А в это самое время Иисус вернулся из изгнания на историческую родину. Ургант, у которого наблюдается большой кризис жанра, незамедлительно пошутил: Иисуса Воробьева арестовали по звонку Иуды Голубева. Шутка так себе, на троечку, но направление мысли верное. На следующий день каналы облетел выразительный сюжет. Некий пенсионер у подъезда своего дома кормил голубей. Соседка незамедлительно вызвала полицию. Пенсионер пытался понять, почему собачек выгуливать можно, а птичек кормить нельзя. Полицейские хранили молчание. Они не уполномочены ориентироваться в сложностях бытия. Зато они знают, что делать, если Иисус снова вернется на Патриаршие.