«Скоро увидимся» — так заканчивается последнее письмо Виктора Филинкова. Мы только в суде и видим его, и так уже третий год. На 23 марта было назначено продолжение судебного процесса — но Верховный суд с оглядкой на коронавирус сначала постановил ограничить доступ в суды лиц, не являющихся участниками судебных процессов, и рассматривать только категории дел «безотлагательного характера». А в пятницу, 20 марта, пресс-служба петербургских судов сообщила о приостановке заседаний по делу «Сети» (признана террористической в РФ и запрещена) до 21 апреля. Арест Виктору Филинкову и Юлиану Бояршинову еще в феврале продлили до 11 июня.
Не знаю, в курсе ли Витя последних новостей. Последние письма от него мариновали почти месяц. Что очень злит, когда знаешь, как эти письма пишутся.
У Вити дикие, не отступающие головные боли с утра до ночи, очень болит спина, из-за чего длинные письма пишутся в несколько подходов к холодному железному столу.
Иногда пытается строчить лежа — но «лежа вообще-то тоже больно, если на пузе, поэтому я немного бочком».
Осенью 2018-го на этапе в ярославской тюрьме (возили на очную ставку в Пензу) Виктор, оставаясь в сознании, вдруг упал и на время потерял способность двигаться. Сокамерники позвали врача, отнесли на руках в медсанчасть, где ему вкололи какой-то неназванный препарат, после чего способность двигаться вернулась.
В ноябре прошлого года, когда пожелтел во время голодовки, госпитализировали в тюремную больницу им. Гааза, где диагностировали дискинезию желчевыводящих путей. В научных журналах специалисты называют ее «следствием и одним из клинических проявлений общего невроза, соматоформных расстройств, которые проявляются тревогой, депрессией, раздражительностью, нарушением сна».
Спать он не может уже давно. Тревожность и панические атаки стали накрывать очень жестко — Витя говорит, хуже, чем сразу после пыток было.
Почти полгода адвокат не мог добиться оказания адекватной врачебной помощи. Недавно только вывезли наконец на МРТ — но результат пока не сообщают.
В январе Филинкова доставляли в больницу им. Гааза к психиатру и неврологу. Невролог заподозрил грыжу и прописал капельницы и/или внутримышечные уколы — но сопровождающий арестанта врач сказал, что в СИЗО это делать не будут. Психиатр признала, что требуется основательное лечение, которое может занять от трех месяцев до полугода, с применением серьезных препаратов — но и они доступны только в стационаре.
Таблетки, которые дают Виктору в изоляторе, вроде немного помогают — написал, что «теперь чуть больше мотивации, и я вернулся к занятиям английским и математикой».
Рассказал еще о беседе с другим психиатром: «Спросила, зачем я занимался активизмом. Впрочем, ответить не дала, а то я рассказал бы ей, как разок тащил кореша четыре километра с проломленной черепушкой до травмпункта. Точнее, до двух: в первом сказали, что не работают (ложь), а во втором охранник нас не пускал, пока я не сказал ему, что разнесу тут сейчас все, если нас не пустят внутрь. В скорую тоже звонил — сказали, не верят, что я стою на крыльце травмпункта, и охранник не открывает дверь, ибо якобы нет доктора, — и к таким шутникам, как я, они не поедут, пускай вызывают из травмпункта. В итоге все обошлось, и утром его прооперировали.
А я узнал: уборщица — 4 т. р., охранник — 6 т. р., медсестра — 12 т. р., дежурный доктор — 18 т. р. Это что такое вообще? Ну как не пойти на митинг в поддержку медиков?
Ах, на том митинге был всего 1 (один) медик! Инертные люди у нас в Омске».
В Омске, где Витя учился в университете, тогда нередки были нападения неонацистов на антифа («проломленная черепушка» — из такой, видимо, истории). Это он и на суде пытался объяснить, когда спрашивали: зачем тренировались, овладевали навыками того и этого, что вам угрожало-то, от кого собирались защищаться? Но ответ, похоже, судье был интересен не больше, чем тому второму психиатру.
Нынешнее состояние Филинкова, как и посыпавшееся здоровье фигурантов пензенского дела «Сети», может, по мнению специалистов, быть прямым следствием пыток с применением электричества.
По заключению профессора РАЕН, судмедэксперта с 40-летним стажем Владимира Щербакова, «объем повреждений при электротравме не ограничивается только местом контакта, а предусматривает развитие в организме человека различной степени выраженности функциональных, а порой и органических изменений; то есть электротравма — это травма организма в целом».
Страдает центральная нервная система — ее поражение «обусловлено как непосредственным прохождением тока через ее структурные элементы, так и нарушениями кровообращения и дыхания с повреждением нервных клеток и кровоизлияниями в мозг». Могут, отмечает профессор, возникать органические изменения в головном мозге и психические патологии.
О том же свидетельствуют и многолетние исследования Международного совета по реабилитации жертв пыток (IRCT).
По обращению российского фонда «Общественный вердикт» руководство IRCT представило свое экспертное заключение «О признанном на международном уровне научном и судебно-медицинском методе расследования случаев пыток с применением электрошока». Где, например, указывается, что боли в поясничном и шейном отделах позвоночника – распространенное следствие истязаний с применением тока, когда «на пути его прохождения все мышцы находятся в состоянии судорожного сокращения». Что, в свою очередь, может приводить к повреждению или защемлению корешков спинномозговых нервов.
В документе также отмечается: «Поражения, причиненные электрошоком, могут вызывать особые гистологические изменения, которые обладают высокой диагностической ценностью как специфический признак травмы электротоком […]. Хотя судмедэкспертизу всегда следует проводить как можно скорее после предполагаемых событий, по нашему опыту, диагностические или убедительно подтверждающие диагноз признаки применения пытки электротоком обнаруживаются и спустя много лет после воздействия электрошока».
Все четверо заявивших о пытках узников дела «Сети» в Пензе и Петербурге просили о проведении такой судмедэкспертизы. Но им было отказано. Как отказывают и фигурантам других дел в разных городах страны.
«В каждой тюрьме, где бы я ни был, — говорит Виктор Филинков, — я попадаю на человека, которого пытала ФСБ: на Шпалерной в Питере, в Горелово, в Пензе, на этапе в Ярославле и Нижнем Новгороде. Сотни людей страдают от пыток ФСБ, и сядут на много лет, и про них никто не вспомнит и не напишет. Это ведь уже не секрет, что людей пытали до меня, пытают и после. Не секрет. Но это совсем не осознается. И я тоже этого не осознавал. Даже после того, как пытали меня».
Это общее наше «неосознание» мучает его сейчас больше всего, больше собственной боли и мыслей о том, какой срок вынесут ему самому. Перед возобновлением процесса по своему делу Виктор прислал вот такой текст — и ему важно, чтобы эти слова дошли не только до тех, кто прочтет их в чате группы поддержки:
