«Предоставление всех длительных и краткосрочных свиданий приостанавливается до особого указания» — такое объявление появилось 17 марта на входе в петербургское СИЗО-3 на Шпалерной улице. Этот изолятор, как и московский Лефортово, курирует ФСБ. Сайта у него нет, информация передается через пришпиленную к дверям бумажку. Запрет отсылает к двум постановлениям: главного санитарного врача России от 02.03.20 № 5 «О дополнительных мерах по снижению рисков завоза и распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-19)» и главного санитарного врача ФСИН России от 16.03.20.

Несмотря на то что ограничивающие права граждан документы должны быть опубликованы, второе постановление не представлено в открытом доступе (обращение «Новой» с просьбой ознакомиться с его содержанием пока остается без ответа). ФСИН России на своем сайте разместила лишь краткое сообщение о том, что санитарно-эпидемиологическая обстановка «находится под постоянным контролем», «в целях недопущения случаев заноса и распространения заболеваний, вызванных новым коронавирусом, организуется и реализуется комплекс санитарно-противоэпидемических (профилактических), в том числе ограничительных мероприятий», и все эти учреждения «в полном объеме обеспечены необходимыми лекарственными препаратами, средствами индивидуальной защиты и дезинфекции».

Как рассказал «Новой» адвокат одного из заключенных СИЗО-3, посетивший на днях своего подзащитного, никаких видимых примет противоэпидемических мер в изоляторе нет: «Я пришел в медицинской маске, но ее не было ни на сопровождавших сотрудниках, ни на моем подзащитном. С его слов, здесь все по-прежнему — никакой обработки дезинфицирующими средствами не производится, за температурой заключенных не следят.

— мы месяцами не можем добиться, чтобы выдали назначенные по медицинским показаниям лекарства. Родные готовы самостоятельно их закупить и передать, но это ж целая эпопея: нужно подать заявление, дождаться его рассмотрения и одобрения… Даже положенные всем заключенным раз в полгода основные анализы не делают, что уж говорить о каких-то дополнительных. Единственная новация, которую могу засвидетельствовать, — на входе в СИЗО с помощью дистанционного термометра мне измерили температуру. Она была в норме. Что касается запрета на свидания с близкими — да, логика в таком ограничении есть, если речь о свиданиях долгосрочных, предполагающих непосредственный контакт. Но при чем тут краткосрочные свидания, когда общение возможно только через перегородку, с помощью телефонов? На мой взгляд, достаточно обеспечить обработку помещения, аппаратов связи дезинфицирующими средствами».

Официальный сайт ФСИН России не содержит признаков внедрения чрезвычайных мер для обеспечения защиты заключенных в условиях пандемии.

— На воле люди могут влиять на вероятность своего заражения, а в тюрьме — нет. В Петербурге примерно 9000 заключенных, в стране — больше полумиллиона. При попадании вируса в СИЗО (а он попадет, вероятно, в каждый СИЗО — с конвоиром, медсотрудником или заключенным) его быстро разнесут по всему учреждению: заключенный заразит всех в карантине, куда помещают только прибывших; осужденные из хозотряда три раза в день обходят все камеры с едой; медицинские сотрудники и сотрудники ФСИН должны каждое утро со всеми взаимодействовать. В колониях (и изоляторах типа питерского «Горелово»), конечно, все еще проще для вируса: в бараках на сотню человек все друг друга заразят, соседние бараки и локальные зоны заразят на проверке, а при закрытии локальных зон это сделают активисты или сотрудники.

Так что я думаю, что из полумиллиона российских заключенных (и охраняющих их сотрудников) заразятся почти все.

При этом у всех заключенных ослаблен иммунитет (они живут без витаминов и солнца, а у многих людей еще ВИЧ, туберкулез и другие болезни). Так что процент тех, кому потребуется аппарат вентиляции легких, будет выше среднего. Насколько знаю, реанимации в тюремных больницах нет. А для вывоза заключенного в гражданскую больницу требуется четыре конвоира: все время, пока заключенный находится в больнице, эти четверо должны быть в его палате или рядом.

Это значит, что большинство таких людей никуда не повезут, и они умрут. COVID-19 нет в списке заболеваний, при которых освобождают.

Просто умрет больше заключенных, чем обычно. Как мы знаем из биографии Хармса, заключенных у нас не освободили даже во время блокады.

А еще есть центры временного содержания иностранных граждан, где люди ожидают выдворения. Там всегда плохо с медпомощью: иностранным гражданам, кроме врача ЦВСИГ, лечение положено, только если они совсем плохи. В общем, и там все скорее всего заразятся друг от друга или от сотрудников, притом что держать там при закрытых границах никого не имеет смысла: вероятнее всего ведь выдворение уже невозможно (обычно выдворяют простыми гражданскими рейсами, а они отменены).

А еще есть полиция с ее административными задержаниями и арестами, недезинфицируемыми камерами и патрульными, которые ежедневно взаимодействуют с большим количеством людей. Что стоило бы сделать? Как минимум прервать все процедуры, связанные с административными делами, до окончания карантина (включая дела о выдворениях) и не начинать новые. Что будет сделано? Что угодно, кроме этого.

Тем временем, как сообщают родственники осужденных в Пензе по делу «Сети» (а среди них двое за время содержания под стражей заразились открытой формой туберкулеза), вчера их тоже не пустили на свидания. «Сказали, что с сегодняшнего дня в СИЗО карантин, — рассказала Елена Богатова, мама Ильи Шакурского. — Пока непонятно, будут ли пускать адвокатов».

В нескольких СИЗО других городов, включая Москву, «Новой» подтвердили, что с 18 марта вводят запрет как на краткосрочные, так и на длительные свидания.