Когда московские власти решили запретить массовые собрания граждан численностью выше 5 тысяч человек в связи с тяжелой эпидемиологической обстановкой, трудно было не заподозрить в этом политический подтекст.

Во-первых, не ясно, к чему такие меры, если, согласно официальной статистике, в России на тот момент насчитывалось лишь 11 случаев заражения. Получается, что московские власти не верят этим данным и исходят из других цифр.

Во-вторых, 5 тысяч человек для эпидемиологии вроде бы ничего специального не говорит, в толпе на тысячу человек шансов заразиться вряд ли намного меньше, а в толпе на 10 тысяч — сильно больше. Эпидемиологическая опасность на этот раз отчетливо смешивается с политическими рисками, которые несут российские власти, затеяв «обнуление» президентских сроков. В этом смысле ограничивать массовые собрания нужно так, чтобы, с одной стороны, минимизировать риски уличных протестов, а с другой — не слишком помешать гражданам вести обычный образ жизни и ходить, например, за покупками в торговые центры или на футбол.

Для авторитарных режимов чрезвычайные ситуации часто превращаются в настоящий подарок. Пользуясь ими, можно ограничивать гражданские права, а потом забывать возвращать их в исходное положение. За время пандемии, например, граждане могут привыкнуть не только к новым ограничениям на собрания, но и к повсеместным снятиям биометрической информации — от измерения температуры тела до распознавания лиц. Кто-то может сказать, что в демократиях происходит то же самое. И отчасти будут правы: там подобные риски тоже существуют, как показала, например, история США после 11 сентября 2001 года и Патриотический акт, санкционировавший волну цензуры, небывалую для этой страны. Но все же в штатном режиме демократии вводящиеся чрезвычайные меры так же в штатном режиме и сворачивают. Более того, к эпидемиологическим мерам демократически избранного правительства, получившего власть в результате честной и прозрачной процедуры, граждане склонны относиться с большим пониманием. Посмотрите на Италию, где оказавшиеся в карантине неаполитанцы выходят на балконы и целыми дворами поют песни, подбадривая друг друга. В отличие от москвичей, никого из них вроде бы не ловят по «камерам в домофонах» за нарушение предписаний властей.

Российским властям — что местным чиновникам, что силовикам, что в данном контексте врачам — наши граждане слишком сильно доверять не склонны. Поэтому вместо пения на балконах в случае эпидемии у нас может начаться паника, и она будет иметь непредсказуемые последствия для судьбы кремлевской авантюры с «обнулением».

По плану, сформулированному еще в январе, весной граждан должны «опросить» на предмет поддержки изменений в Конституции, после чего бурно отпраздновать наш успех и историческое величие 9 Мая. Когда эти идеи формулировались, ничто не предвещало ни карантина для целых европейских стран, ни жестокого спада промышленного производства в Китае, сопровождающегося коллапсом нефтяного рынка и падением рубля.

Кремль действовал так, как он привык за последнее десятилетие — в качестве единственного авантюриста в кругу спокойных европейских народов. Он должен был навязать нам свою повестку (это удалось), а затем в течение следующих месяцев и лет непрестанно удивлять граждан все новыми политическими чудесами вроде «обнуления». И вот с этим в условиях пандемии могут быть проблемы.

Уже сейчас не совсем ясно, как 22 апреля будет выглядеть «всенародное добровольное голосование». По задумке властей речь шла о ликующей толпе россиян, выстраивающихся в очереди к избирательным участкам (они обычно в школах), чтобы отдать свой голос за пятый, шестой и потенциально бесконечный срок действующего президента.

Как проводить никому (кроме Кремля) не нужное голосование в школах, чтобы убедить родителей, что это безопасно? Можно ли, например, вообще отменить учебный год ради этой красивой картинки?

Аналогичные вопросы возникают вокруг торжеств 9 Мая. Можно, конечно, и не проводить юбилейный парад на Красной площади или, как сказал кто-то, провести его для одного человека, одновременно главного участника и зрителя, но как тогда народ поверит в то, что мы опять всех победили и при помощи «обнуления»? Российский авторитаризм построен на постоянной демонстрации любви народа к первому лицу государства. Что случится с этим режимом, если в критический конституционный момент никто не станет кричать «Ура!» и бросать в воздух медицинские маски?

Эти вопросы, наверное, можно решить при помощи очередной «хитрости кремлевского разума». Но вот новую волну обнищания и экономического спада, которая докатится до страны к лету и будет прямым следствием пандемии, заболтать при помощи пропаганды, скорее всего, не получится. Усугубить ситуацию могут провалы эпидемиологических мер в России или, наоборот, их чрезмерность. Проводить «конституционную реформу» в таких условиях могут только совсем отчаянные деятели. Но и отступить, конечно, уже нельзя, это стало бы непростительной дряблостью нашей «сильной руки». К слову, в этом есть хорошая прививка от конспирологии: разумеется, Кремль ничего не знал в начале января о том, что мир через два месяца накроет пандемия.

На политическом поле России действуют уже два больших авантюриста: непредсказуемых фактора, значение которых для мировой истории определяется тем, что никто не знает, какую еще шутку они выкинут завтра. У каждого из них своя игра. В Кремле, понятное дело, хотят вечно оставаться у власти и извлекать из недр и людей ренту. Коронавирус же ничего не хочет, через него говорит слепая логика эволюции. Но вот когда они встречаются вместе, последствия могут быть любыми.

К стандартным рекомендациям чаще мыть руки и по возможности сократить число социальных контактов стоило бы добавить пожелание не устраивать в момент пандемии государственных переворотов. Но нет еще в России такого санитарного врача.