Призвание дипломата — торг и обман. Во благо родины, понятно. Откровенное вранье — чистая дипломатическая правда. Хотя на первый взгляд это оксюморон, потом понимаешь, что для дипломата ложь — инструмент, который может стать успешной отмычкой, только если ты ложь воспринимаешь как профессиональную веру. То есть — ложь по убеждению или от страха, разумеется, за государство твое родное, как бы правдой не навредить. В этих кругах искренность — должностное преступление, а то и государственное.
В Институте международных отношений учат многому. Нагружают правильной историей, преподают искусство обольщения и устрашения, философию хитрости и вероломства, изучают опыт успешных мастеров жанра, постигают премудрости законов совместного выживания разных стран и возможности юридически обоснованного выживания конкурентов из регионов, в которых заинтересовано твое государство, и еще много чему полезному обучают в МГИМО.
А любить людей, населяющих разные страны, равно как и мою с вами, или даже просто учитывать, не учат, по причине незначительной роли человека в высоких задачах защиты, его самого, сердечного, — от агрессивной среды, которая (как бубнила партия, а теперь те, кто ее заменяет) окружает нас снаружи. А не изнутри.
Правильные карьерные дипломаты живут оседло и хорошо.
Странствующий дипломат Сережа Вертелов живет хорошо, но не оседло. Вместо Росинанта у него две ноги, вместо копья — рюкзак, а на голове нет и подобия защиты. Она у него, как и сердце, открыта для доброго и искреннего общения с обычными людьми разных земель. Этот профессиональный изъян не заметили в элитном Институте международных отношений, и Вертелов вышел в мир с твердой установкой, что круглая Земля населена не врагами его государства, а в основном людьми с разными жизненными укладами, языками и культурами. И что они не всякий раз подозревают, что на расстоянии дневного перелета крылатой колесницы существует другая страна, которая полагает себя важным компонентом влияния на мировую, а следовательно, и на их собственную жизнь. Правда, из-за их численной иной раз малости и слабой вооруженности (порой копьями) сообщества эти опасности для нашей державы не представляют. А потому мы тоже этих граждан Земли не знаем. Поскольку ими бессмысленно пугать. То есть если говорить не дипломатическим языком: их не используешь как инструмент устрашения нашего собственного народа с целью сплотиться вокруг власти для решительного отпора. Чего? Ну-у… Там знают.
Вот Сергей Вертелов, между прочим, — президент Гималайского клуба и бродит по горам юго-восточной диковинной Азии, по пустыням Африки, копает питьевые колодцы в Сомали, изучает природу войн диких, как у нас принято считать, а на самом деле иначе живущих (совершенно без штанов) племен; собирает деньги и хороших людей и с их помощью везет в гималайское королевство Мустанг перинатальный госпиталь, чтобы обследовать там женщин (бесплатно, конечно). Из одной любви. Он налаживает межчеловеческие связи, разговаривая на принятых в этих местах языках, понимая ценности незнакомых нам жизней. Он приводит в невероятной красоты дорогие его душе места доброжелательно настроенных наших соотечественников, которые обречены на счастье общения с местными жителями и с ним — с Сережей Вертеловым.
В поднебесном крохотном гималайском королевстве Мустанг он принят как родной и любимый человек. Там, знаете, очень много не наследных принцев и принцесс, отличающихся от остальных восьми тысяч жителей Мустанга не образом жизни и достатком, а названием. В каждой почти деревне. И все они — «родственники» Вертелова, человека врожденной деликатности и доброжелательности.
В начале пешего пути (в Мустанге только горные тропы на высотах трех-четырех километров) он привел нас к «своей сестричке» в деревне Кагбени. Ее дом был построен вокруг довольно большой статуи Будды. Она показала нам старинные ритуальные предметы прекрасной работы и среди них — двусторонний молитвенный барабан. «Если хочешь, она может его продать моему другу». Покрутив в руках эту замечательную вещь и решив, что впереди ждет еще немало чудес, я поблагодарил хозяйку и вышел. Сережа не сказал ничего. Через двадцать шагов у меня возникло ощущение «неточного» поведения. «Сестричка» была готова сделать приятное Вертелову и его гостю. Сережа полагал, что те небольшие деньги, которые она могла получить, помогли бы в ее скромном существовании.
«Давай вернемся в дом, Вертелыч!» — Он улыбнулся своей замечательной улыбкой: — «Надеюсь, это не чувство долга? У тебя перед ней никаких обязательств». — «Нет, Сережа, это будет у нас называться «синдромом барабана» — отвечать поступком на чужие добрые намерения».
Мы шли по Мустангу, встречали людей, и маленький буддийский барабан выстукивал ритм сердца, которому мой учитель Нима Дорже (такое солнечное, со значением, имя дали Вертелову в Гималаях) открывал другой мир и населяющих его людей, двигавшихся навстречу нашей взаимной приязни. Мы шли в Ло-Мантанг (столицу королевства) на Тиджи — праздник изгнания зла, чтобы три дня наблюдать, как монахи в красных одеждах, то в разных масках на лицах (в том числе и фантастических зверей) и белых платьях и, наконец, затем в пестрых одеяниях «загоняли зло» в керамические кубики.
«Расстреляв» их из старинных кремневых мушкетов за городской стеной, люди вернулись на площадь, чтобы услышать от ведущего церемонию монаха: «Зло изгнано из королевства, живите спокойно!»
Мы наслаждались зрелищем из окна дома ненаследного принца Цаванга (конечно, «братишки» Сережи), что на главной (единственной) площади столицы напротив королевского дворца, где теперь королем Раджа Джигми Биста (понятно, добрый знакомый нашего героя). Мы чувствовали себя счастливыми, как и все, кто был на празднике, хотя нам не от чего было освобождаться, потому что мы пришли в Мустанг с добром. С Вертеловым.
(«Таши» — присвоенное в Гималаях имя, по-русски «удача»)
