В декабре 2019 года в Екатеринбурге ученик девятого класса Даниил Патрушев подкараулил на улице учительницу русского языка Марину Заболотную и несколько раз ударил молотком по голове. Одноклассники подростка считают, что он так отомстил за угрозу учительницы не допустить его к ОГЭ. Следственный комитет Свердловской области завел дело о покушении на убийство.

В январе этого года в московской школе № 113 учительницу физики Ирину Лукьянову восьмиклассник ударил в лицо. Во время урока она несколько раз попросила ученика Дмитрия Мартынова снять наушники, но он ее не слышал. Тогда Лукьянова подошла к ученику и, как она говорит, помахала руками перед лицом ученика и непреднамеренно вырвала наушники — они сломались. Мартынов подскочил, разбил ногой стеклянный шкаф и ударил учителя в лицо. Лукьянову госпитализировали с сотрясением головного мозга. Директор школы уволилась. Парня перевели на домашнее обучение, теперь учителя ходят к нему домой. Учительница подала заявление в полицию. Она говорит, что семья у Мартынова «асоциальная», и он часто оскорблял ее и других учителей.

Два года назад на конференции «Насилие в образовательной среде» сотрудники Высшей школы экономики представили данные исследования об уровне агрессии в образовательных учреждениях. Они опросили почти три тысячи преподавателей из 75 регионов страны и выяснили, что 70 % опрошенных учителей становились жертвами буллинга со стороны учеников. Причем половина из них подвергались насилию два-три раза, а 6 % терпят его от учеников регулярно». Насилие детей по отношению к учителям — это один из показателей того, что в обществе много агрессии. «Агрессия — это индикатор неблагополучия в обществе. Значит, что-то не гармонизировано», — говорит Сергей Ениколопов, доцент кафедры нейро- и патопсихологии факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова.

О том, что защищать учителей от учеников нужно с помощью федерального законодательства, первой заговорила «Учительская газета». Ее главный редактор Арслан Хасавов 31 января отправил письмо председателю комитета Госдумы по образованию и науке Любови Духаниной с предложением разработать закон «О статусе педагога», который «защитит права учителей при исполнении своих обязанностей». Хасавов говорит, что все чаще газета получает письма от учителей, в которых они рассказывают, как ученики издеваются над ними, оскорбляют, огрызаются и даже бьют, — и учитель никак не может себя защитить, а иногда вынужден просто уволиться. Хасавов отмечает, что в последние годы ученики стали более агрессивны к учителям.

Он признает, что авторитет учителя в обществе падает. Это происходит по двум причинам. Во-первых, говорит он, из-за доступа к информации: «Если раньше учитель на уроке был единственным носителем знаний, то теперь этой монополии на передачу информации у учителя больше нет. И ученику кажется, что он может в телефоне узнать больше. Авторитет учителя падает».

Вторая причина — в смене поколений родителей, говорит Хасавов: «Нынешние родители — это поколение 90-х. Они выросли в ситуации неуважения к школе и учителям, им долго транслировали мысль, что учитель — это неудачник, человек, который не нашел себя нигде и пришел в школу на мизерную зарплату. Родители передают это отношение детям».

Главный редактор «Учительской газеты» считает, что авторитет учителя в глазах ученика могла бы поднять высокая зарплата педагогов.

«Их уважали бы по факту, что они успешные люди. Но таких денег в бюджете просто нет». Школьные психологи, говорит Хасавов, не могут предотвратить насилие в школах, а система штрафов будет иметь «воздерживающий эффект» и «давать чуть больше уверенности в себе учителям». «Мне кажется, что учителю нужно дать в руки какой-то инструмент для защиты своих прав, чтобы сбалансировать весы, на одной чаше которых ученики и родители, а на другой — учителя и административный персонал», — считает редактор профильной газеты.

Ирина Лукьянова, преподаватель 113-й школы Москвы, которая пострадала от своего ученика, заочно возражает: зарплаты у московских учителей хорошие, но и это не спасает от агрессии детей. Лукьянова убеждена, что проблема в том, что в общеобразовательных школах нет условий для детей, которые не мотивированы учиться и требуют много внимания учителя: «У нас один психолог на 600 человек, а я [и вовсе] не получала опыт работы с коррекционными детьми. Такие дети не дают возможности заниматься с классом 45 минут, от этого ученика я просто устала».

Решать проблему, считает она, нужно переводом агрессивных детей из образовательной школы в коррекционную — причем делать это независимо от того, согласны ли на это родители. «Нужно возвращать школы, которые работают со специальными детьми. Родители не хотят их туда отдавать, пусть это решает педсовет. Потом ребенок может вернуться назад, но психику сначала надо скорректировать», — считает Лукьянова.

Закон о штрафах мог бы защитить педагогов от нападений учеников, но «при ответственных родителях», добавляет он: «Чаще всего у таких детей и родители соответствующие. Нужно тогда наказывать родителей: если не могут заплатить штраф — пусть идут на общественные работы».

В законопроекте, который разработал общероссийский профсоюз учителей, указано, что частые случаи нападения на учителей «влекут не только значительное снижение доступности образования, но и умаление особого правового статуса педагогических работников в обществе». Предлагается несколько видов наказаний:

• за оскорбление чести и достоинства учителя — штраф от четырех до пяти тысяч рублей. Для должностных лиц — от 40 до 50 тыс. рублей. Для юридических — от 100 до 150 тыс. рублей;
• за нанесение побоев педагогу — уголовное наказание сроком до трех лет лишения свободы. Если они нанесены группой лиц по предварительному сговору или с применением оружия — до шести лет лишения свободы.

Авторы законопроекта считают, что «введение уголовной ответственности за насильственные действия в отношении педагогического работника имеет превентивное и профилактическое значение и формирует […] повышение социальной значимости и престижа педагогического труда».

«Страх порождает только страх»

«Новая» спросила психологов, как закон о штрафах изменит отношения между детьми, родителями и учителями.

— Я не считаю, что нужен специальный закон для учителей. Обществу, в принципе, нужны законы против насилия. Но они должны одинаково применяться к учителям, физикам-теоретикам, шахтерам, полицейским, бездомным. Если подростки ударили бездомного — они должны понести такое же наказание.

Дети могут найти ответ на вопрос учителя раньше, чем учитель его договорит. Но страх перед штрафами не может быть средством повышения авторитета, страх порождает только страх.

Насилие есть, было и будет. Просто информационная прозрачность общества стала такой, что раньше это бы осталось в пределах школы, а сейчас дети это снимают на смартфон и выкладывают в интернет. Конечно, здесь ответственны и сами учителя, они тоже проявляют агрессию.

Я за просвещение. Работать нужно в том числе с родителями, объяснять им, что мы попали в ситуацию, когда школа [как институт] переживает перелом. Да, школа ищет альтернативы [в подходах к образованию], но ваши дети получают знания здесь и сейчас, в этот переходный период. А если мы говорим, что надо бить, штрафовать и так далее, мы возвращаемся на предыдущий уровень, к репрессивному государству, от которого мы стремимся уйти.

— Разговор о штрафах выглядит как попытка запугать и надавить на родителей. Мы видим, что учителя напуганы, чувствуют себя незащищенными и ищут способ защиты.

Но я бы задал такой вопрос: от чего действительно нужно защищать учителей?

Какое давление на учителей: масса бюрократической работы, проверок, увеличенные классы, где детей больше, чем учитель может выдержать, потому что каждый ученик прибавляет школе финансирование. Более крупные классы подвергаются большему стрессу — и это автоматически приводит к меньшему психологическому благополучию.

Второй вопрос, который у меня возникает к этой инициативе: а почему мы выделяем школьников в отдельную группу? У нас есть презумпция невиновности. А в этой инициативе школьники автоматически стигматизированы и становятся теми, кто склонен к матерщине, к агрессии в отношении учителей, неспособны к самоконтролю. Если мы будем штрафовать школьников, но не будем за те же нарушения штрафовать учителей, журналистов, психологов, много кого, тогда получается, что мы считаем, что именно эта часть населения страны наиболее опасна. Уже существующих законов для регуляции агрессии подростков достаточно.

И школьники смогут тогда еще больше это подтверждать. Например, я подросток, у меня напряженные отношения с родителями, штрафы за мое поведение — это хороший способ им насолить.

Вместо штрафов нам нужна система социально-психологического сопровождения обучающихся подросткового возраста. В нее должны быть включены и учителя, и классные руководители, и заместители по воспитательной работе, и социальные работники, и школьная психологическая служба. Это не один психолог на 300 учеников, это целая система. Она не может появиться быстро, в Германии потребовалось более 40 лет, чтобы такую систему выстроить. Должно быть адекватное количество нагрузки на учителей — педагогической, а не бюрократической, адекватное финансовое распределение.

Мне кажется, что эта инициатива еще вовлекает детей в разные взрослые игры, не очень хорошие.

Или: а как так обматерить учителя, чтобы при этом не попасть на штраф, — это другая игра, которая предлагается, она будет повышать азарт подростков.

Предложение штрафов сильно вовлекает в конфликт между детьми и учителями родителей. Но не для сотрудничества, а для противостояния. Этим законом учителя говорят, что у них нет доверия ни к системе, в которой они работают, что она может обеспечить их безопасность, ни к родителям: получается, учитель считает, что без штрафа родитель его не услышит и не будет сотрудничать.

Страх того, что ребенка изымут из семьи, тоже будет приводить к росту напряжения, к тому, что родители будут избегать государственных служб, а дети группы риска не получат помощи.

Грубо говоря, эта инициатива увеличивает репрессивную функцию государства, вместо того чтобы увеличивать помогающую. У нас высокий уровень травли в школах, высокий уровень стресса. Увеличение репрессивных функций приведет к тому, что проблема будет уходить в тень. Например, ребенок просто перестанет ходить в школу. Для Министерства образования это может выглядеть как решение проблемы, потому что теперь это не их головная боль, а, например, региональных департаментов социальной защиты. Такие репрессивные меры приведут к выдавливанию таких детей из системы образования и увеличат сложную, неизвестную группу людей, которым нужна была социальная помощь и которые позже обязательно себя проявят.