Продолжаем разговор о гражданском обществе и постсовременном либерализме (см.: Александр Рубцов, «Прожектор пересборки»). В публикуемых текстах дано конспективное изложение материалов, подготовленных автором для Комитета гражданских инициатив.

Вне идеологий — под крышей либерализма

Неполитические инициативы как таковые прямо не включены в борьбу партий и идеологий. Одна и та же гражданская активность, например, гуманитарная, хозяйственная или экологическая, может объединять демократов и коммунистов, отвязанных либералов и отмороженных палеоконсерваторов. Когда надо починить крышу или закопать канаву, люди забывают о том, кто «белый», а кто «красный». Прагматика сдерживает порывы убеждений.

Вместе с тем гражданская инициатива — главный нерв именно либеральной идеологии и политической философии. Если кому-то это сложно понять, придется запомнить. Принципы плюрализма и идейного многообразия также включены именно в либеральную идею. Здесь как в экономике: свободное производство и рынок идей противостоят их планово-централизованному распределению. Как только коммунист, социалист или демократ признает право граждан думать и говорить, носиться с идеями или не морочить голову себе и людям, он тут же сам оказывается… конченым либералом. В этом смысле базисный либерализм — не просто частная система идей, но «идеология идеологий», общая алгебра взаимоотношений в идеологическом процессе.

Но такова и проза жизни, ежечасно доказываемая «от противного». Если слово «либерализм» превращают в грубое политическое ругательство, будьте готовы к тому, что и сами гражданские инициативы окажутся в придушенном состоянии — со всей их идейной невинностью и внепартийным нейтралитетом. А заодно и с демократией. Прямо поносить ее у нас не заряжены даже ТВ и армия троллей (иначе подвисает легитимность власти и самого вождя), но пока выведенные из-под прямого удара демократы шлифуют свои отличия от либералов, их самих умножают на ноль в одной обойме и с идейным либерализмом, и с демократией как политической практикой. Тогда будьте готовы играть в республику и народовластие от щедрот ЦИК в дозировке АП. Некоторые всегда готовы.

То же с «агрегаторами» — любителями строить чужую гражданскую активность. Это такой «общественный договор»: мы мужественно молчим, глядя, как в стране добивают либеральные принципы, ценности и практики, — а власть не мешает нам не во вред себе окучивать низовые инициативы. В одном из зарубежных зоопарков на клетке со страусами написано: «Просьба птиц не пугать: пол в клетке бетонный».

Власть всегда чутко реагирует на угрозы, исходящие от всего независимого, хотя бы и вне политики. Сталинизм не зря так жестоко изводил движение краеведов, переквалифицированных им в «короедов».

Сейчас такую же рефлекторную реакцию вызывают инициативы «второй» (независимой) истории. «Мемориальский» конкурс школьных сочинений на тему: «Человек в истории. Россия — XX век» в год своего двадцатилетия удостоился небывалой заботы государства: начиналось с вооруженных баночками отрядов «моченосцев», а дошло до прямого давления на учителей и родителей со стороны органов народного просвещения и государственной безопасности. Иногда кажется, что прямые политические оппоненты не так страшны для власти, как аполитичное, но независимое самосознание и действие.

Гражданская самооборона

Защищая либеральные принципы, гражданская инициатива спасает себя в целом, не ограничиваясь «третьим сектором». В правильном понимании все гораздо шире: бизнес выступает как гражданская инициатива в экономике, СМИ — как гражданская инициатива в области информации и трансляции мнений, свободные науки и искусства — то же в сфере знания и культуры. Давление власти на режиссеров или журналистов — прямой аналог аппаратного вмешательства в науку или прессинга регуляторов и надзоров в сфере предпринимательства. Главный мотив всего этого дирижизма — подавить любые инстанции, не управляемые окриком, способные иметь самостоятельную позицию и собственный общественный вес. Типичная ставка на монополию авторитета, всегда заканчивающаяся конфузом

Понимание максимальной общности здесь важно, чтоб не пропасть поодиночке. Прошедший год показал силу консолидации, уже упертой, но еще эпизодической. Это урок. Ранее бизнес и культура хладнокровно и со стороны наблюдали за погромом РАН, которой теперь остается завидовать средневековой свободе университетов. То же с фиоритурами бюрократии в образовании. Но и наука со своей стороны мало озабочена прессингом власти в бизнесе, культуре или просвещении. Фронт разорван. Пока с фальшивыми диссертациями борется ограниченный контингент, нечего удивляться, что те же остепененные функционеры продолжают гнобить культуру и историю, изводить ученых, педагогов и предпринимателей абсурдом, уже посрамившим бюрократию «застоя».

Без работы с идеологией даже лучшим комитетам и форумам остается либо опуститься в методический сервис микроорганизаций, либо паразитировать на тех, кто и так работает на износ, но без «вовлекающих» приставаний. Заход от целого необходим, чтобы не лепить «глобус Украины» с огромными пузырями и дырами — как это получилось в «ста шагах» «либеральной повестки» ОГФ-2019. И не городить хотелки, для реализации которых президент должен с чего-то вдруг отдать общественникам при ОГФ… кадровую политику в силовых структурах. Иначе выходят десятки страниц мелким почерком с самоочевидными «как надо» и прекраснодушными «хорошо бы», но без какого-либо понимания, кто и с чего вдруг все это дозволит и станет делать.

Не спасают и душеспасительные беседы на тему «что нас объединяет». Основной актив сейчас объединяет не упоение собой, а проверки Минюста и налоговой, провокации и штрафы, клеймо «иностранного агента» и клевета пропаганды. Но и саму гражданскую среду можно изводить зарегулированностью худшей, чем в исполнении ведомств. Явно искусственная, надуманная и агрессивно негибкая схема ОГФ-2019 сработала как в пионерлагере, первое дело в котором — всех построить. В чистом виде «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» с замашками театрального тренера из «Берегись автомобиля!».

Сейчас в обсуждении идеологий и выработке политики заинтересован весь гражданский актив — от системных либералов до сердитой оппозиции и низовой самодеятельности. Прямая речь напрягает слабонервных, но без нее любые комитеты и лидеры малоинтересны и сообществу, и самой власти, нуждающейся в контакте с этим сегментом. С массовым разведением своих «негосударственных» организаций у государства проблем нет.

«Гражданское общество» имитаторов и симулянтов

Такие декорации — обычное порождение фиктивных демократий. Важно наперед забить все площади, на которых хотя бы гипотетически может вырасти что-то независимое. При ведомствах и политических структурах в промышленных масштабах создаются прикормленные советы и комитеты, суррогаты инициатив и муляжи проектов. Строится грандиозная симуляция гражданского участия. Под видом изучения и выражения общественного мнения эти проекты транслируют мнение начальства и штампуют нужные решения. Манипуляции слишком видны в «Активном гражданине», в правильно построенных опросах и локальных референдумах. Оператором замеров и финальным арбитром здесь всегда выступает одна из сторон конфликта, что категорически запрещено регламентом и этикой, — но только не для технологий «божьей росы на голубом глазу».

Более того, являясь каналами освоения бюджетных ресурсов, эти дочерние структуры образуют новый вид «некоммерческой коммерции» в единой системе распила. Эта гибридная деятельность уже породила целую отрасль народного хозяйства на гражданском участии. Если независимые инициативы ориентированы на высокую отдачу при минимальных расходах, то окологосударственный актив при гигантских бюджетах отличает крайне низкая эффективность, близкая к откровенной симуляции работы и результата. Достаточно сравнить экономику ВИО и РВИО, двух исторических обществ — Вольного и Военного. Если даже замминистров сажают за присвоение средств, выделенных на укрепление культурных «скреп», можно ожидать, что дал бы настоящий аудит целого ряда «инициатив» со строкой в бюджете.

Политика власти в отношении независимой активности незатейлива:

1. вытеснение всего живого заорганизованной симуляцией;
2. перехват чужих идей и проектов;
3. подавление любыми средствами, включая открытую провокацию.

И даже это портят обычной у нас косорукостью и духом официоза. Любителям перехвата чужих идей в голову не придет, что, если бы они поставили вождя не во главе «Бессмертного полка», а рядовым где-то в середине колонны, эта картинка года взорвала бы мировые СМИ и обезоружила оппозицию.

Что мы теряем

Качество демократии определяется состоянием независимой инициативы. В ложной демократии государство терпит гражданское общество в дозволенных пределах и формах; подлинная демократия, наоборот, ставит государство на службу гражданскому обществу. Любые иные отношения требуют обоснования иного источника власти, а таких мозгов нет даже у нас (не считая Кадырова и Суркова).

Вне контроля автономного от власти гражданского участия невозможна республиканская форма правления: избирательный процесс легко делается управляемым, вырождаясь в технологию скрытой узурпации власти.

Без независимого противовеса есть все шансы приватизировать само Право, превращая Закон в инструмент манипуляции и подавления.

принятие неправовых законов дополняется судебными решениями, противозаконными даже в системе неправового законодательства.

Вне контроля гражданского общества государству свойственно превращаться в корпорацию по воспроизводству несменяемой власти и перераспределению общенационального богатства в пользу сословной бюрократии. И наоборот: лояльное отношение к автономии гражданского общества — главный индикатор природы политических институтов и конкретных политиков.

В этом плане гражданское общество не сводится к организованностям; оно в равной мере формирует человека и среду — и активного гражданина, и саму атмосферу гражданского действия. Это больше, чем «погода», — это климат. Человек, ориентированный на самореализацию и самостоятельное решение проблем, также естественно ориентирован на защиту свободы и прав, в том числе гражданских и политических. Он менее внушаем, не поддается зомбированию идеологией и пропагандой, делает понятный выбор между мифом и правдой. В нем нет склонности к патернализму и холопской благодарности за подачки. Суверенитет лица, ценность приватного пространства, независимость поступка и мнения, личное достоинство и самоуважение — вся эта антропология гражданственности для свободы и демократии значит больше, чем участие правильных людей во власти или политическая партийность.

Гражданская инициатива в полноте ее проявлений — главное противоядие против любой диктатуры. Если власть «по умолчанию» травит независимое гражданское участие, значит, у нее серьезные проблемы с легитимностью. И наоборот: способность к диалогу с обществом — признак подлинной силы государства, уверенности власти в своем «праве править». И это та среда, в которой только и может существовать современное цивилизованное, конкурентоспособное государство в самых разных его аспектах, включая культуру и творчество, политическую систему и экономику, производство мозгов и знаний, инноваций и технологий. Подавляя гражданскую инициативу, страна сталкивает себя на обочину истории.

Масштабы бедствия и силы преодоления

В России принято сокрушаться по поводу плачевного состояния гражданского общества вплоть до его отсутствия — в истории и в современности. Однако не меньше оснований поражаться тому, с какой энергией гражданские инициативы пробиваются у нас во враждебной политической среде. Это относится и к дореволюционной истории, и к посттоталитарному СССР, и к нынешней, постсоветской России. Как сказано в одной диссертации, «сам факт, что любая, даже весьма ограниченная либерализация политического режима неизменно оборачивалась в российской истории незамедлительным ростом социальной самодеятельности и гражданского участия, убедительно свидетельствует о противоречивости российского менталитета, сочетающего в себе традиции подданничества и гражданственности». Традиция и судьба России — не «слабое гражданское общество», а неслабая энергетика активизма, реализующего себя в условиях, близких к невозможным. Дух нашей свободы и в русском бунте, но и в инициативе, тут же пробивающейся везде, где государство не смогло заасфальтировать территорию естественной для человека самодеятельности.

В этом плане по-разному оцениваются и результаты прошедшего года. Ситуация меняется. Подавлять общество в условиях стабильности и апатии легко, но и не так критично для самосохранения власти. В турбулентных ситуациях соблазн зажима резко возрастает, но все труднее реализуется, тем более на фоне снижения рейтингов. Это особенно проблемно для режима, в котором для легитимации произвола нужны именно зашкаливающие знаки популярности, лучше восторга. Рост скрытого недовольства и открытого протеста порождает противоположные тенденции: общество активизируется, в то время как власть, делая отдельные шаги навстречу, в целом пытается действовать все более жестко и грубо, часто в форме демонстративного, воспитывающего произвола. Такого силового, физического сопровождения даже согласованных акций не было в России за всю историю наблюдений. Параллельно с «белым счетчиком» участников митингов впору запускать черный счетчик количества бойцов ОМОНа и Росгвардии.

Ситуация развивается на разрыв. На одной стороне — все более откровенный, вызывающий произвол властей разных уровней, соревнующихся в запуске своекорыстных проектов, политических и чисто коммерческих. Здесь законодатель действуют в гармонии с инвестором: у людей одновременно отнимают свободу и природу, право говорить и дышать. Это, в свою очередь, ведет к политизации протеста, начинавшегося с возмущения вырубкой кустов, контрабандной застройкой и метастазами свалок. На другой стороне — гражданская самоорганизация, показывающая, что сплоченность, публичность и преодоление страха результативны даже в борьбе с превосходящей силой. Прошлый год показал, что протест не всегда бывает бессмысленным, а власть — не всегда тупо беспощадной.

Но наряду с этим набирают силу и экстремистские стратегии во власти: подавить все в зародыше и продавить собственные начинания любой ценой, не стесняясь в методах и средствах, не исключая преступных. В итоге ситуация поляризуется, повышая градус конфликтности. Складывается типичный замкнутый контур с положительной обратной связью. Выборочные репрессии лишь консолидирует людей разных мировоззрений, идеологизируют безыдейное и политизируют неполитическое. Любители силовых решений будто специально провоцируют гражданский протест, чтобы еще более завинтить гайки, хотя резьба уже почти сорвана. На казармах Росгвардии и судах «московского дела» можно смело вывешивать баннеры: «Здесь записывают на Сахарова».

И самое неприятное для репрессивной фракции власти — эта злость становится веселой, а протестные акции — едва ли не праздничными. Когда люди начинают ходить на митинги, не преодолевая страх и пассивность, а как в концерт или на гуляния, это затмевает даже самую дорогую иллюминацию от власти.

Жесткое, фронтальное противостояние гражданской инициативы с государством малопродуктивно для обеих сторон. Общество вынуждено самоопределяться, четко обозначая границы компромисса. При этом базисный либерализм не догматичен. Государственником был классик философии государства, права и гражданского общества Б. Н. Чичерин, выдающийся русский либерал, по совместительству московский городской голова и дядя будущего наркома иностранных дел.

Тем более все это важно для понимания, что власть в политическом отношении тоже неоднородна. Гражданскому обществу приходится поддерживать либеральные тренды и в самой власти, какими бы ограниченными они ни были. Известная максима: тот, кто хочет все и сразу, не получает ничего, но постепенно. Здесь полюса революционаризма и коллаборационизма сходятся и друг друга стоят. Можно упрекать своих в том, что они действуют «в рамках дозволенного», — и при этом самому не делать вообще ничего… зато в рамках недозволенного.

Гражданская активность стабилизирует политику, предотвращая одновременно и попытки явной или «бархатной» узурпации власти сверху, и революции снизу, провоцируемые бесправием и отчаянием «простых людей» (очень непростых, как выясняется, если их довести до крайности). Гражданские инициативы — партия социального мира, но она вынуждена вступать в борьбу в условиях развязанных против нее политических войн. Все это давно известно, однако власть сама сплошь и рядом работает на то, чтобы созидательная энергия гражданской инициативы начинала использоваться в немирных целях.

Тем более надо понимать, что подкожный страх перед независимой инициативой и гигантская потемкинская деревня оплаченной гражданственности — все это останется одним из самых неэстетичных фрагментов в будущем памятнике нынешнему правлению. Историю, которую будут писать другие поколения, из нашего времени не отредактируешь.