«Среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются … десятки тысяч диверсантов и шпионов» — такими словами начинался Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». Этот документ в одночасье сломал жизни сотням тысяч советских людей.

В указе за подписью председателя Президиума Верховного Совета СССР Михаила Калинина немецкое население Поволжья на полном серьезе обвинялось в намерении произвести по приказу Гитлера взрывы в собственных жилых районах. Чтобы это предотвратить, немцев срочно требуется переселить, говорилось в документе.

Если задуматься, то такие основания для переселения и тогда должны были выглядеть абсурдно. Но руководители государства не опасались общественного мнения, ведь созданная в стране атмосфера массовых репрессий работала убедительнее любых слов.

«Кого мы предали?»

— Наша семья тогда жила в городе Кизляр в Дагестане, — рассказывает жительница Тавды Ирма Кнодель, дочь советского немца Христиана Кноделя. — Родители говорили, что после решения о депортации в декабре 1941 года сотрудники НКВД обошли каждый дом и дали людям всего 24 часа на сборы. Было запрещено с собой брать даже еду и одежду!

По данным Тавдинского краеведческого музея, принудительному переселению в СССР подверглись представители 14 разных национальностей, которых советская власть заподозрила в сотрудничестве с врагом. 7306 этнических немцев были за 24 часа депортированы из Дагестана в Сибирь и Казахстан. Семья Ирмы осела в казахской деревне: отец, двое детей и беременная мать. Там Ирма и родилась. Все перемещенные лица влачили жалкое существование, не имея ни собственного жилья, ни предметов первой необходимости.

Депортация целых народов не повышала их лояльности к советской власти, зато способствовала росту социальной напряженности. Чтобы сохранить контроль и заодно получить дешевую рабочую силу, руководство страны решило сформировать из них так называемые «трудовые отряды» для решения задач военного времени. Название «Трудармия» нигде в официальных документах не фигурирует. Считается, что мобилизованные назвали так себя сами, стремясь вернуть самоуважение.

Вскоре по прибытии в Казахстан отец Ирмы Христиан Кнодель был мобилизован на стройку в Тавду — небольшой промышленный город за Уралом. Немецких мужчин призывали в трудармию с 15 лет. Женщины, не имеющие грудных детей, подлежали мобилизации с 16. Таким образом, дети трудармейцев старше трех лет зачастую лишались обоих родителей сразу. Только благодаря новорожденной Ирме ее мать осталась вместе с детьми в Казахстане.

Тавда

Тавда расположена в 360 км к северо-востоку от Екатеринбурга и в 100 км к северу от Тюмени. В 1930 году это был еще небольшой рабочий поселок, в который насильно привезли 11 000 раскулаченных с Кубани, Украины и Белоруссии. Количество спецпереселенцев превысило местное население в три раза. Позднее национальное разнообразие Тавды еще сильнее пополнилось за счет депортированных немцев, калмыков, узбеков, болгар, греков, китайцев и других.

Климат в этих болотистых местах — суровый, автомобильных дорог в то время не было никаких. Только в трехмесячный зимний период люди могли перемещаться между поселками. Построенную для производственных нужд узкоколейную железную дорогу в народе прозвали «ужасной железной дорогой».

В 1929 году началось строительство нового Лесопромышленного комплекса, а в середине 30-х годов лесная промышленность была передана в ведение НКВД. В Тавдинском районе появились лагеря для заключенных, в том числе — осужденных по 58-й статье.

В 1937 году Тавда получила статус города. Здесь располагалось одно из управлений ГУЛАГа — Востураллаг. Во время войны создается еще одно управление — Главпромстрой НКВД, или Тавдинлаг, который ведал ударными сверхлимитными стройками, такими как Тавдинский фанерный комбинат и Гидролизный завод. Труд заключенных, депортированных, трудармейцев использовался на строительстве заводов и на самих заводах, на строительстве городских объектов, на лесозаготовках и в сельском хозяйстве.

Тавдинский лесокомбинат не только заготавливал лесоматериалы, но и производил лыжи и деревянные водопроводные трубы. Во время войны Лесопромышленный комплекс направлял готовые напиленные материалы для возведения домов в прифронтовую полосу. Фанерный комбинат выпускал авиационную фанеру для пропеллеров, а также ящики для снарядов и деревянную обувь.

«Эти немцы все — члены партии, комсомольцы…»

Сын начальника лагерного пункта в Тавде Александр Ботиков поделился с «Новой газетой» историей, которую слышал от своего отца. Его отец, Семен Ботиков, работал в Тавдинлаге с начала его образования в 1941 году и до закрытия в 1945-м.

— Тавда была уникальна: среди всех городов СССР только в ней было целых два лагерных управления — Востокураллаг и Тавдинлаг, — говорит Александр. — Отец рассказывал: когда трудмобилизованных немцев привезли сюда, они с начальником оперчасти Сашкой Черемных не знали, что с ними делать. Эти все немцы — члены партии, комсомольцы, куда их? Сделали запрос в Москву. И телеграмма приходит: «Под штык». Это значит — в зону, под охрану. Всех за забор и загнали. Месяца два прошло — приезжает огромная комиссия из Москвы проверять, как устроили трудмобилизованных. Отца и Сашку арестовали. Последний раз отец видел Черемных в коридоре — его в одну сторону вели, отца — в другую. И он успел шепнуть отцу: «Семен, найди телеграмму!» Только благодаря этой телеграмме отец остался живой. А Сашку он больше не видел…

Голые в яме

После той проверки трудармейцев вывели из Тавдинской колонии и поселили отдельно от заключенных.

— Трудармейцы жили в отрядах за колючей проволокой под охраной, — рассказывает Ирма Кнодель. — Они много и тяжело работали, часто умирали от голода и холода.

Ирма утверждает, что порой трудармейцев кормили хуже, чем заключенных в колониях. Сын начальника лагеря и сам бывший сотрудник МВД Александр Ботиков много лет занимается поисковой работой и увековечиванием памяти советских военнослужащих, трудармейцев и жертв политических репрессий. Он говорит, что слова Ирмы подтверждаются свидетельствами и других старожилов.

— Трудармейцы все время были голодные, просили у прохожих хлеб или табак. Один старик даже утверждал, что видел, как их подкармливали пищевыми отходами из лагерной зоны, — говорит Александр.

Трудармейцы, которые заготавливали лес, жили прямо в лесу в землянках. Здесь смертность была еще выше, чем среди городских рабочих, которых селили в бараках.

Как рассказал Александр Ботиков, в годы войны хоронить немцев на городском кладбище запрещалось.

Сколько трудармейцев погибло в Тавдинлаге, историки точно пока не подсчитали. Однако земля Тавды еще хранит память об их непосильном труде и мученической смерти. Каждое предприятие и каждая больница военного времени в окрестностях Тавды имеют свое безымянное кладбище. Могильные холмы расположены компактно, ровными рядами, а по соседству — такие же правильные ряды пустых могил, заготовленных впрок…

— Рассказывал один мужик, шел он зимой в Тавду и вышел на яму. А в яме — люди голые, — вспоминает Александр. — Зимой эти ямы телами заполняли и только весной, когда земля оттает, — закапывали! Почему голые? Одежда в дефиците была, время такое было.

Александр Ботиков отыскал в окрестностях одного только озера Щучье, что на северо-востоке от Тавды, три массовых захоронения, в общей сложности — более пятисот индивидуальных и чуть меньше сотни братских могил. По документам, это все — федеральные лесные угодья. Никто эти кладбища не охраняет и не прибирается там, кроме Александра и его немногочисленных соратников.

— Когда их хоронили, колышки с номерами дел только ставили, никаких крестов и памятников, — рассказывает Ботиков. — Могилы трудармейцев и репрессированных здесь никто не исследовал. Про них мало кто знает и знать-то не очень хочет, а теперь еще и узнать не дают. У нас до сих пор большинство людей, которые вроде и в истории разбираются, и обладают властью, имеют мышление и понятия 37-го года.

О высокой смертности трудармейцев также пишут историки. В некоторых исследованиях в пиковые периоды приводятся показатели смертности около 40%.

Деньги

Отцу Ирмы Христиану Кноделю повезло, что он попал не в лесной лагерь, а в строительный отряд на территории самой Тавды. Может, благодаря этому и жив остался.

По воспоминаниям Ирмы, в первое время мать не могла ничем помочь мужу — передачки ему не разрешались. Потом, когда разрешили, семья стала выращивать табак и посылала его Христиану, а он этот табак обменивал на хлеб.

— В отдельных исследованиях иногда говорится фрагментами об этой зарплате, — рассказывает историк Виктор Кириллов. — Отчетные финансовые документы написаны обычно карандашом на плохой бумаге. Они очень плохо читаются, все эти балансы не сходятся, вранье сплошное… Какие-то деньги на зарплату, безусловно, предполагались, но у людей осталось в памяти, что баланс вечно не в их пользу был. Все списывалось за еду, обмундирование и охрану, им ничего не доставалось.

Только после 1944 года трудармейцы стали получать на руки какие-то деньги, которых едва хватало, чтобы отовариваться в ларьке на территории режимного объекта.

Трудармия была окончательно расформирована в 1947 году. Но с 1947 по 1955 год трудармейцы попали на «спецпоселение»: колючую проволоку в жилых зонах убирали, и в этих же бараках они и продолжали жить и так же работать под надзором спецкомендатуры. Ирме исполнилось 9 лет, когда они с матерью и сестрами смогли приехать в Тавду, чтобы воссоединиться с отцом.

— В 1949 году сняли вышки и убрали колючую проволоку, — вспоминает Ирма. — У ворот жилой зоны стоял киоск, дальше располагались бараки и комендатура. Отцу разрешили поселиться в одном из бараков, где раньше размещалась охрана. Мы жили впятером на 12 квадратных метрах, с туалетом на улице, а в соседней комнате поселился еще один бывший трудармеец — преподаватель немецкого языка Иосиф Шиль.

Иосиф Шиль был учителем Александра Ботикова в вечерней школе.

— С начала войны Шиль четыре месяца был на фронте, я его военный билет лично в руках держал, — говорит Ботиков. — В билете написано: «Демобилизован по национальному признаку».

Большинство тех бараков уже снесены, сохранились единицы, включая и старый дом Ирмы. Там до сих пор еще живут люди.

«До десяти, после десяти»

То, что вокруг жилой зоны убрали колючую проволоку, еще не означало, что трудармейцы стали свободными и равноправными людьми. Всем членам семьи Кнодель, кроме малолетней Ирмы, нужно было регулярно отмечаться в комендатуре НКВД.

Александр Ботиков, чье детство также пришлось на сороковые и пятидесятые годы, вспоминает:

— У нас в школе учились и греки, и болгары, и китайцы… Кого только не было там! И немцев много было. До десяти часов мы играли все вместе, а после десяти — морду друг другу били. В десять наступал комендантский час: все немцы становились «фашистами». Кого из немецких детей сверстники после десяти поймают — наваляют.

На работу в отцовских кальсонах

Вплоть до 1956 года семья Кнодель находилась на «спецпоселении». У них не было ни прав, ни свобод, ни денег. Поэтому уже в 15 лет, после шестого класса, Ирма пошла работать на лесокомбинат.

— Это были очень трудные времена. 1958 год. Жить не на что было. Я на работу в первый раз пришла в кирзовых сапогах и в отцовских кальсонах, — рассказывает она.

В те годы мечтой Ирмы было найти русского мужа, получить русскую фамилию и стать равноправным членом общества.

Какую зарплату получал отец Ирмы после 1949 года, она не помнит, но хорошо помнит, что его пенсия была 53 рубля — самая низкая в их семье.

По словам историка Виктора Кириллова, годы, проведенные в Трудармии, засчитывались в трудовой стаж один к одному, и только после реабилитации в 90-х годах трудармейцев признали тружениками тыла и начали считать один год за два.

Жизнь показала…

29 августа 1964 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым все обвинения, выдвинутые в сорок первом, с российских немцев были сняты. Только подумать:

Власть уже тогда не стеснялась пугать народ воображаемыми терактами, чтобы общество не задавало лишних вопросов и не задумывалось над разумностью и справедливостью принимаемых решений.

«Жизнь показала, что эти огульные обвинения были неосновательными… В годы Великой Отечественной войны подавляющее большинство немецкого населения <…> своим трудом способствовало победе Советского Союза над фашистской Германией», — говорится в тексте документа.

— Пол-Тавды отстроили сосланные немцы, — рассказывает Ирма. — Гидролизный и кирпичный заводы, школы, жилые дома… Когда мы сюда приехали к отцу, они как раз строили 16-ю школу.

Школа эта работает до сих пор, хотя построена на болоте и стоит на сваях, которые трудармейцы вбивали вручную. Несмотря на нечеловеческие условия, трудармейцы сумели внести свой вклад в победу над фашизмом. Однако трудиться ради общей победы им пришлось не только в тяжелейших бытовых условиях, но еще и в условиях незаслуженного недоверия, изоляции и унижения. До тех пор, пока в нашей стране клевета остается одним из инструментов государственной политики, мы не можем быть уверены, что в сегодняшней России это не повторится снова с кем-нибудь другим.

Елена Шукаева, специально для «Новой»