Что такое человек? Просто тело со способностью думать, делать и говорить? Или это тайная сила, нашедшая понятное выражение в известном нам мире? Столько всего об этом сказано — и ничего, как всегда, не решено. Жаль, конечно, но именно эта вот незавершенность и есть сама по себе жизнь, по крайней мере весь нехитрый ее смысл. Только в отсутствие ответов — причина существования каждого из нас вообще и Леры Мигуновой в частности. Такого явления, как она, в принципе не бывает, хотя ее называли и Торпеда, и Тайфун, и Ураган. В 14 лет Лера-Ураган упала с железнодорожного моста, задела провода под напряжением в 27 тысяч вольт. Вся обгорела — 65 процентов поверхности тела. Все себе сломала, повредила органы внутри. Смерть — так хотели назвать Леру врачи. Но три года спустя мы сидим с ней и ее мамой Татьяной Алпаткиной и все-таки разговариваем про жизнь. Что, наконец, она такое?

Татьяна: «Выросла я в Казани, училась здесь на педагога, должна была стать либо тренером по плаванию, либо учителем физкультуры. Но в девяностые выжить на деньги педагога невозможно было, так что я стала бухгалтером.

Я, может быть, заранее догадывалась, что нам придется нелегко. Хотела Леру назвать сначала Александрой или Софьей, в крайнем случае — Ниной. Мне казалось, это такие сильные имена. Но потом, когда родила ее, сразу поняла, что это Лера. Имя переводится как «крепкая». Так оно в общем-то и получилось.

Все говорят что, когда Лера в 14 лет упала с железнодорожного моста, она задела высоковольтные провода. Я в это не верю. Задеть провода, в которых 27 тысяч вольт, и остаться в живых — это просто нереально.

У Леры была сочетанная травма. Три проблемы, от каждой из которых можно было бы умереть. Ожог, который усугубил все. Плюс переломы. И внутренние повреждения: ушиб головного мозга, перелом основания черепа, все ребра, большеберцовая кость, плечевая кость, селезенка, ну и так далее.

В первой больнице, куда мы попали, врачи нам все блокировали, все купировали, но так как Лере было 14 лет, они не могли у себя ее держать, перевезли в детскую больницу. Там вроде было нормальное оборудование. Но то ли местные медики не умели им пользоваться, то ли просто не верили, что она выживет, в итоге мы прождали десять дней, и в очень тяжелом состоянии Леру увезли в Нижний Новгород.

Ее не лечили — просто давали антибиотики, которые могли ее убить. Все бактерии, которые в ней жили, вышли на поверхность, потому что им внутри уже нечего было есть, они ее начали жрать снаружи. Она стала резистентной к лекарствам, ее ничего не брало.

Я жила с дочкой в реанимации, она там общая — и для взрослых, и для детей. Насмотрелась такого, что не хотелось бы в жизни видеть, — фильмы ужасов отдыхают».

Лера: «Мне кажется, врачи ждали, когда я умру. Когда мы приехали сюда, в Москву, в больницу имени Сперанского, я весила 38 килограммов, еще месяц пролежала здесь в реанимации. Меня рвало от всего, даже от воды. Знаете, как мы выживали? Вот есть яйцо — так вот кусочек белка в час, чтобы не умереть».

Татьяна: «Я вообще не понимала, что происходит, мне только хотелось, чтобы все это как-то закончилось, но я не знала как. В итоге получилось интересно. В Казань по обмену опытом приехал из больницы Сперанского хирург Евгений Рыжов. И вскоре с помощью Русфонда, который оплатил лечение, нас перевели сюда. Первое, что здесь сделали, — отнеслись к нам по-человечески. Посмотрели, подобрали повязки, лекарства, продумали стратегию. Ко мне пришла наш доктор и говорит: пишите меню, что она у вас любит есть. Я не поверила своим ушам. Да ладно!

Сама по себе уверенность врачей, что Лера выживет, была для меня откровением. Скажем, когда дочку на вертолете из Казани перевезли в Нижний Новгород, мы за ней мчались туда на машине. В реанимации нас встретила дежурный врач и говорит: «Вы чего так долго? И вообще — привезли труп. Чего вы его сюда привезли-то?» И вот все полгода, что мы там лежали, мне говорили прямо в лицо: все равно она умрет, не встанет, идите заказывайте батюшку, не расстраивайтесь — и после смерти связь с ребенком не теряется.

В Москве такого выгорания врачей нет. И человеческое отношение оказалось решающим. Потому что в случае с ожогами действительно невозможно ничего сказать заранее. Ожоговая болезнь — она непредсказуемая, как огонь. Выход из этой ситуации, секрет выживания в ней очень простой: нет никакого выхода, нет никакого секрета. Ты должен просто держаться. Если человек не хочет держаться, ты хоть бисером рассыпайся, ничего не получится.

Лера: «Из всего случившегося я больше всего переживала за то, что у меня сломан передний зуб».

Татьяна: «Да, она пришла в себя, пошевелить ничем не может — ни рукой, ни ногой, ни головой. Говорить не может. А еще же трахеостома стояла, надо было затыкать там дырочку и слушать, что она там шипит. И вот я слушаю, а она говорит: зуб сломанный, да?! И все три последние года она меня спрашивает: ну стоматолога-то можно уже позвать? Так что теперь, как только возможность у нас появится после очередной операции, первым делом мы пойдем восстанавливать зуб. Как знать, может быть, все это только ради него?»

Для тех, кто впервые знакомится с деятельностью Русфонда

Благотворительный фонд Русфонд (Российский фонд помощи) создан осенью 1996 года для помощи авторам отчаянных писем в «Коммерсантъ». Решив помочь, вы сами выбираете на rusfond.ru способ пожертвования. За 22 года частные лица и компании пожертвовали в Русфонд 13,903 млрд руб. В 2019 году (на 02.12.2019) собрано 1 278 375 106 руб., помощь получили 1728 детей. С начала проекта Русфонда в «Новой газете» (с 25.02.2016) ее читатели помогли (на 02.12.2019) 149 детям.

Настя Вершинина, 15 лет, симптоматическая эпилепсия, детский церебральный паралич, требуется лечение. 199 430 руб.

«Сразу после рождения Насте установили шунт для отвода лишней жидкости из головного мозга — у дочки была гидроцефалия. Операцию провели в нашей Республиканской детской клинической больнице (Симферополь). Из-за болезни Настя сильно отставала в развитии, а в три года у нее случился первый эпилептический приступ, что еще больше затруднило реабилитацию дочки. Два года назад благодаря Русфонду нам удалось попасть в Институт медицинских технологий (ИМТ, Москва). После обследования и лечения в ИМТ у Насти уменьшилось количество приступов — теперь они происходят раз в три дня и стали не такими сильными, как раньше. Также дочка стала больше двигаться, лучше понимать меня и осмысленно отвечать на вопросы. Пусть и односложно, но она со мной разговаривает! Лечение нужно продолжать, но оно платное и очень дорогое. Мы с Настей живем только на пенсию и социальные пособия. Прошу, помогите!»

Виктория Вершинина, мама Насти, Крым

ПОМОЧЬ НАСТЕ ВЕРШИНИНОЙ

Реквизиты для помощи

Благотворительный фонд Русфонд ИНН 7743089883 КПП774301001 Р/с40703810700001449489 в АО «Райффайзенбанк», г. Москва К/с 30101810200000000700 БИК 044525700

Назначение платежа: организация лечения, фамилия и имя ребенка (НДС не облагается). Возможны переводы с кредитных карт, электронной наличностью. Вы можете также помочь детям, пожертвовав средства через приложение для iPhone: rusfond.ru/app или сделав SMS-пожертвование, отправив слово ФОНД (FOND) на номер 5542. Стоимость сообщения 75 рублей. Абонентам МТС и Теле2 нужно подтверждать отправку SMS.

Адрес фонда: 125315, г. Москва, а/я 110; rusfond.ru e-mail: [email protected] Телефон:8 800 250-75-25 (звонок по России бесплатный, благотворительная линия от МТС) Факс: 8 495 926-35-63 с 10.00 до 20.00