19 ноября Зубово-Полянский районный суд Республики Мордовии рассмотрел ходатайство об условно-досрочном освобождении пожизненно заключенного Петра Стаховцева. Это заседание могло бы стать беспрецедентным — еще ни разу в России не отпускали пожизненного сидельца по УДО. О рабочем поселке Зубовой Поляне, где проходит суд, заговорили бы федеральные СМИ.

Но в помпезном зале заседания, с белыми колоннами и сгруженной в углы списанной мебелью, из СМИ только я да энтэвэшник из Саранска, даже местной районки нет.

С экрана в зал глядит сухой старик семидесяти четырех лет в синей фуфайке — Петр Ефимович Стаховцев.

Я наивно интересуюсь у адвоката Стаховцева Сергея Муханова, почему осужденного не привезли на суд — все же процесс не проходной.

— Видеосвязь тоже считается личным присутствием… — ответил Муханов.

— Это ж надо его вести сюда, тратиться на бензин, — загибает пальцы энтэвэшник, пытаясь объяснить мне «очевидное».

— Плохо слышно, — старик в очках щурится в камеру, поправляет попискивающий слуховой аппарат за ухом.

Пока налаживают связь, судья с высокой прической, Косарева Надежда Владимировна, заигрывает с энтэвэшником: «Ну не снимайте нас пока».

Стаховцев нас слышит, но не видит — видеосвязь так и не удалось наладить. На протяжении всего заседания старик будет щуриться в камеру, складывая попеременно дужки очков — нервное тиканье.

Спиной к экрану сидит прокурор Роман Козлов, румяный корпулентный мужчина в облегающей форме.

— Подлежит рассмотрению ходатайство осужденного Страховцева Петра Ефимовича об условно-досрочном освобождении…— судья Косарева несколько раз ошибется в фамилии.

Петр Ефимович стоит за решеткой, в руках толстая стопка листов — это его ходатайство об УДО. Старик побоялся, что оно затеряется по пути от колонии до зала суда (как уже было несколько раз), поэтому он зачитывает его вслух.

На 77 листах изложена его биография с 89-го года.

Косарева стучит ручкой по столу:

— Стаховцев, Стаховцев, сейчас у нас другая стадия…

— Ваша честь! — пытается перебить её Стаховцев, — мне с первого дня вменяют то, что я нарушал закон. Но я его не нарушал, поэтому я приведу конкретные примеры, от чего что пошло, почему я сижу здесь тридцать лет и никто ничего не делает…

В словах Петра Ефимовича законсервированное отчаяние. Его выступление, нарушающее формальный ход заседания, звучит как предсмертная записка — следующее прошение об условно-досрочном освобождении он сможет подать только через три года. Сегодня у Стаховцева есть трибуна.

— Разрешите дальше читать! — уперся осужденный.

А читать есть что — биография Петра Ефимовича тянет на детектив.

Петр Ефимович Стаховцев родом из деревни Крупец Гомельской области. Получив педагогическое образование, в 1970 году начал службу в МВД (как его туда занесло неизвестно). Но известно, что служил он примерно и у начальства был на хорошем счету.

В начале 1985 года в Иркутск, где тогда уже майор Стаховцев возглавлял один из районных угрозысков, приехала внеплановая проверка из Москвы — сотрудники местной милиции были замечены в махинациях с лесом, золотом и омулем. В эту комиссию включили также Стаховцева и еще одного местного милиционера. Почему именно их? Я точно не знаю. Однако, судя по послужному списку, Стаховцев и его сослуживец были категорически невосприимчивы к экономическим махинациям и поэтому выделялись на общем фоне личного состава милиции Иркутска 80-х годов.

В ноябре 1985 года по звонку из Москвы работу комиссии неожиданно свернули — масштабы махинаций оказались такими, что угроза нависла не только над руководством главка, но и над их московскими начальниками. До уголовных дел, разумеется, не дошло, а козлами отпущения сделали местных.

Комиссия уехала в Москву, а Стаховцев и его сослуживец остались в Иркутске. Служить стало тяжело: клеймо «особиста» и «предателя» сопровождало их везде. Вскоре Петра Ефимовича понизили в должности и перевели во вневедомственную охрану, его коллега и вовсе ушел со службы в никуда.

А 16 июля 1989 года Петра Ефимовича арестовали. Во время неожиданного обыска в его квартире нашли пачку промедола — наркотического анальгетика, партия которого была недавно похищена с центрального аптечного склада. После ареста ему сразу предъявили обвинение. По версии следствия, Петр Ефимович являлся главарем крупной преступной банды. В ее активе числились три убийства, а также ряд вооруженных нападений и грабежей, в том числе и на районные отделы внутренних дел.

Из участников банды на скамье подсудимых оказалось пять человек. В ходе заседаний выяснилось — своего «главаря» никто из них не знал в лицо — тот руководил бандой через своего представителя — инженера вневедомственной охраны Андрея Дядченко.

В 1987 году Дядченко устроился во вневедомственную охрану по поддельной трудовой книжке — именно так указано в материалах уголовного дела.

На тот момент Петр Ефимович уже несколько лет работал там после своего унизительного перевода из угрозыска. Молодой человек сдружился со Стаховцевым, и Петр Ефимович стал ему доверять. Пока, наконец, не поделился с Дядченко самым важным: оказывается, в частном порядке Стаховцев продолжал работу московской комиссии — собирал информацию о связях руководства милиции с сибирской мафией. Дядченко взялся ему «помогать».

В приговоре Петру Стаховцеву написано: «В судебном заседании Стаховцев вину не признал и пояснил, что является жертвой оговора иркутской мафии через приставленного к нему Дядченко… Никаких преступлений [Стаховцев] не совершал, а подвергся преследованию со стороны связанных с мафией лиц из числа руководства УВД и УВО за бескомпромиссную борьбу с ней».

В апреле 1991 года за убийство и разбой в составе банды Стаховцева приговорили к расстрелу. Приговор был построен исключительно на показаниях Дядченко.

Через три года Борис Ельцин в числе других заключенных помиловал и Петра Ефимовича — приговор изменили на пожизненное заключение.

А в начале 2000-х случилось неожиданное. Основной свидетель Андрей Дядченко, отбывающий пожизненный срок, направил председателю Верховного суда РФ и генеральному прокурору заявление о том, что хочет дать новые показания по делу банды. В своем заявлении Дядченко указал:

Однако на судьбу Петра Ефимовича это никак не повлияло. Он продолжал сидеть.

В 2016 году исполнилось 25 лет заключения, и по закону Стаховцев мог просить об УДО. И он попросил.

Все решилось быстро. Судья Заренкова придралась к тому, что Стаховцев встал с койки дойти до туалета «без костюма х/б» — у старика недержание, и в тот момент у него был постельный режим.

Среди уже погашенных взысканий, которые тогда перечислял заместитель начальника колонии Александр Чудаков, числились попытки суицида: «4.10.1989 меня посадили в холодную камеру пыток, где не было света и с окна стекала вода, образовался лед, температура ниже 0. Там я прыгал трое суток, после меня ударили металлической арматурой по голове, при этом составили протокол о том, что Стаховцев П.Е. «пытался покончить жизнь самоубийством», за что наказали — 10 суток карцера»; и еще дважды Петр Ефимович пытался свести счеты с жизнью после избиений и травли со стороны начальства колонии. Все это не относится к «злостным нарушениям», которые, согласно части 5 статьи 79 УК РФ, могут быть причиной отказа в УДО. И, тем не менее, судья Заренкова в УДО отказала.

Прошло три года. Петр Ефимович попросил об УДО опять.

Сейчас в тюремной карме Стаховцева было пять бонусов за добросовестную работу и за «активное участие в общественной жизни», которые поблекли на фоне единственного непогашенного взыскания — некачественно вытер пыль со стен камеры. Хотя вот уже год он освобожден от уборки по состоянию здоровья — туберкулез, гастрит, высокое артериальное давление, геморрой, катаракта обоих глаз, ишемическая болезнь сердца, отнимается одна нога.

Все заседание румяный прокурор Козлов активно жестикулировал и шептал в сторону судьи, мол, там целая кипа бумаг, до утра здесь засядем.

Полтора часа под скрипучий голос осужденного, старательно зачитывающего свою жизнь по бумажке, все будут заниматься своими делами: втыкать в телефон, снова и снова перелистывать дело.

— Осужденный Стаховцев, вы злоупотребляете временем суда! — не выдерживает Косарева за семь листов до окончания речи. — Своими словами вы можете отразить? Сказать?

— Это документ, своими словами не получится. Прокурор видите, что говорит. Он не хочет заниматься, и никто не хочет. Кто-то же должен заниматься этим вопросом. Либо вы нас убиваете, либо надо что-то делать.

Оглашая решение суда, Косарева отметила, что освобождение по УДО — это «право суда, а не обязанность».

Петр Ефимович еще хотел что-то сказать, но картинка с ним исчезла.

— Ну и когда вы к нам в следующий раз? Через три года? — провожают меня судебные приставы.