РепортажиОбщество

«Самое страшное — молчать»

Десятки женщин собрались в центре Москвы, чтобы публично рассказать о пережитом семейном насилии

Этот материал вышел в номере № 133 от 27 ноября 2019
Читать
«Самое страшное — молчать»
Фото: Светлана Виданова / «Новая»

Вечером морозного ноябрьского понедельника, в Международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин, на площадь Яузских ворот вышли активистки, чтобы потребовать принятия закона о домашнем насилии. Вместе с ними вышли поддерживающие их мужчины. Городские власти впервые согласовали массовые пикеты в центре столицы в поддержку закона, правда, организаторы сообщали, что число участников пытались снизить с двухсот до пятидесяти.

Несколько десятков человек окружили памятник пограничникам Отечества, другие стояли напротив них. Почти все — с плакатами: «Плохо сопротивлялась — смерть, хорошо сопротивлялась — тюрьма», «В России быть замужем опасно», «Бьет — значит статьи 111, 112, 115 УК РФ», «Если этого не происходило с тобой, это не значит, что этого не существует», «Домашнее насилие — преступление, а не традиция», «91% против 3%».

Акция в Международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин. Фото: Светлана Виданова / «Новая»
Акция в Международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин. Фото: Светлана Виданова / «Новая»

Последние цифры — из исследования «Медиазоны» и «Новой газеты» о домашнем насилии. По данным исследования, 91% женщин, севших по 108-й статье УК («Превышение пределов необходимой обороны»), защищались от своих партнеров. Мужчин, превысивших оборону при защите от партнерш, только 3%. Четыре из пяти осужденных за убийство (статья 105 УК) женщин защищались от домашнего насилия. При этом Минюст считает проблему домашнего насилия в России «преувеличенной», а сторонники «традиционных ценностей» собирают митинг против закона о профилактике семейно-бытового насилия в Сокольниках.

Московская мэрия пусть и согласовала массовые пикеты, но звукоусилительной техникой пользоваться не разрешила. Вместо этого на площади был «открытый микрофон»: выступить могла каждая желающая или желающий (в первую очередь, женщины). Остальные повторяли то, что произносили с импровизированной сцены — помоста обелиска.

Фото: Светлана Виданова / «Новая»
Фото: Светлана Виданова / «Новая»

Получился удивительный перформанс: на зимнем холоде больше двух часов десятки девушек и женщин рассказывают о своем или чужом опыте пережитого дома насилия. Им вторят другие. Требуют свободу: сестрам Хачатурян, Юлии Цветковой, вспоминают убитую Анастасию Ещенко и Татьяну Страхову или Маргариту Грачеву, которой муж отрубил руки.

Кроме стандартных кричалок («Нам нужен закон!», «Кризисные центры — в каждый район!», «Самооборона — не преступление!», «Жертва невиновна!»), после каждой личной истории женщину поддерживали: «Мы с тобой!»

Мы публикуем несколько историй из десятков рассказанных за этот вечер.

Сколько нужно молчания

Внимание к убийству аспирантки в Петербурге должно привести к общенациональной дискуссии о борьбе с домашним насилием

Маша

Меня зовут Маша, мне 21 год. Я выросла в многодетной семье. Меня били столько, сколько я себя помню. А помню я себя с двух лет. Не били только старшего брата. Били за все. По воскресеньям поднимали избиениями с кровати, чтобы отвести нас в церковь.

Папа бил перед сном. Папа бил, когда болела. За то, что заболела. Папа бил за кашель.

Родители очень много работали, поэтому не следили за нами. Били тогда, когда вздумается. В 17 лет я переехала к своей старшей сестре. Я жила у нее два года. Она тоже била своих двоих детей на моих глазах. И угрожала мне. Через полгода после того, как я съехала от нее, она избила другую мою сестру. Той было больше 20 лет.

Если бы был закон о домашнем насилии, мы обратились бы в полицию. Но мы не хотели попасть в детдом. А без этого закона выход только такой. Поэтому мне и таким детям, как я, нужен закон о домашнем насилии. Чтобы у них был выбор. Не побои или детдом, а помощь взрослых или молчание.

Фото: Светлана Виданова / «Новая»
Фото: Светлана Виданова / «Новая»

Екатерина

Здесь холодно, но внутри нас холода гораздо больше. Мне холодно. Потому что в любой момент меня может не стать. Мне страшно. Потому что в нашей стране семья — это сакрально. Но насилие не может быть сакральным. Насилие должно быть наказуемым. Я приехала из Питера только для того, чтобы сказать: мне необходим закон о домашнем насилии. Каждому в стране необходим закон о домашнем насилии.

Девушка, пожелавшая остаться анонимной

Я не знала, что сегодня можно выступить, но расскажу свою историю. Она распространена статистически, но ненормальна в этическом смысле. Агрессором в нашей семье был отец. Он направлял все виды насилия на мою мать. Нам тоже доставалось. В семье не было любви и чувства защищенности.

Отец бил маму и меня. Он гонялся за мамой с ножом. Он унижал нас. Из-за него никто не заметил сексуального насилия в мою сторону от других членов семьи. Я говорила маме, что нужно уходить. Но она боялась. Я с детства защищала свою мать. Ей до сих пор снятся кошмары. Когда мама ушла от него, отец нашел ее и чуть не убил. Прямо в подъезде дома. В полиции ничего не сделали, несмотря на снятые побои. Из-за этого всего я заработала ментальное расстройство и череду абьюзивных отношений.

Семьи разрушает безнаказанность и жестокость, а не закон о домашнем насилии. Насилие плодит насилие. Я вышла сюда за себя и свою мать. Я хочу остановить насилие.

Фото: Светлана Виданова / «Новая»
Фото: Светлана Виданова / «Новая»

Вера

Меня зовут Вера, мне 20 лет. Когда мне было семь, по дороге в школу меня пытались изнасиловать. На мне были джинсы и куртка. Мне повезло: моя мама меня спасла от насильника. Но мой отец обвинил меня из-за бабочки на кармане на попе — я завлекала насильника.

Так быть не должно. До последних лет я верила в свою вину. Я боюсь носить джинсы. Но виноват насильник. Жертву нужно защищать. Что бы на ней ни было надето. Даже если она голая и пьяная. Виноват насильник. Нет — значит нет.

Катя

У меня нет отца, он умер, когда мне был один год. С пяти лет у меня отчим. Мама работала допоздна. Когда я не успевала уснуть за определенное время, отчим лупил меня ремнем. Мне было пять лет (девушка прерывается и плачет, а потом в течение всего выступления слезы мешают ей говорить).

Мама работала постоянно. Иногда на двух работах. Он все время сидел дома. Иногда я не знала, что мне поесть. За каждый съеденный лишний кусок он меня бил. Мне было семь.

Однажды я не вышла вовремя погулять с собакой. Он вытащил плечики из кладовки и лупил меня до тех пор, пока они не сломались. Мне было восемь.

Мой младший брат — его сын. Однажды он сломал телевизор. Отчим узнал об этом и лупил меня детской деревянной клюшкой. Он запугал меня до такой степени, что я не могла пожаловаться маме. Я терпела это до тех пор, пока не закончила школу и колледж. Я уехала в Москву из Екатеринбурга и всеми силами просила маму, чтобы она оставила его. Но всю жизнь мама говорила, что боится уйти от него. Боится, что сын будет осуждать ее за то, что мать выгнала отца.

На мое семнадцатилетие он накинулся на маму. Я хотела защитить ее. Набросилась на отчима. Он чуть не вытолкнул меня в окно с шестого этажа. Мы вызвали полицию — он убежал. Когда полиция приехала через час, никто не стал его искать. Мы просидели всю ночь в отделении. Через пару дней полиция приехала к нам с визитом. Он был дома, мама была на работе. И полиция настояла на том, чтобы я забрала заявление.

Моя мать все еще живет с ним. Она говорит, что я занимаюсь ерундой. Спрашивает, зачем я борюсь за этот закон: «Неужели у тебя в семье было насилие?» А я говорю: «Да. Оно было. И оно есть сейчас. Психологическое. И физическое». Нам нужен этот закон!

Фото: Светлана Виданова / «Новая»
Фото: Светлана Виданова / «Новая»

Виктория

Я хочу напомнить случай с Татьяной Страховой. В январе прошлого года девушка Татьяна Страхова была убита своим бывшим парнем Артемом Исхаковым. Все начали ее обвинять в том, что она была откровенно одета. Я хочу сказать, что неважно, во что жертва была одета. Это не повод убивать.

Мне почти 19 лет, как и Тане было на тот момент. И я боюсь, что со мной может произойти то же самое.

Наташа

Меня зовут Наташа, и в пять лет мой отец впервые меня ударил. Это продолжалось до моих восемнадцати. И это бы не остановилось, если бы я не ушла из дома. Мои друзья говорят, что я глупая, потому что живу с человеком, который меня не любит. А я говорю, что моя сестра ушла из дома в свои двенадцать, потому что ее заявления не принимали. Побоев нет, а потому и дела нет.

Мой отец запретил делать аборт моей матери. И теперь моя третья сестра тоже подвергается ежедневному насилию. Однажды, когда мне было тринадцать лет, я пыталась остановить своего отца. Моя мать сказала мне, что это не мое дело. Но это мое дело! Мне нужен этот закон.

Фото: Светлана Виданова / «Новая»
Фото: Светлана Виданова / «Новая»

Девушка, пожелавшая остаться анонимной — об Анастасии Ещенко

Убийца остается убийцей, даже если имеет два высших образования. Убийца остается убийцей, даже если лил крокодильи слезы и просил прощения. Убийца остается убийцей, даже если это белый мужчина с историческим образованием. Убийца остается убийцей, даже если есть защитники, желающие его оправдать. Убийца остается убийцей. Убийство — это убийство.

Его убийство жестоко и бесчеловечно. Его убийству нет оправдания. Его убийство — это преступление. Его убийство — это жизнь, которую не вернуть. Его убийство — это горе родственников и друзей Анастасии Ещенко.

Убийцы должны быть за решеткой.

«Я тебя сейчас, сука, убивать буду»

Большинство женщин, осужденных за убийство, защищались от домашнего насилия. Исследование «Новой газеты» и «Медиазоны»

Девушка, пожелавшая остаться анонимной

Я хочу рассказать свою историю. Мне восемнадцать. На протяжении двух лет я была в абьюзивных отношениях. В первый раз нож был у моего горла за то, что на меня посмотрел другой парень. Я подумала, что я виновата сама. Мне было страшно. Он попросил прощения. Потом я получила удар по щеке из-за ревности. Это продолжалось очень долго. Он стал нападать на меня сверху. Толкать и избивать. Я боялась раздеться при маме, чтобы она не увидела синяков на теле.

Каждый раз я думала, что я виновата. Его главным аргументом была… его любовь. Насилие — это не любовь! И жаль, что я поняла это поздно. Каждый раз, рассматривая свои синяки, я боялась, что в один день он меня убьет.

Мне понадобилось очень много смелости, чтобы прервать эти отношения. И понять, что любовь — это не насилие.

Фото: Светлана Виданова / «Новая»
Фото: Светлана Виданова / «Новая»

Девушка, пожелавшая остаться анонимной

Я хочу признаться. Меня изнасиловали, когда мне было восемь. Я молчала 16 лет до этого дня. Мы живем в стране, где виноват даже ребенок. Давайте изменим эту логику!

Самое страшное — это тишина. Расскажите всем, кого вы знаете, о том, как важно говорить. Спасите друг друга. Спасите слабых. Давайте спасем нашу страну вместе. Сила — в смелости. Мы вместе. Мы вместе! Хватит молчать!

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow