Минувшая неделя целиком была посвящена допросам свидетелей обвинения.

Их можно разделить на три группы. Первая — свидетели от Министерства культуры РФ и от Департамента культуры Москвы. Вторая — близкие друзья главного бухгалтера «Седьмой студии» Нины Масляевой, занимавшиеся обналичиванием денежных средств. Третья — технические работники «Платформы».

Все свидетели от Минкульта говорили о действиях и роли Софьи Апфельбаум. По мнению обвинения, именно она добилась того, чтобы «Седьмой студии» и «Платформе» выделили деньги, а потом принимала их отчеты без проверки. Прокуратура продемонстрировала удивительную логику: не было распоряжения правительства, премьер-министр Путин ничего не подписывал. Более того, когда речь заходит о конкретном правительственном документе, представители обвинения говорят, что не будут называть того, кто его подписывал! Их не смущает странность посыла: не президент Дмитрий Медведев, а Софья Апфельбаум решила выделить деньги. И потом принимала поддельные отчеты о мероприятиях, которых не было. Еще, по мнению прокуратуры, Апфельбаум нарушила конкурсные процедуры при заключении госконтракта.

Но один из ключевых свидетелей Алексей Шалашов, являвшийся директором Департамента поддержки театрального искусства и народного творчества до Апфельбаум заявил: поскольку существовало распоряжение ФАС о запрете требования первичных документов по госконтрактам, департаменту было достаточно творческой отчетности о проведенных мероприятиях (видео, буклетов, статей в СМИ).

Был допрошен еще один важный свидетель, Алеся Махмутова. Она как раз занимается в министерстве конкурсными процедурами. Махмутова подтвердила: конкурс был абсолютно законным, именно Минкультуры рекомендовало Серебренникову создать собственную автономную некоммерческую организацию «Седьмая студия» для участия в конкурсе.

Дальше она вслед за Шалашовым показала: по всем госконтрактам, которые заключались в тот период, Минкульт требовал акт выполненных работ и творческий отчет. Доказательством служили буклеты, рекламная продукция, видеоклипы, фотографии, списки артистов, другие документы, подтверждающие, что все мероприятия, согласно техническому заданию, были поставлены. Нет никаких сомнений в том, что проект «Платформа» полностью состоялся.

Однако обвинение увидело противоречия в ее показаниях в суде и на следствии. На что Махмутова заявила: показания, которые давала на следствии, она не подтверждает. Сказала — на нее оказывалось давление со стороны следствия. Пять человек — представители следственной группы — заперли ее в маленьком кабинете, двое стояли за спиной, трое перед ней, предъявили ультиматум: если она сейчас будет говорить строго по закону, то (дословно) «из свидетеля, превратится в обвиняемую». Страх за семью, шесть часов без воды в замкнутом пространстве. И она была вынуждена подписать протокол.

После такого заявления Махмутовой в суде прокуратура должна была прекратить допрос и начать проверку. Но прокуроры Лавров и Резниченко словно бы не слышали. Продолжали допрос: «Это ваша подпись, значит, вы подтверждаете свои показания, данные на этапе следствия».

Свидетель Ольга Жукова утверждала, что таких субсидий — целевых на конкретный проект — раньше не было. Поэтому решение о субсидии было принято правительством, а реализация возложена на Минкульт, Министерство юстиции и Министерство финансов. В показаниях Жуковой и в показаниях Махмутовой есть два абзаца абсолютно идентичного текста, в котором речь о том, что Минкульт должен был проверять всю первичную документацию, а Апфельбаум не проверяла — значит, была в сговоре с Серебренниковым.

Был вызван свидетель Андрей Малышев, нынешний директор Росконцерта. Его спросили: подписывал ли он какие-то письма в правоохранительные органы? Ответил: ничего не подписывал. Ему предъявили его письмо в ФСБ и спросили, зачем управлению по борьбе с экстремизмом и терроризмом документы о хозяйственной деятельности «Седьмой студии»? Не вспомнил. Его спросили, кто подготовил приложение к письму на 821 листе? Тоже не вспомнил.

При допросе свидетелей Галины Лупачевой и Ларисы Суглиной (сотрудников Департамента культуры Москвы) выяснилось, что в их показаниях тоже имеются два одинаковых абзаца. Содержание которых они в суде не подтвердили.

Со слов свидетеля Валерия Синельникова, он никогда не общался с Малобродским, никаких договоров с ним не подписывал. Никогда не общался с Серебренниковым. Прокуратура предложила огласить его старые показания (он всех знал),

Подпись на них одна — следователь Владимир Монич.

Свидетель Валерий Педченко рассказал суду о том, что Малобродский приобрел для «Платформы» белый рояль «Ямаха», который, по его словам, стоял не на сцене, а в техническом офисе, на втором этаже. Что особенно убедительно, если учесть, что на второй этаж ведет винтовая лестница, а в проектах принимал участие черный рояль.

Был допрошен свидетель Олег Назаров, технический директор «Платформы», сейчас работает в Большом театре. Еще на прошлом судебном заседании он приобщил к делу пять томов документов, которые у него сохранились, диски и видео, копии паспортов всех спектаклей, гастрольные декларации. Подробно рассказал, как создавались спектакли, как брал деньги под отчет, как отчитывался приходными ордерами. Есть все копии.

Свидетель Лариса Войкина, которая работала кассиром, подтвердила: все деньги тратились на спектакли. Обвинение эти показания не устроили. В суде снова всплыла история с поддельным протоколом. Тогда прокуратура приняла решение вообще не оглашать ее показания.

В итоге у нас есть два протокола допросов Синельникова от одного числа, два протокола Войкиной — в одно время, но о разном, два протокола работников Минкультуры с одинаковыми абзацами, два протокола работников Департамента культуры Москвы с двумя идентичными абзацами. Главный вопрос: почему все свидетели обвинения в ходе предварительного следствия давали одни показания, а сейчас, в суде, — совершенно другие?

Специально для «Новой»