— Как появилась песня «Лохнесс»?

— В прошлом году я выпустил альбом «Нежелательная песня», болезненный во всех отношениях. Он связан с последними годами моей жизни в России (Чистяков покинул страну в 2017-м в связи с запретом «Свидетелей Иеговы», объявленных в РФ экстремистской организацией.— Ред.), с тем, что происходило вокруг, но записывался уже здесь, в США. Это вопль, выплеск, прощание, альбом о том, что умерло навсегда. После этого какое-то время я ничего не писал, не было ни идей, ни желания. А потом постепенно стали появляться песни. Захотелось сделать альбом более легкий, более музыкальный, чтобы там были интересные образы. Родилось несколько таких тем, «Лохнесс» — одна из них: «В высоту поднимается из глубины величаво маленький лох, пытаясь достать до небес».

Лох — обидное слово, но я в большей степени отношу его к себе, чем к другим. Есть стойкое чувство обманутости, ощущение, что был наивным идиотом, прожив в России 48 лет, верил во что-то хорошее. А хорошего нет и не было никогда. И самое печальное, что огромное количество людей до сих пор варятся в этом обмане и счастливы. Это и есть «лохнесс».

— В песне упоминаются и ОМОН, и СССР. За два года американской жизни от русской темы ты не ушел.

— А как уйдешь? Люди живут в Америке по тридцать лет, но все равно находятся в контексте русской культуры. Поют, пишут, думают и говорят о том же самом.

Если бы мне было 20 лет, у меня были еще туманные шансы изменить свою жизнь и стать американцем, но мне 50. Все, что я прожил, все, что в себя впитал, все, что вообще во мне есть, все там, в России.

— Можно считать «Лохнесс» синглом с нового альбома Федора Чистякова?

— Так и есть, но когда выйдет альбом, предсказать невозможно. Творчество мне почти ничего не приносит. Большую часть времени я вынужден посвящать чужим проектам, правда, проекты хорошие. Продюсировал альбом Оли Чикиной, сейчас закончил работу над альбомом песен Кати Яровой. Продолжаю работать над саундтреком к мультсериалу «Простоквашино». Это проекты, у которых есть финансирование, нельзя сказать, что очень жирное, но оно позволяет как-то существовать. И вот у меня появились ресурсы, и временные, и финансовые, которые я смог выделить, чтобы записать эту песню. Это тяжелая борьба. Хочется писать свой материал, а времени нет, но каким-то образом, урывками, я его все-таки нахожу.

— А что с англоязычными песнями? Меньше всего можно было ожидать, что Чистяков вдруг запоет по-английски.

— Да, есть такой проект — перевод русских песен, старых хитов «Ноля»: «Русский рок-н-ролл», «Трамваи», «Улица Ленина»… Я долгое время не решался заниматься переводами, не настолько хорошо знаю английский. Но помог случай. Появилась возможность записаться в студии Нью-Йоркского университета, но поскольку ничего нового у меня не было, пришла в голову мысль — что, если те же песни спеть по-английски? У меня нет амбиций сделать карьеру в американском шоу-бизнесе, это просто эксперимент.

— А насколько вообще реально перевести твои песни? «Ноль» — явление до такой степени русское, что только по-русски его и можно представить.

— Все правильно, «Ноль» — русский рок в прямом значении этих двух слов. Не интернациональная группа, не русский вариант западной классики жанра, а именно русский рок. Эта стратегия была выбрана совершенно сознательно. Но есть нюансы. Году в 1987-м мы много спорили о том, что такое русский рок-н-ролл.

Хотя у Уэйтса — американская музыка, никакого отношения к России она не имеет, но он использовал гармошки, аккордеоны в аранжировках и звучало это вполне по-русски. Там есть даже откровенно блатные гармонии на наш слух. Я никогда не копировал Уэйтса, но вот это узнавание своего по духу, оно было, конечно. Прошло много лет, и я подумал: годами русские рокеры переводили и перекладывали всякую классику типа Дилана и Лу Рида, Тут можно вспомнить и Майка с «Уездным городом N», и БГ, и ничего в этом зазорного нет, но почему невозможно наоборот — привнести что-то русское на американскую почву?

Были, конечно, и трудности перевода. Все удивляются почему трамваи в песне «Ехали по улице трамваи» превратились в поезда, trams — в trains, а по-моему, все логично. В Питере трамваи с грохотом проносились прямо у меня под окнами, так и родилась эта песня. А тут трамваев нет, но есть train, он ездит по Бруклину, скрипит и ужасно грохочет.