Биеннале хороши тем, что по ним успеваешь соскучиться. За два года чего не забудешь плохого, чего не намечтаешь хорошего!
После Восьмой московской биеннале современного искусства соскучиться успеют не все.
Так бывает в театре: не случилось.
Вот и биеннале не случилось, несмотря на местами звездных участников, знаменитого режиссера Дмитрия Чернякова как куратора и не менее знаменитого архитектора Сергея Чобана в роли соавтора. Главный проект «Ориентирование на местности» в западном крыле Новой Третьяковки (для тех, кто еще не в курсе, — это здание бывшего ЦДХ), интересен отсутствием современных западных художников. Есть живые классики, но это уже музейные работы, из венского собрания Альбертина. А вот по-настоящему актуальных, сделанных иностранцами специально для Москвы, нет. Есть новые работы русских авторов, порой очень интересные, как «Мусорное путешествие» Павла Отдельнова (он «вживлял» GPS-чипы в мусорные мешки, а потом отслеживал, куда развозят мусор из столицы, в результате тот оказывается порой довольно далеко от местных свалок). Это и бумажная вариация на тему роденовского «Мыслителя» — «Минута до пробуждения» Егора Плотникова. И еще масса качественного, любопытного и впечатляющего, как «Молельщики и герои» Андрея Кузькина — инсталляция из бюстов из хлебных мякишей, излюбленного средства художника, позаимствованного им в качестве скульптурного материала у тюремных сидельцев. В паре с ним в павильончик — Чобан понастроил множество «домиков», где обычно запарены их классики и наша гордость, — помещен Георг Базелиц.
Но что хорошо для отдельно взятой выставки, изящной и сделанной со вкусом, еще не биеннале. Черняков выдающийся оперный постановщик, хороший сценограф — но новатором оформления его не назвать. Его выбор работ из Альбертины интересен, но биеннале — это огромный замысел, взгляд на современное искусство, полемический, провокативный, соединяющий эстетику и политику. А сейчас и основной проект выглядит необязательным, и параллельная программа кажется случайной.
В итоге «Ориентирование на местности» сопоставимо не с прежними биеннале, а с нынешней выставкой финалистов Премии Кандинского в ММОМА на Петровке. Авторы порой пересекаются — и Отдельнов, и блистательный Александр Бродский (для биеннале он создал «Дороги», подземный переход с поющими на видео бомжами, на Петровке показывает «Красную дорожку», ностальгически веселый зеркальный коридор). Но на Петровке понятен принцип отбора, здесь моделируется современная арт-сцена, есть и злоба дня, например, проект Дмитрия Морозова о Кольской сверхглубокой скважине, эксперименте, длившемся десятилетия и позволившим проникнуть вглубь земной коры на 12 262 метра — проект заморозили в 2008-м, видимо, уже собирали миллионы венесуэльскому народу.
Но что роднит, так это очевидный отказ от политического. Искусство у нас теперь все больше ради искусства, все меньше об обществе. И в «Гараже», когда рассказывают об экологии, никто не вспоминает историю про крушение вертолета во время тайной охоты высших чиновников на архаров — а какая, казалось бы, поучительная история про месть природы человеку.
Московская биеннале пришла к тому, к чему ее вели последние годы. Ее звездный час продлился до пятого выпуска, фейерверк имен и событий закончился в 2016-м, когда команду Иосифа Бакштейна оставили без денег и многолетний комиссар был вынужден уйти. В тот год Министерство культуры радикально зачистило арт-поля. Период вольницы в российском искусстве кончился из-за Петра Павленского. Скандал, разгоревшийся вокруг его выдвижения на премию «Инновация», завершился не только кризисом вокруг самой премии и самоочищением ее жюри, но увольнением Михаила Миндлина с поста директора ГЦСИ и слиянием центра с РОСИЗО (сегодня ГЦСИ и вовсе изгнано из Москвы, работает теперь в регионах).
Мотивация Минкульта понятна — работать надо громко, чтобы общественность отвлекалась от частых арестов в самом министерстве, где за хищения судят не только начальников департаментов, но и замминистра (интересно, какой еще министр усидит в кресле при столь массовой коррупции его ближайших сотрудников?). Возникает затхлость в атмосфере, «цензура» и «задержание» в словаре художников грозят вытеснить другие слова. Это власть мало интересует. Дискуссии о клоачности современного языка у нас инициируются сверху и не поощряются, если это инициатива на местах.
