Татьяна Ефимкина, маленькая, юркая 62-летняя женщина, встречает меня у остановки автобуса в селе Алеканово под Рязанью. Она быстро ходит и быстро говорит, что характерно, наверное, для многих сельских жительниц: большое хозяйство — много нужно успеть, а дни уже коротки. Подходим к ее двору — обычный сельский дом, в будке собака, которая охраняет не вход в жилье, а калитку на участок. Это место меньше всего на свете похоже на конезавод, где рождаются десятки уникальных лошадей. Осторожно интересуюсь у Татьяны, где же ее пони, — отвечает: «Здесь они, где же им быть».

Заходя в дом, наконец вижу пони через окно: одни стоят на выгоне прямо на участке, другие смотрят из конюшен — они больше, чем классические шетлендские пони, и имеют длинные волнистые челки. Татьяна рассказывает, что лошади живут бок о бок с ней, а выгуливает она их на местном лугу. Работников у нее нет — в одиночку она за всеми ухаживает и каждую весну принимает роды. Приглашая в комнату, она предупреждает:

Татьяна рассказывает, как связала свою жизнь с лошадьми: училась в Рязанском сельскохозяйственном, стала зоотехником, и, как только коней стало разрешено держать частным лицам, не стала долго ждать: «В 33 года наскребла денег, — уехала из Рязани: дома ждали с шубой — а я вернулась с лошадью».

Больше полувека рязанская область является центром научного коневодства. В 1960-м в поселок Дивово перебрался Всероссийский НИИ коневодства, а местная конеферма стала Опытным конным заводом. В конце 90-х из названия завода исчезло слово «опытный», а из приоритетов института ушла селекция новых пород.

Тогда же, в 1993 году, Татьяна Ефимкина решила купить у конного завода нескольких лошадей и занялась селекцией. Она еще не знала, что спустя 26 лет ВНИИ коневодства не сдержит свое обещание зарегистрировать новую породу пони и оставит ее наедине с десятками лошадей во дворе собственного дома.

Самый первый конь, от которого пошла порода, отличался необыкновенным умом и добротой — эти качества и стали главными критериями для дальнейшего отбора. Пони с «неспокойным» характером Татьяна продавала и оставляла только самых нежных, дружелюбных и безопасных. И дала им название — приокские пони. Она видит в лошади главного компаньона и друга человека и сравнивает ее с атомом:

— Для войны нужно, чтобы атом мгновенно выбрасывал энергию, как и военная лошадь, а крестьянину нужно, чтобы она была умной и потихоньку работала. У нас как экономическая единица лошадь перестала иметь значение, и остались только боевые спортивные лошади.

Татьяна говорит, что лучше всех о породе расскажет тот, кто держит ее пони у себя, и звонит своей знакомой. Приезжает Анастасия — у нее три собаки и три лошади, одна из них приокская пони. Она рассказывает, что характер и вправду удивительный:

— Спортивные лошади непредсказуемы — одна меня как-то прижала и сдавила грудную клетку, а теть Танины пони — если даже будут вокруг бегать, на ногу никогда не наступят, в отличие от шетлендов, которые могут и по упавшему ребенку пройтись. А еще ее пони преданные, как собаки, привязываются к хозяину и, если он долго не появляется, грустят и отказываются от еды.

Татьяна добавляет, что управляться с ее пони очень легко, даже когда они хулиганят:

— Дерутся две лошади между собой, а победить должна я — они же меня воспринимают как доминантную кобылу. Показываю им дрын и повышаю голос — они чувствуют мою злость и тут же успокаиваются. Местные мне тут пять кнутов надарили, но я ими и не пользовалась.

Силой духа Татьяна поражает — спокойным, но убедительным тоном ей удается не только договариваться с лошадьми, но и с потенциальными грабителями. С тех пор как овдовела, защищать хозяйство приходится самой:

— Были в селе люди, которые в чужие дворы залезали. Я им сразу объявила: я баба, трусиха страшная, полезете — не кричать буду, а сразу со страху убивать, еще дважды приколю. Они поверили и восприняли — ко мне никто не полез.

Сама, вилами, потихоньку

После смерти мужа Татьяна осталась жить со своей 86-летней мамой и всю физическую работу выносит на собственных плечах — дети приезжают на выходные, а кормить лошадей и убирать за ними нужно каждый день. Признается — тяжело, здоровье идет на убыль. В этот момент ей звонят и сообщают, что привезли сено, — Татьяна срывается встречать трактор. Две тонны сена сбрасывают прямо возле дома. Татьяна еле видна за огромными рулонами высотой почти во весь ее рост. Спрашиваю, кто будет переносить все это сено в конюшни, она удивляется вопросу и отвечает — сама, вилами, потихоньку. Интересуюсь стоимостью содержания пони:

Раньше это были посильные траты:

— Два года назад у меня было 50 голов — я продавала жеребчиков, было попроще. А потом начали рождаться кобылы — именно те, к которым я шла. По своим физическим характеристикам они похожи на уэльских, а тех выводили триста лет. Это бывшие почтовые лошадки, которых грамотно отселекционировали. Если на Западе за это берутся, они очень серьезно подходят. Из института ко мне приезжает ветеринар каждый год — они ведут учет с самой первой лошади. А в 2018 году ВНИИ сам предложил — наращивай до необходимых 80 голов, оформим породу. Всего в мире 16 пород пони, и приокские должны стать 17-й.

За год Татьяна нарастила поголовье с 50 до 80 особей, а из института ей сообщили, что выделить средства на оформление породы не могут, — мол, не хватает дотаций от государства. И предложили ей провести все анализы и исследования за свой счет.

— Они сказали, что порода уже существует, значит, признаки устойчивы и передаются по наследству — это у меня получилось. И теперь надо найти каждую проданную лошадь, а их за все годы уже больше 200 по стране, описать все ее физические параметры. Только я знаю маркер, по которому шел отбор, но возможности ездить и искать не имею. На институт у меня обиды нет — там сейчас новый директор, которому совершенно нет дела, деньги им выделяют, но распределяются они неправильно. Старый директор Калашников достучался бы, а новому на это все глубоко пофиг, у него другие приоритеты.

Татьяна рассказывает, что на каждую породу должны выделяться дотации — для каждого, кто занимается племенным хозяйством, а чтобы выбить эти дотации, нужно бегать и стучать во все двери. Институт предлагает ей самой всем заняться, но Татьяна не может бросить свое хозяйство. Она говорит, что если бы институт не давал пустых обещаний, она бы не спешила нарастить всего за год такое большое поголовье.

Старший научный сотрудник ВНИИ коневодства, главный регистратор пони и терской породы лошадей Надежда Купцова ответила на вопрос «Новой», почему порода до сих пор не зарегистрирована:

«Очень маленькая популяция этих пони и нестабильная наследственность, которую привести к общему знаменателю пока невозможно. Нужно 100 голов маток или хотя бы 80, а у Татьяны, по нашим данным, их 60. Не знаю, что она вам говорила. Но регистрацией должна заниматься она сама как автор, оригинатор. Мы лишь можем собрать данные в одну кучу. ВНИИ коневодства не обязывался ни регистрировать, ни кормить ее пони».

Лошадки — лекари

Одну цель, которую Татьяна ставила когда-то перед собой, она все же достигла. Упорная женщина вывела добрых пони, лучших друзей, как говорит сама Татьяна и все, кто когда-либо соприкасался с ее лошадками, которые могут знакомить детей с живой природой и дарить чувство безусловного принятия.

— Если ребенок чем-то отличается, он в обществе чувствует себя угнетенным, ему нужно о ком-то заботиться, с кем-то общаться. Среди таких детей распространены самоубийства — из-за одиночества и непохожести. Самый больной для меня вопрос — как этих детей спасти! Их тянет к животным, их ведут в контактные зоопарки, а там подбор зверей и условия их содержания совершенно неправильные. Диких нужно смотреть по телевизору, а контактировать — с прирученными, и лучше всего подходят для этого овца и лошадь.

Татьяна отмечает, что приобрести пони для своего ребенка не по средствам обычному родителю, но можно организовывать детские центры, где дети смогут общаться с пони, кататься на них и ухаживать. Один из таких центров организовала ее ученица — детский конный центр «Солнышко», где приокские пони работают «по своему призванию».

Центр находится тут же, в селе Алеканово, всего в километре от дома Татьяны. Его основатель и директор Екатерина Царева с 14 лет наблюдала и ухаживала за приокскими пони. Вышла замуж, купила полуразвалившийся дом, два участка земли. Первые конюшни муж Артем построил из старых рекламных щитов, вскоре они переросли в полноценный конный комплекс, где занимаются и взрослые, и дети. В левадах стоят пара больших верховых и те самые приокские пони, которых выращивает Татьяна, — сразу узнаю их по волнистой челке.

Екатерина рассказывает, что центр специализируется на иппотерапии, которая проводится на пони: «Лошади Татьяны хороши тем, что они небольшие. Маленькие дети не могут воспринять верховую лошадь как единое целое, в отличие от пони. Характер у приокских пони тоже особенный — они добрые и спокойные, что делает их безопасными, в отличие от верховых. Можно не бояться оставить ребенка с лошадью — она никогда не ударит и не сделает ему больно, хотя мы все равно, конечно, контролируем процесс».

Екатерина предлагает посмотреть на пони «во всей красе», знакомит с главными «звездами» центра — Танцором и Памятью — они любимчики «особенных» детей, самые дружелюбные, любознательные и веселые. Пони подходят, интересуются фотоаппаратом — тычут в него носами, просятся, чтобы их погладили, совсем как собаки. Екатерина хлопает в ладоши — и вот они уже скачут по лугу, нарезая круги. Возникает мысль — не наступят ли копытом на ноги, но пони раз двадцать пронеслись аккуратным вихрем, не задев ни меня, ни камеру. По команде Екатерины они успокаиваются и послушно идут вместе с нами обратно в леваду.

В 2018 году Екатерина подала заявку и выиграла президентский грант в размере полумиллиона на проведение курса иппотерапии «Школа особенных всадников»:

— Гранта хватило лишь на отсыпку площадки, труд одного инструктора и аренду одной лошади — Танцора, которого я потом выкупила за свой счет. Организовали по 10 бесплатных индивидуальных занятий для каждого из 12 детей. Психологи фиксировали улучшения в состоянии — прогресс был заметен у всех. Когда грант был исчерпан, мы оставили двух особенных детей — они занимаются бесплатно, только на бензин инструктору дают по 200 рублей.

Остаюсь посмотреть, как проходят занятия с детьми, — как раз приезжает семейная пара с маленьким ребенком. Малыш гладит пони по ногам, зарывается ладошками в густую шерсть, заботливо проводит по ней щеточкой. Подходит инструктор Валерия Федорова — расспрашиваю ее об особенностях приокских пони:

— Эта порода селекционирована для игры с детьми и для иппотерапии, отличается спокойным нравом, красивыми и легкими движениями. Такая была задумка нашего селекционера Татьяны — вывести лошадь для души. Я называю поней «доброезжими» —это значит, что они чувствуют маленького всадника, идут на контакт, слушают команды, ориентируются не на свои потребности, а на просьбы человека. К пони можно подходить сзади, обнимать за ноги, трепать за ушки — редкая лошадь это позволяет, с верховой спортивной это невозможно представить. Седлаемся?

Валерия сажает мальчика на пони, и он расцветает от радости. В сопровождении мамы и инструктора он то скачет, то гордо ступает, то ложится, прижимаясь щекам к горячей густой шерсти. Инструктор отмечает, что широкая спина пони позволяет ложиться на нее и переворачиваться не только маленьким детям, но и подросткам. А еще им удобно играть в мячики и другие предметы, прямо сидя на лошади.

Занятие подходит к концу — приходит новая ученица Ирина с мамой Галиной. У ее дочери парез правой стороны тела и когнитивные нарушения, но на пони она держится уверенно — по команде инструктора сменяет шаг на аллюр, проходит через бревна-препятствия. Галина рассказывает о прогрессе, которого помогли достичь занятия с пони:

— Дочь не могла ни кататься на велосипеде, ни плавать — с координацией у нее все было очень плохо, правая сторона тела отказывала. Пони ей сразу очень понравились, мы занимались сначала бесплатно, в рамках гранта, и вот уже идет 4-й месяц — Ира плавает, катается на велосипеде.

— А еще катается галопом, — добавляет Екатерина, — что удивительно, ведь галоп сопровождается глубокими колебаниями, которые Ира научилась выдерживать и управлять лошадью. Лера, покажите галоп!

Инструктор слышит нас и дает команду сменить аллюр на галоп — Ира уверенно скачет на пони по манежу, как профессиональная всадница. Галина говорит, что один лечебный пони заменяет сразу несколько тренажеров. Ей жаль, что центр не может себе позволить проводить бесплатные занятия для всех больных детей, Екатерина ее поддерживает:

— Мы, конечно, гордимся своей родиной, но у нас на социальные нужды ничего не выделяется. Мы давно хотим, чтобы иппотерапия вошла в спектр социальных услуг, чтобы дети занимались не на общем со спортсменами манеже, как в других местах, и не на верховых лошадях, а в специализированных центрах на пони. Во всем мире это признанный эффективный метод реабилитации и развития детей, а не просто покатушки. Никогда не забуду, как на позитиве пришла к главе администрации Рязанского района, рассказала, что у нас будет центр, а она смотрит и говорит: «Вы кто вообще такая есть?» А я даже и не знаю, что ответить. У меня есть лошади, у меня есть специалисты, я хочу помогать, но для нее я никто. Многие смеются, мол, зачем вам нужны эти инвалиды…

Екатерина мечтает построить крытый манеж, чтобы заниматься было комфортно в любое время года — проект называется «Школа особенного всадника: вместе навсегда». Она просит отвести ей участок земли, где сейчас пустырь, и возвести стены, остальное — грунт, амуницию, инструкторов — она возьмет на себя. Ей говорят, что вопрос с этой землей все еще не решен. В октябре 2019 года она снова подавала заявку на грант, но в этот раз ей отказали.

«Выращивайте на мясо»

Татьяна Ефимкина, к которой я возвращаюсь после посещения детского центра, тоже разочарована тотальным равнодушием местной власти и намеками на то, что она выращивает лошадей не для того, что надо:

— Мне много раз говорили: «Выращивайте на мясо — вам первой дадут грант». А как можно, лошадь — наш давний друг! И мы еще возмущаемся, что корейцы собак едят. Даже свинью жалко убивать, если долго ее растишь, а у лошади ведь есть интеллект и чувства, она привязывается к человеку. Но, чтобы услышать ее чувства, нужно самому эти чувства иметь.

Конезаводчица сравнивает лошадь с героиней повести «Сорока-воровка» Герцена, где крепостную актрису послали учиться, а потом она осознала свою бесправность и сожалела, что ей раскрыли и развили душу.

Татьяна признается, что своих лошадей в непроверенные руки не продаст ни за какие деньги:

— Если бы я чаще их продавала, то не попала бы в такую помойку. Нет, многим желающим отказываю — например, цыганам, которые просят для табора, или покатушникам, которые будут таскать пони по городу. Продавать лошадь для меня — все равно что замуж выдавать, ведь каждую я ращу сама. Отследить судьбу не всегда получается, кидаю клич в «лошадиных» группах в соцсетях, чтобы разыскивать своих пони.

Отечественные лошади не пользуются популярностью — возможно, в этом главная причина равнодушия государства к селекционированию новых пород. Даже соседи часто говорят Татьяне: «Брось, кому нужны пони — те из Европы себе привезут», — и она с грустью отмечает, что логика в этом есть. Лошадь, по ее словам, стала средством коммуникации среди богатых, символом причастности к высшему обществу. В такой среде ценятся старейшие европейские породы — кто не захочет, имея деньги, приобрести фелл-пони, на которых ездит сама британская королева? И чем дороже лошадь, чем «круче» ее родословная — тем выше авторитет у хозяина, это приближает его к «элите». Татьяна говорит, что во всех европейских странах ценят и развивают свои мелкие породы лошадей — этого нет только в России:

— Купит человек за большие деньги или подарят ему элитных пони — от них не получится ни одного жеребенка. Из путинской конюшни арабских дареных лошадей периодически куда-то передаривают — они же там все бесплодные.

С грустью в голосе она рассказывает про успехи других отечественных селекционеров, которым повезло заручиться поддержкой у вышестоящих организаций:

— В новосибирском институте точно так же за 40 лет вывели домашних лис. Завидую создателю породы профессору Дмитрию Беляеву только в том, что сам клетки не чистил. А тут все на мне одной, старой бабке, и это обидно. Да еще соседи жалуются и звонят в различные инстанции — мол, у меня мухи навозные по дому летают.

Сидя за чистым столом в бедном, но прибранном доме, где из живности только две кошки, удивляюсь, откуда взяться недоброжелателям. Но Татьяна не хочет продолжать негативную тему и переключается на книги, в которых она находит и отдохновение, и ответы на все вопросы. Говорим об истории цивилизаций, биологии, социологии — Татьяна печалится, что среди соседей-ровесников не находит понимания:

— Я когда овдовела, меня только спрашивали — замуж вышла или нет, я говорю, что мне и так хорошо, а им это дико. Потом спрашивали, выкопала картошку или нет, а больше у моего поколения тут нет никаких интересов.

Важнейшими книгами Татьяна считает произведения Урсулы Ле Гуин и романы Ивана Ефремова «Час быка» и «Лезвие бритвы» — говорит, что в них все наше общество, лишенное сострадания и переживания, и глухая к нуждам населения власть. Она возмущается лицемерием губернатора — утверждает, что поддерживает сельское хозяйство, а сам вместо праздников в Новый год лучше бы подарил всем по 2–3 мешка навоза, которым цена триста рублей:

— И тогда мы, 3,5 тысячи таких же сельских старух, как я, будем его электорат, но ему же плевать, как и областному министру сельского хозяйства. Пусть не думают, что обиженный народ так и будет терпеть. Росгвардия молодежь разгонит, а если бабки выйдут — ни у одного рука на нас не поднимется, а за нами и молодые подтянутся и снесут власть к… матери.

Провожая до остановки автобуса, Татьяна говорит, что очень переживает за дальнейшую судьбу приокских пони — передать некому, помощь получать неоткуда, а возраст ее «уже очень сильно жмет». Тихо, словно по секрету, она признается, что при постоянных нагрузках может сломаться, и все еще очень надеется на поддержку от ВНИИ коневодства и неравнодушных людей.

Арден Аркман, специально для «Новой»