Можно было бы и не тратить больше физические силы. Ближайшую неделю эфир и так должен треснуть от цитат президента Украины по любым поводам и в разных контекстах — от «формулы Штайнмайера» до перспектив использования одноразовых целлофановых пакетов. Другие повестки вряд ли протолкнутся в этот плотный информационный поток.
Нельзя не признать: Зе-команда сценаристов «сделала» украинское медиасообщество, почти единодушно и не вчера объявившее гаранту войну.
Вызовы — отказ от коммуникации на протяжении 140 дней президентства («Мы говорим со страной напрямую, без посредников!» из уст главы Офиса плюс ухватки пресс-секретаря, выбравшей себе роль телохранительницы) — дополнились подозрениями, например, в государственной измене. И, мол, достаточно лишь вытянуть Владимира Зеленского на ближний интеллектуальный бой, как сразу все станет очевидным. Но тем, кто продолжает твердить, что форма (бесконечные раунды с группами журналистов под гамбургеры, пиццу, кофе в пластике, колу и воду на втором этаже крупнейшего столичного гастрономического маркета) превалировала над содержанием речей главы государства, а потому нужный результат достигнут, у избирателя открылись глаза, и тому подобное, надо просто дождаться свежих социологических рейтингов…
Он начал задираться с первых слов, когда сообщил, что хотел явиться на пресс-марафон прямо с ежедневной пробежки, в спортивном костюме,
но был предупрежден, что это расценят, как неуважение. На восьмом примерно часу получил награду от Книги рекордов Украины за самую продолжительную пресс-конференцию в мире — померкло даже известное выступление Фиделя Кастро на третьем съезде компартии Кубы.
Чуть раньше киевляне и гости столицы, прознав, что в Фудмаркет вход по-прежнему свободный, хоть и через рамку металлодетектора, стали скапливаться внизу и скандировать просьбы: обиженные застройщиками — свои, ждущие справедливости от судов — свои… Зеленский, отрываясь от вопросов-ответов, иногда свешивался с балюстрады, вздыхал «Боже мой…», просил оставить документы или кричал в ответ: «Сейчас к вам спустится Кирилл. Я, извините, занят!» И отправлял на заклание заместителя главы Офиса Кирилла Тимошенко.
Андрея Богдана, фигуру достаточно демонизированную, к проведению марафона благоразумно не подключили.
«Цирк! Театр одного актера!» — раздражались журналисты, ждущие своей очереди подсесть к столу на следующие полчаса.
Называли публичное поведение Зеленского смесью манер Лукашенко, Путина и уже подзабытого Януковича, когда внушалось, что только «главный начальник страны», персонаж из советского прошлого, способен накормить, обогреть, вылечить, наказать, защитить. Пытались понять: где искреннее, часто — пугающее незнание, непонимание того, как работает государственная машина («Я думал, что мы на второй день начнем всех бандитов сажать, а мне говорят — ты что, президент не имеет права вмешиваться!»), а где мастерское исполнение роли дилетанта от политики, который именно своей непосредственностью способен смягчить сердца мировых лидеров настолько, что проблемы Украины решатся, как в кино…
Из наблюдений за разговором выделю наиболее значимые моменты.
В риторике Зеленского практически не звучали упоминания о Путине в негативном либо оскорбительном ключе. Напротив, выражения подбирались очень аккуратно.
В диапазоне от «Путина не боюсь» до признания: после избрания президентом Украины обращался в Кремль по собственной инициативе. «Я позвонил президенту Российской Федерации Владимиру Путину. У нас состоялся обмен (пленными, — О. М.). Все звонки совершал я. С меня корона не упадет, да у меня ее и нет. Потому что я хочу закончить войну. Я считаю, что с нашей стороны это были первые шаги навстречу. Обе стороны должны встретиться в том или ином формате и начать говорить, закончить войну, изменить риторику. Нужно перестать говорить: нас там нет, у вас внутренний конфликт, сами решайте. Так результат трудно получить!» — сказал Зеленский.
При этом отказался даже рассуждать на тему возможной публикации стенограмм переговоров с Путиным: «К чему такое приведет? К продолжению наших встреч? Нет. Будет ли у меня тогда возможность вернуть наших пленных, которых очень много на территории «ДНР», «ЛНР», России и Крыма? Никогда. Я не играю в игры, связанные с жизнями людей».
В Кремле, по идее, должны благосклонно оценить такую риторику и репутационные риски Владимира Зеленского. Хотя на прямо поставленный вопрос: «С кем воюет Украина?» президент дал прямой ответ: «С Россией». Переход от войны к миру лежит через «нормандский формат», пока у Зеленского на него большие надежды — с 2016-го года такие саммиты не проводились. Он хотел бы, чтобы встреча состоялась до конца года: «У меня уже есть варианты дат. Их должны обсудить Германия и Франция, и приобщить Россию».
«Потому что я считаю каждый день. Честно, статистика такая: два дня — один (погибший на Донбассе, — О. М.) человек».
В этом же формате намерен обсудить возвращение Украине Крыма. «Сейчас не существует какого-либо трека, где обсуждается этот вопрос — кроме западных партнеров, европейцев, США и Канады, и я очень благодарен им. Вопрос Крыма там есть в санкционном списке, пока только так».
А если «нормандский формат» не оправдает надежд? «Я готов на прямые переговоры с Путиным. Так уже вернули пленных. Российская сторона тоже устала от этого всего… Уже поняли, что Украина не отдаст свою независимость. И боевики на Донбассе это тоже поняли. В России большой процент людей знают меня и мои либеральные взгляды… Но я пять лет извиняться, что не прекратил войну, не буду. И это не «зрада» («измена» — ред.)».
«Зрада» — не дать мне выполнить мои президентские обязанности уменьшить потери до нуля».
Много раз президент просил вспомнить Минские соглашения, где есть пункты о разведении вооружений, о выборах на неподконтрольных территориях: не он, мол, их согласовывал, но ему приходится выполнять. «Я сейчас, как Ван Дам, в таком конкретном шпагате нахожусь… Отвожу (вооружение, — О. М.) там, где могу обеспечить безопасность. А когда мне дальше скажут по «Минску» идти, я приду к вам: уважаемое общество, давайте все вместе сядем на шпагат и вместе будем отвечать за каждую жизнь, которую мы теряем или можем потерять».
Зарубежные журналисты, чудом успевшие примчаться в Киев и аккредитоваться, выглядели слегка ошалевшими от атмосферы мероприятия и обилия сенсационных заявлений.
Несмотря на то, что глава украинского государства назвал «неправильной» публикацию разговоров с мировыми лидерами, он подчеркнул, что даже после обнародования Трампом их телефонного разговора не намерен отплатить той же монетой: «Я верховный главнокомандующий, а не телеведущий какого-то канала!».
Владимир Зеленский снова повторил: «Трамп — мощный, но на меня не давил» (то есть, не ставил в прямую зависимость предоставление военной помощи Украине от расследования дела компании «Буризма», связанной с сыном Джо Байдена, — О. М.) Более того, верит: «Трамп поддерживает Украину и в процессе санкционных отношений, и в прекращении войны на Донбассе, и по Крыму стопроцентно. А если все же есть сделка в этих вопросах между США и Россией, то это плохой сигнал не только для Украины, но и для США». Ангела Меркель, по словам президента, тоже поняла, за что он ее критиковал в разговоре с Трампом, они с госпожой канцлером уже беседовали по телефону и недавнее прошлое не ворошили. «Я не хотел никого обидеть. Я сказал то, что думаю, я всегда так делаю», — подытожил Зеленский.
Зато своего предшественника, Петра Порошенко, вспоминал многократно, да все недобрыми словами. «Порошенко кажется, что он может быть лидером нового Майдана. И он готов (к Майдану, — О. М.) — вы же видели заявление и самого Штайнмайера, и немецкой стороны, и французской стороны, и многих европейских СМИ. Они в шоке. Потому что его риторика меняется, как изменился и его статус. Он забывает, что он уже не президент. Даже не просто забывает — боюсь, он в это не верит».
В собственное же будущее действующий глава государства смотрит без страха: «Я не боюсь нового Майдана. Если общество действительно не захочет, чтобы я был президентом — кровопролития не будет. Я очень спокойно к этому отношусь. Но люди должны знать, что они выберут точно не прекращение войны среди «меню товаров», которые есть на этом продажном политическом рынке…»
