Забавно было наблюдать, как люди, ещё в пятницу 20-го сентября, во время всемирной климатической забастовки, что называется, не следившие даже за новостями, ко вторнику 24-го, после речи на Генассамблее ООН Греты Тунберг, превратились в записных специалистов и по климату, и по молодёжным движениям, и даже по детской и подростковой психиатрии. Один радио-политолог договорился до того, что из шведской старшеклассницы надо изгонять бесов.

Что ж, оставлю подобных специалистов в компании воображаемых бесов, а сам расскажу по-простому.

Так вышло, что несколько раз в году я оказываюсь в гостях у знакомой немецкой пары, родом с cевера, и у их сына-подростка. Когда мои визиты приходятся на конец осени, я обычно заранее потираю руки: именно к этому моменту особая северогерманская капуста, прихваченная первым морозцем, становится съедобной, её тушат и подают на стол с особыми северогерманскими сосисками да колбасками: объедение! В этом году кое-что изменилось: друзья сообщили мне, что стали вегетарианцами. Вот уж за кем не заподозрил бы.

Но всё объяснялось просто, четырьмя словами: Грета Тунберг и школьная забастовка. Оказалось, уже с осени 2018-го мой знакомый немецкий парень лет тринадцати, любитель погонять на велосипеде и попинать мяч, присоединился к одноклассникам, готовившим школьные забастовки по пятницам. «Они что теперь, прямо каждую пятницу бастуют?» — спросил я у друзей (у самого мальчика спросить было нельзя, он раз за разом оказывался то на собрании, то на демонстрации). «Да, каждую пятницу». — «И что, получается, пятница стала свободным днём?»

Когда сын прошлой осенью завёл разговор с родителями об ответственном потреблении, разговор вышел долгим и серьёзным: договорились не только до опоры на местные продукты при составлении домашнего меню, но и до разбития собственного огорода на даче и даже до перехода всей семьёй к вегетарианству. К вегетарианству — это потому, что огромные стада домашнего скота, выращиваемого на убой, производят неимоверные объёмы парниковых газов, а ещё для их выпаса вырубают тропические леса — и всё это серьёзно и негативно влияет на климат.

Как-то я засиделся у друзей допоздна, сын их всё не приходил. «Да он и не придёт, — сказала мать семейства, — остался ночевать у одноклассницы». Видимо, мои глаза немного расширились при вести о таком щедром родительском либерализме, и подруга уточнила:

На следующий день, проходя мимо обычной немецкой школы в спальном районе, я заметил в фойе целый самодельный «иконостас» имени Греты Тунберг: стенгазеты, плакаты из ватмана, самодельные тряпичные транспаранты, ленты, цветы… Стало ясно: и здесь тоже готовятся ко всемирной акции. А вечером внезапно приехала потусить моя взрослая подруга из пригорода, никогда её не вытащишь из деревни — дочь-подросток со сложным характером вечно капризничала, то её надо было накормить, то приласкать, то уложить… «А как же твоя?» — спрашиваю. «Моя в руках школьного самоуправления, постелили маты в спортзале и ночуют там, обсуждают забастовку».

Грета Тунберг, шведская девочка «как ты и я», за год с небольшим стала для своих европейских сверстников примером для подражания: многие из них посерьёзнели, стали читать что-то помимо программы, стали задумываться об общественных проблемах (климат — не единственное, что их волнует), стали устраивать забастовки и выходить на демонстрации, втянули в орбиту обсуждения родителей, учителей, соседей, местные сообщества.

Что же до пагубных изменений климата, то знакомые русские учёные из Социально-экологического союза говорили мне ещё в 93-м: понимаешь, это потепление, оно проявляться будет как разбалансировка, как нарастающая цепь катастроф. Ураганы начнутся, скачки температуры начнутся с амплитудой в десятки градусов. И лето будет не лето, и зима — не зима. «А скоро?» — спросил я тогда недоверчиво. «Скоро. И тридцати лет не пройдёт». И действительно ведь, не прошло и тридцати лет, как мы оказались внутри климатической катастрофы. Чтобы почувствовать это, не надо следить за сводками Гидрометцентра. Достаточно выйти на улицу.