В обычный сентябрьский понедельник учительницы Людмила Мовсесянц и ее сестра Татьяна Метревели занимались своими привычными делами. Людмила была на работе — она в школе преподает русский и литературу, а потом пришла домой. Ее сестра тоже не была занята ничем примечательным. Однако этот вечер им обеим запомнился: в их маленькую комнату в общежитии на Каширском шоссе пришел судебный пристав, который потребовал освободить занимаемую площадь.

Людмилу, Татьяну, а также ее сына Андрея, которому сейчас 29 лет, из этой комнаты выселяют с 2012 года. Только за этот год они трижды обращались в Верховный суд, чтобы оспорить решение нижестоящего суда о выселении, но безуспешно, рассмотрение дела по существу так и не состоялось: по формальным причинам. Суд всякий раз возвращал их документы.

В апреле Метревели и Мовсесянц получили письмо от службы судебных приставов — о предстоящем выселении. Письмо это было датировано концом марта, пятидневный срок, в который требовалось освободить комнату, уже прошёл. Сестры продолжали ждать, как решится их участь.

В июле им пришел очередной ответ из Департамента городского имущества Москвы по поводу их постановки на учет нуждающихся в жилье. Смысл ответа таков, что Москва для этих людей является местом пребывания, а не проживания, следовательно, по закону поставить их на учет не могут.

«Новая» уже писала об этой истории. Татьяна Метревели вместе с сестрой Людмилой Мовсесянц, сыном Андреем и родителями бежали в Москву из Баку в 1990 году. Бежали от войны. Исполком городского совета депутатов в Москве тогда запустил программу помощи народам Азербайджана, Нагорного Карабаха и Абхазии, пострадавшим в результате межнациональных конфликтов. Московские власти выдали семье удостоверения беженцев, однако жилье в Москве получил только отец Татьяны и Людмилы: по решению Моссовета он был прописан в общежитии на Каширском шоссе. При этом его родственников московские власти прописывать там отказались, из-за того, что в общежитии якобы не было свободных комнат. Татьяна и Людмила были молодые, и чиновники, видимо, решили, что они сами смогут найти себе жилье.

Отцу досталась небольшая прямоугольная комната площадью около 16 метров. В ней он оказался прописан вместе с такими же беженцами, которые даже родственниками ему не приходились. Лишь через некоторое время у него получилось прописать в своей комнате больную жену. Прописать же дочерей с внуком оказалось сложнее.

До 2004 года Людмила и Татьяна с сыном ютились по съёмным квартирам, иногда жили на дачах знакомых, а какое-то время — даже в школе.

Его хотели забрать в больницу, но у семьи не было московской регистрации, и поэтому от госпитализации пришлось отказаться.

В начале 2000-ых один из соседей родителей Людмилы и Татьяны, Альберт Челингаров, уехал в США по специальной программе для беженцев. Позже другой сосед, Степан Акопян, решил перейти в другую комнату — по факту, но не по документам. В 2004 году Людмила, Татьяна и Андрей переехали в родительскую комнату.

На тот момент у семьи уже было российское гражданство.

Они получили его в 2001 году, после родителей. И матери, и отцу Людмилы и Татьяны дали российское гражданство беспрепятственно, особенно с учетом того, что мать родилась в России. После этого гражданство удалось получить остальным членам семьи. Со статусом переселенцев, который дают, если человек покидает старое место жительства из-за религиозного, национального расового или другого вида преследования, оказалось сложнее, Татьяне его получить не удалось. Причина отказа была формальная — не успела вовремя подать заявление. Сама Татьяна утверждает, что документ она подала вовремя, и отказ был незаконным.

Постоянной же регистрации, как и постоянного места жительства, у них по-прежнему не было.

В конце 2006 года у Людмилы с Татьяной умерла мама, а летом 2007-го — отец. Мовсесянц и Метревели, конечно, пытались официально зарегистрироваться в комнате, в которой жили, но ничего не получалось.

Добиться регистрации Людмиле, Андрею и Татьяне удалось только в 2011 году. Но уже на следующий год их ее лишили: Акопян, который по-прежнему был зарегистрирован в комнате, первоначально не возражал против регистрации Мосвсесянц и Метревели. Однако потом выступил резко против. Степан Акопян подал иск о выселении, и суд этот иск удовлетворил. Логика суда сводилась к следующему: поначалу нанимателями комнаты были родители Мовсесянц и Метревели, а также Акопян и Челингаров. После смерти родителей Татьяны и Людмилы нанимателем остался только Акопян. Он не является их родственником, поэтому, согласно статье 69 Жилищного кодекса РФ, на одной жилплощади по договору социального найма они жить не могут.

С тех пор московские власти считают, что Мовсесянц и Метревели живут в своей комнате незаконно. Под давлением суда и соседа Акопяна им пришлось переехать в освободившуюся соседнюю комнату, ключи от которой им отдала уехавшая соседка. Больше идти им было некуда.

Когда Мовсесянц и Метревели пытались оспорить лишение регистрации в судах, на заседания приходили коллеги Людмилы и Татьяны, подтверждавшие, что они действительно в течение многих лет работали в школе. Однако на позицию суда это никак не повлияло.

Адвокат из «Гражданского содействия» Филипп Шишов, который занимается делом учительниц, помог им оформить иск в ЕСПЧ. Но ожидание решения ЕСПЧ — это годы. А ждать у Мовсесянц и Метревели времени нет — приставы с решением о выселении могут прийти в любой момент.

Кроме комнаты площадью около 16 квадратных метров, в которой они сейчас ютятся чаще вдвоём (Андрей старается оставаться у девушки или у друзей), никакого жилья у них по-прежнему нет.

Мы заходим в сталинскую пятиэтажку и поднимаемся на второй этаж по обшарпанной широкой лестнице. Татьяна открывает большую дверь на этаж, и мы оказываемся в длинном коридоре, по обеим сторонам которого — комнаты. Коридор неуютный: пахнет несвежим мясом, а ещё чем-то, похожим на лапшу быстрого приготовления. У некоторых комнат стоят столы и ещё какие-то вещи. Соседи Мовсесянц и Метревели — такие же беженцы или люди, снимающие комнаты в этом доме — торопятся по своим делам, пожилая женщина в домашнем халате что-то кашеварит на одном из стоящих в коридоре столов.

Душ и туалет — общие для мужчин и женщин. На весь этаж, где почти 30 комнат, их два — в одном конце коридора и в другом. Душ от туалета отгорожен небольшой перегородкой. Поначалу все стеснялись, а потом — ничего, привыкли.

Наконец мы доходим до комнаты, где нас встречает Людмила в домашней одежде. Перемещаться по комнате очень трудно: по всему периметру навалены горы вещей — девать их двум учительницам попросту некуда. На низкой старой тумбочке стоит плоский, маленький телевизор, который нечётко показывает какой-то сериал. Светлые обои во многих местах ободраны, а на гвоздиках, которые вбиты в стену, висит одежда Татьяны и Людмилы.

Из спальных мест — два старых дивана, стоящих друг напротив друга.

Татьяна сейчас уже вышла на пенсию, раньше вела русский и литературу. У многих ее бывших учеников подрастают свои дети. Людмила до сих пор работает учителем русского и литературы в школе.

В Департаменте городского имущества «Новой газете» ответили, что Людмила, Татьяна и Андрей в общежитии на Каширском шоссе никогда зарегистрированы не были (хотя в паспортах до сих пор стоят штампы). Иск к Мовсесянц и Метревели департамент подал в 2016 году «в связи с отсутствием законных оснований для проживания в жилом помещении», и Симоновский суд Москвы его удовлетворил. Согласно ответу ведомства, нуждающимися в жилье их не могут признать, так как по ст. 7 закона города Москвы от 14.06.2006 № 29 «Об обеспечении права жителей города Москвы на жилые помещения» жители столицы признаются таковыми, если они, в том числе, проживают в городе по месту жительства на законных основаниях не менее 10 лет. Куда деваться двум учительницам, если суд отнимет у них эти 16 квадратных метров, в ответе департамента не сообщается.