В отечестве фашизма победившего, Европу хорошо разбередившего, Сверхчеловеку грабки развязавшего И как он есть наглядно показавшего,

Пивозачатого, пеннорожденного, Из адовых глубин освобожденного, В конце концов упорно осажденного И побежденного, —

В отечестве раскаянных, стенающих, Самих себя усердно приминающих, Евреев и кавказцев принимающих, Не понимающих,

Как это так — из Вагнера, из Фауста, В столице европейского артхауса, Ну ладно Гинденбург, ну ладно хаос-то, Но вот, пожалуйста,

Где на любом плацу, в любом собрании Любой кирпич таит напоминание Об этой мании, царившей ранее, О той Германии,

Которая с азов переменяется, На предков зов уже не отзывается, Которая так только называется, Все извиняется.

История не мелочна, не мстительна, Не упростительна, Но просто есть и то, что непростительно. И ведь действительно.

В такой стране, не более не менее, Испытываешь род высокомерия От имени врага, ее разбившего, От имени страны, где так и ждем его —

Фашизма, никогда не победившего, А значит, никогда не побежденного, Где все вожди с их будками и буркалами Уже давно глядятся Гинденбургами

И с точки зрения хрониста сведущего Любой рулящий — Гинденбург для следующего; От имени пространства нелюдимого, Пестро-единого, непобедимого,

Где так бессмертны скука и бескормица, Что дьявол не родится, не оформится, От имени земли, где Бога не было, Где не родятся Юнгер или Эвола,

От ада вящего, живородящего, Бессмертно длящего, В крови бродящего.