Политическая деятельность, да и вся жизнь Сергея Бийца* были плотно вплетены в канву ключевых исторических событий трех последних десятилетий. О многих из них я, в силу своего возраста, до сих пор знал только по рассказам своих родителей. Другие помню лишь смутно, так что для этого рассказа мне пришлось изучать матчасть.

Главное, что я понял: Биец искренне верил в левую идею — ​в ту самую, которая, если отбросить всю мишуру, синонимична поиску справедливости. И когда в российском обществе запрос на эту справедливость возрастал — ​Биец осаждал Белый дом с шахтерами и ложился под самосвалы со строителями «ДОН-Строя». Когда про справедливость забывали — ​Биец становился для окружающих фриком, оторванным от реальности. И так в нашей стране всегда: у нас и вся история, и вся литература про то, как одиночки ищут справедливости. А толпа им не верит.

Вот Биец и был таким одиночкой.

«Пластмассовый мир победил»

14 апреля. Полдень. В одном из небольших залов бизнес-центра на Автозаводской молодой товарищ Соколов уверенно держит речь перед делегатами московской конференции Революционной рабочей партии. Конференция, начавшаяся минутой молчания в память о Бийце, продолжается обсуждением настоящих и будущих успехов организации. Делегатов много, человек семьдесят, поэтому тесно и нечем дышать, — ​и в этой духоте потрескивают «упадочные настроения», «красные флаги», которые «жгут либералам глаза», «авторитарные замашки государства» и даже «коммунистическая революция».

Мне сначала кажется, что я попал в Нарнию. За пластиковыми окнами конференц-зала — ​качающийся на ослабевающих ногах капиталистический мир,

(спойлер: из-за «пассивности и неопытности масс» и «активной патриотической пропаганды после Крыма»).

Делегаты конференции даже внешне разные. Здесь плечом к плечу поют «Интернационал» подросток в комиссарской кожанке, коренастый мальчик в сером костюме и галстуке, похожий на председателя товарищеского суда, пара анимешниц с цветными волосами, парень в узких джинсах и с карманным изданием «Так говорил Заратустра», пара бритых ребят с красными нарукавными повязками и несколько десятков леваков, одетых по-обычному. Многим из присутствующих в зале нет и восемнадцати.

По словам активиста РРП Семена Козырева, общая численность партии «с чуть более чем тридцатью» филиалами в разных городах России — ​700 человек (при этом эрэрпэшники говорят, что их партия «фактически вторая по численности левая организация в России после КПРФ»). И вот эти люди ходят на партийный кружок, где обсуждают труды Маркса и Троцкого, расклеивают по городу листовки «Пусть содрогается Европа и Азия, когда на наши пенсии гуляет российская буржуАзия», раздают на проходных заводов партийную газету и верят в то, что когда-нибудь власть в России будет принадлежать рабочим (которые к левакам традиционно относятся настороженно и от политики стараются держаться подальше).

«Все идет по плану»

Лето 1989 года. На Арбате регулярно звучит «Хочу перемен!» — ​один из главных хитов с недавно вышедшего альбома группы «Кино» «Последний герой». Из Афганистана уже выведены советские войска, для СМИ отменена предварительная цензура, а в регионах проходят первые забастовки — ​на фоне нарастающего дефицита митингуют шахтеры.

Двадцатиоднолетний москвич Сергей Биец — ​член бардовского движения, параллельно увлеченный творчеством «Гражданской обороны» (именно поэтому названиями главок я сделал цитаты из песен ГрОб), — ​к «Кино» равнодушен. Да и вообще пока не до песен — ​Сергей вместе со всей страной следит за тем, как в телевизоре возвращенный из ссылки академик Сахаров критикует Горбачева на I Съезде народных депутатов СССР, а штангист Власов называет КГБ преступной организацией. Благодаря съезду самые речистые критики власти становятся известными на всю страну — ​среди них, например, будущий президент России Борис Ельцин.

В то время, когда гласность превращается в свободу слова, многие устремляются в политику: выходят на митинги, знакомятся друг с другом, спорят. Идет в политику и Биец — ​он недавно окончил химико-технологический техникум и теперь ищет себя в перевернувшейся реальности. В кругу политизирующейся молодежи есть интерес к левым теориям, которые отличаются от тех, что проповедуются властью, — ​и Биец, прочитав самиздатовский вариант книги Троцкого «Преданная революция», выбирает для себя троцкизм. Троцкизм он не предаст до конца жизни.

Поэтому четкого разделения на левых-правых в недавно образованных партиях нет. Вот и Биец вступает в одну из многочисленных левых фракций антикоммунистического Демократического союза — ​первой оппозиционной партии в СССР, созданной в 1988 году советскими диссидентами (среди основателей и активистов партии, например, «бабушка российской демократии» Валерия Новодворская).

В рамках Демсоюза Биец участвует в митингах на Пушкинской площади (откуда его в числе других активистов регулярно забирают в милицию — ​но, не в пример сегодняшним событиям, после профилактических бесед выпускают), издает сочинения Троцкого еще до их официального издания и печатает газету «Призрак коммунизма». В то время ее можно купить, например, на той же Пушкинской, где вовсю идет торговля самиздатом. Найти эту газету мне не удалось, но в Сети я нашел автобиографический роман журналиста Сергея Барана «Плененная Аврора», в одной из глав которого герой произведения пересказывает один из ее выпусков: «…Вся ее вторая страница была заполнена статьей на тему о том, что ожидать, что режим сам уйдет и уступит власть без борьбы, не приходится… Необходимо готовиться к последовательно революционным методам, политическим стачкам и ко всеобщему вооруженному восстанию, которое победит, потому что часть армии и полиции непременно перейдет на сторону народа… Но перейдет она только тогда, когда народ начнет стрелять, а не только болтать на многолюдных митингах». (Когда я прочитал это, я даже подумал, пропустит ли в печать эту цитату наш юротдел? Ничего — ​пропустили.)

Наступают 90-е. Союзные республики одна за другой выходят из состава СССР. В Москве регулярно проходят митинги: 500 тысяч человек выходят в поддержку Ельцина, 500 тысяч — ​в поддержку Горбачева и за подписание нового Союзного договора (а вот самый массовый за последние несколько лет митинг за честные выборы в Мосгордуму, по данным «Белого счетчика», собрал около 50 тысяч человек — ​это в десять раз меньше). На референдуме о судьбе СССР в марте 1991 года большинство голосует за сохранение Союза, а уже в конце августа, после провала ГКЧП, Ельцин на советском танке въезжает в светлое демократическое будущее. Все завершается распадом СССР и подъемом триколора над Кремлем.

Страна меняется стремительно. Говорить теперь можно все, что захочется, летать куда угодно, верить в любого бога, а продавать все, что продается: в 1992 году Ельцин подписывает указ «О свободе торговли», и Россия становится огромным рынком. Появляются чуждые прежнему строю профессии ясновидящего и брокера. Возникают независимые СМИ: они противопоставляют себя государству и порой очень жестко критикуют президента и его правительство.

Свобода между тем удивительно сочетается с разрухой и беспределом. В детских садах раздают иностранную гуманитарную помощь в серебристых пакетах, а народ стоит в очередях за хлебом. На Арбате теперь поют Цоя, чтобы просто выжить. Количество безработных и беспризорников растет — ​и антисоветский запал периода ГКЧП у большинства улетучивается.

Сергей Биец в то время живет со своим отцом Николаем Николаевичем (мать Сергея умерла от рака еще в 70-е) в трехкомнатной квартире на Октябрьском поле. По будням Биец за копейки работает в типографии верстальщиком, а по выходным редактирует материалы и верстает макеты номеров своего нового черно-белого детища — ​газеты «Рабочая демократия». Газету Биец печатает на деньги, заработанные в типографии, а также на партийные взносы: к тому моменту он уже вышел из Демократического союза и создал Комитет за рабочую демократию и международный социализм (КРДМС), который в 1999 году переименуют в «Революционную рабочую партию».

Биец уже сформулировал для себя, за что борется, — ​за «рабочую власть». Поэтому на страницах «Рабочей демократии» он критикует всех, кто этой власти не дает сбыться. Больше всего достается «буржуазному диктатору» Ельцину. Газета частично окупает себя: часть тиража продается, часть Биец бесплатно отправляет в «бедные регионы» — ​ему удалось найти энтузиастов-леваков, которые теперь распространяют газету.

В Москве в это время регулярно кто-то бастует: и Биец с друзьями тоже организует забастовку в 15-м автобусном парке, где работает его отец. Николай Николаевич, в прошлом — ​народный директор автобусного парка, а ныне обычный рабочий,— «в забастовке ведущего участия не принимает, но поддерживает ее».

В 1993 году Бийцу 25. Сергей уже успел жениться на соратнице по партии, но детей пара пока не завела. Молодожены живут вместе с Николаем Николаевичем в его квартире — ​прямиком из этой квартиры 21 сентября 1993 года, не дослушав выступления Ельцина по телевизору, во время которого он объявит о прекращении полномочий народных депутатов и назначении выборов в Госдуму, Сергей Биец отправится строить баррикады у Белого дома.

Сегодня у меня не получается представить баррикады в центре Москвы: пока я писал этот текст, ОМОН выхватывал людей на акциях за честные выборы в Мосгордуму. А вот события тех осенних дней напоминают сценарий блокбастера. Там — ​Биец по городским подземным коллекторам переправляет «людей и продовольствие» в подвал Белого дома. Там — ​«повстанцы» на захваченных грузовиках едут штурмовать «Останкино», а потом осаждают его под пулеметным огнем.

Бийца 4 октября задерживают, но ему, по его словам, приведенным в газете, удается «отвертеться с помощью лжи» — ​его только фотографируют и снимают отпечатки пальцев.

Он до самой смерти будет ностальгировать по той осени, события которой были отчасти похожи на черно-белые кадры из горячо любимых им советских фильмов про революцию. «Если мне чего-то и жаль, так только ушедшего времени», — ​напишет Биец в «Рабочей демократии» в статье, посвященной 25-летней годовщине разгона Верховного совета.

«Мы уйдем из зоопарка»

Меньше чем через три месяца после расстрела парламента принимается нынешняя Конституция, которая дает президенту, кажется, безграничную власть.

Это вы ее принимали.

Меньше чем через год начинается бесконечная война, а с ней — ​смерть и искалеченные судьбы чеченцев и русских. А с ней — ​кровавые теракты, жестокость, вошедшая в норму, и въевшаяся в ткань общества ксенофобия. Но человеческая жизнь ничего не стоит не только на войне. С убийством Листьева заканчивается короткий золотой век российской журналистики.

Но либерализм пока все равно в моде. Даже митрополит Кирилл, который с 1994 года ведет «Слово пастыря» на Первом канале, считается прогрессивным мыслителем. В 2008 году митрополит станет патриархом, в 2013 году за оскорбление чувств верующих будет установлена ответственность вплоть до уголовной.

Но это в будущем. А пока бандиты массово превращаются в бизнесменов, бизнесмены — ​в руководителей государства, жители бывших союзных республик — ​в гастарбайтеров. Хотя москвичами они пока по привычке воспринимаются как соседи по той прежней, большой стране — ​это только спустя несколько лет вы научитесь свысока смотреть на тех, с кем в советское время сидели за одной партой.

Биец — ​не начнет. В наследство от родителей (в 1994 году из-за проблем с сердцем умрет и его отец) ему достается квартира, в которой он устраивает что-то вроде бесплатной общаги для гастарбайтеров. Биец с горящими глазами рассказывает им про троцкизм. Но не все понимают, чего Биец от них хочет. Один товарищ Сергея описывал изумление таджиков, живших у Бийца на квартире:

Помимо гастарбайтеров, Биец регулярно вписывает партийных активистов из разных городов России — ​люди, которые, по словам товарища Сергея по партии Михаила Дороненко, «в Москве нужны были больше, чем в глухом регионе», приезжают к Бийцу и живут у него порой месяцами. Живут все вместе скромно, почти аскетично. Возвращаясь вечером из типографии — ​все 90-е Биец так и проработал верстальщиком, периодически конфликтуя с начальством из-за невыплат зарплаты, — ​он допоздна разговаривает с гостями, шутит (он вообще всегда поздно ложится). А по выходным проводит в квартире партсобрания. По словам Дороненко, «пока организация совсем не выросла, эта полулегендарная квартира была местом всех встреч». И домашние Бийца всегда «реагировали на это нормально», потому что «так изначально повелось»: «Сергей был крайне принципиален и до последнего стоял на своем как в политике, так и в быту». Впрочем, к концу 90-х Биец все же успел развестись и второй раз жениться.

Конец десятилетия, которое теперь принято называть «лихими девяностыми», Биец, ничего не скопивший, в отличие от своих классовых врагов-капиталистов, вновь встречает на баррикадах. «Экономика пикирует, рабочее движение активизируется».

В 1997 году рабочие «Выборгского целлюлозно-бумажного комбината» захватывают предприятие, выдворяют начальство и берут управление комбинатом в свои руки.

Только в октябре 1999 года новый собственник ВЦБК при помощи судебных приставов и бойцов спецотряда «Тайфун» вернет себе предприятие — ​и большинство рабочих подпишет бумажки о переходе к нему на работу.

В 1999 году история повторяется на Ясногорском машиностроительном заводе в Тульской области.

Параллельно с этим снова начинают бастовать шахтеры — ​в начале десятилетия они выходили за перемены, теперь — ​против их последствий. Идет «Рельсовая война» — ​шахтеры в разных регионах перекрывают железнодорожные магистрали, да так, что на несколько дней прекращается перевозка пассажиров и грузов на Дальний Восток и обратно.

В Москве фронт этой войны развернут прямо у стен Белого дома. Около 250 воркутинских шахтеров четыре месяца живут в палатках и стучат касками по брусчатке Горбатого моста, требуя отставки президента и национализации угольной отрасли. И Биец, конечно, с ними. Он не только пикетирует у парламента, но и ходит с листовками по московским предприятиям. «Проявите солидарность с братьями по классу! Создавайте на своих предприятиях стачкомы! Времена бесконечных компромиссов подходят к концу. Развязка близится», — ​воодушевленно говорит Биец рабочим.

Вот только развязка получается не­ожиданная.

«Который день, который год достойно ест и спит народ»

Тощая Россия входит в тучные нулевые. Спрос на социальную справедливость падает, а цены на нефть — ​растут. Левое движение, в котором и так постоянно случаются расколы, теряет сторонников — ​даже Анпилов, собиравший на митингах в Москве 200 тысяч человек, теперь собирает 200. Дума становится прокремлевской, партии — ​марионеточными (оппозиционные партии теперь не регистрируют). Старые олигархи отправляются в тюрьму и в изгнание, новые — ​соревнуются друг с другом в разврате и роскоши. Люди учатся просто зарабатывать деньги и не вникать в вещи, которые могут их расстроить. Новая власть учится этими людьми манипулировать при помощи разных страшилок: СМИ снова оказываются в руках государства, которое каналы закрывает, а неугодных журналистов устраняет разными способами.

Так Россия начинает терять память.

Относительно сытое течение жизни нарушают теракты — ​возобновленная чеченская война, обеспечившая новому президенту очки на выборах, гремит по всей России. Теракт в Беслане в сентябре 2004 года покажет, что ради победы в этой войне власть готова пожертвовать десятками детских жизней,

Войну в Чечне Биец переживал очень остро: «Российские империалисты не могут смириться с независимостью Чечни. Сегодня они снова запугивают ее маленький народ с помощью бомб, сыпящихся на голову, и бесчисленных войск, стоящих на границах», — ​пишет он в своей «Рабочей демократии». Но все равно он не унывает: «Сквозь густой туман сегодняшнего дня уже пробиваются ростки будущего».

Ростки пробиваются долго. Только к середине нулевых в стране возобновляются социальные выступления: народ немного отдохнул от голодных 90-х.

С 2004 года протестуют рабочие «ДОН-Строя» — ​в основном трудовые мигранты, которые строят элитное жилье, а сами работают без трудовых договоров и не получают зарплату. Сподвижники Бийца устраиваются на стройку, чтобы проводить агитацию изнутри, а потом вместе перекрывают федеральную трассу, ложатся под самосвалы и дерутся с ОМОНом. И — ​победа. На «ДОН-Строе» появляется профсоюз, а рабочим начинают выплачивать долги по зарплате.

Потом начинается общажная эпопея. В декабре 2004 года в стране принят новый Жилищный кодекс, в результате чего многие жители общаг оказываются под угрозой быть выброшенными на улицу: людей, которые жили в общагах десятилетиями, начинают выселять. РРП создает Движение общежитий Москвы и Московской области (ДОМ), которое бьется за этих людей. Многим удается свои комнаты отстоять.

А что происходит в жизни Бийца? В начале нулевых он впервые посещает концерт любимой им «Гражданской обороны». Он уже сменил работу — ​теперь печатает рекламные буклеты и брошюры в маленькой частной типографии. (И когда я удивленно спрашиваю Дороненко, каково было коммунисту печатать рекламу, он с непоколебимой уверенностью в голосе отвечает: «Работа есть работа. Много глупого и ненужного существует при капитализме».) С зарплатой у Бийца теперь получше — ​по словам его товарищей, «одно время спрос на верстальщиков был неплохим».

Но и тучные нулевые подходят к концу.

«Мы — ​лед под ногами майора»

После кризиса недовольных властью становится все больше — ​и после выборов в Госдуму в декабре 2011 года на Болотной площади проходит самый масштабный оппозиционный митинг с начала 90-х. Организаторы насчитают на нем аж 150 тысяч человек. Начинается неудачная «Болотная революция».

Эрэрпэшники тоже участвуют в протестах, только цели у них другие, чем у всех «болотных», — ​Биец со страниц «Рабочей демократии» пытается объяснить людям, что «проблема не только в процедуре выборов, но и в социальном строе». На всех «совещаниях оппозиции» он говорит про необходимость «выдвижения лозунгов, близких широким массам», пророчествуя, что «на узкой базе борьбы «за честные выборы» движение очень скоро придет в тупик».

Так оно и происходит — ​и власть мстит лидерам протестов, отправляя многих из них в тюрьмы.

А в расколотом левом движении, где «на два человека — ​три партии», наоборот, идет бурление. Проходят «Форумы левых сил». Разношерстные левые пытаются найти компромиссы для дальнейшей деятельности, но сразу ссорятся — ​например, из-за вопроса о том, стоит ли разрешать нести флаги ЛГБТ на совместных акциях.

А тут еще и Майдан — ​и все объединительные процессы заканчиваются очередным расколом. Камнем преткновения для левой оппозиции становится война на Донбассе — ​значительная часть левых «ДНР» и «ЛНР» поддерживают (а кто-то даже едет на Донбасс воевать). Остальные — ​обвиняют Россию в империализме, выступая с антивоенных позиций.

Биец — ​из вторых, конечно. На антивоенные митинги он не ходит, по словам друзей, «из-за их пролиберального характера» и нежелания принимать ни одну сторону. Свою позицию по Донбассу Биец объясняет в «Рабочей демократии»: «Работа по поддержке руководства «народных республик», не разделяющего левые взгляды, только отвлекает от работы в рабочем движении».

Но кому сейчас дело до рабочего движения? Разве что школьникам и студентам, которые после событий на Украине начинают массово политизироваться. Примерно в это время в РРП начинает вступать большое число подростков, ​и Биец удивительно быстро находит с ними общий язык. Вот что скажет мне про свое отношение к Бийцу эрэрпэшник из медицинского университета им. Пирогова Никита: «В Бийце подкупало то, что он точно так же ходил газеты со всеми раздавал, доклады, как все, на кружке делал, а если возникали какие-то вопросы, — ​шли после партийного мероприятия в KFC, сидели там, говорили, он объяснял».

В стране патриотический угар. На фоне крымских событий и Олимпиады рейтинг Путина поднимается до рекордно высокого, а Россия наконец-то по-настоящему встает с колен.

«Ржавые гвозди сильнее пророков»

Шанс что-то изменить появляется в 2018 году, перед принятием законопроекта о пенсионной реформе. Вот только оказывается, что и пенсия вам по большому счету не нужна, и только такие, как Биец, все протестуют.

На одной из таких акций — ​на митинге против пенсионной реформы 22 сентября — ​и состоялось последнее крупное выступление Сергея Бийца. К тому моменту он, кстати, женился уже в третий и последний раз. Его гражданской женой стала юная активистка РРП, которая видела в нем умного, «очень доброго и любящего человека» с «огромными достижениями в рабочей борьбе».

Я нашел видео этого последнего выступления. На нем Биец — ​очень худой черноволосый мужчина с проплешиной, в черной рубашке, заправленной в великоватые ему черные же штаны, декламирует со сцены Бертольта Брехта:

Позади Бийца с кем-то пересмеивается румяный Зюганов в белоснежной сорочке и кардигане. Не дослушав выступления, он и еще несколько коммунистов уходят со сцены. Биец еще долго говорит про то, что «все реформы с 91 года направлены только к одному — ​опустошить наши карманы и обогатить кучку богатеев», про то, что государство и правительство — ​«наши принципиальные враги», и, когда «рабочие захотят сменить это правительство, — ​в тот же день любое правительство падет».

Вот только он этого падения уже не увидит. Биец умрет от обострившегося онкологического заболевания через полгода после этой речи. Как раз в то время, когда наше общество вроде бы снова начнет леветь, когда вновь все вокруг заговорят наперебой про справедливость. Так не раз уже бывало в жизни Бийца, левого романтика, ни разу не бывавшего в отпуске на море, оставившего после себя троих детей от разных браков, огромную родительскую квартиру и левую партию.

*Я знаю, что по правилам его фамилия должна склоняться иначе: Биец — ​Биеца — ​Биецу и т.д. Но все однопартийцы называют его «Бийцом», таким же образом фамилию Сергея склоняют авторы немногочисленных воспоминаний о нем. Что ж, буду и я называть его так — ​есть в этом «Бийце» что-то революционное.