Последние годы патриаршества Алексия II не­редко называют временем застоя. Именно в эти годы сформировался запрос на серьезные перемены в церковной жизни, так и не состоявшиеся в период «церковного возрождения». На волне этих ожиданий 10 лет назад энергичный и предприимчивый митрополит Кирилл был избран патриархом.

Вскоре после интронизации он начал реформировать РПЦ. Первая цель этих реформ была очевидна: Кириллу было необходимо уничтожить «второй центр» власти, который он сам создал и который в итоге привел его к патриаршеству, — Отдел внешних церковных связей (ОВЦС). У будущего преемника Кирилла не должно быть никаких шансов прийти к власти тем же самым путем.

Некогда мощный и влиятельный ОВЦС превратился в небольшой синодальный отдел после того, как из него были выделены Отдел по взаимодействию с государством и обществом (позднее отдел был ликвидирован и стал подразделением Синодального информационного отдела) и Управление по зарубежным учреждениям Московского патриархата.

Также были созданы Патриарший совет по культуре, Патриаршая комиссия по вопросам семьи, защиты материнства и детства, Синодальный комитет по взаимодействию с казачеством, Синодальный отдел по монастырям и монашеству и упомянутый выше Синодальный информационный отдел (позднее переименованный в ОВЦОСМИ — Синодальный отдел по взаимоотношениям Церкви с обществом и средствами массовой информации) и воссоздано Финансово-хозяйственное управление Московской патриархии.

Проведенные патриархом Кириллом реформы, по сути, лишили синодальные структуры возможности действовать самостоятельно и проявлять инициативу. Председатели отделов не формируют программу их деятельности, а получают «ценные указания» от патриарха на заседаниях еще одного органа церковной власти — Высшего церковного совета.

Вся власть в одних руках

Главная цель реформ патриарха стала понятна не сразу. Вопреки уставу он решил сосредоточить в своих руках всю власть. Не только синодальные структуры, но даже Священный синод и Архиерейский собор, которые по тому же уставу РПЦ стоят выше патриарха, стали безвольными придатками, декорацией абсолютной власти Кирилла.

Он учредил еще одну новую структуру, призванную создать видимость соборного характера Церкви, — Межсоборное присутствие (МСП). Оно не имеет аналогов ни в одной другой поместной Православной церкви. Члены МСП, назначаемые Синодом, участвовали в разработке документов, впоследствии представляемых на Синод и Архиерейский собор. На первом этапе в МСП были представлены не только различные церковные сообщества — миряне (ученые и общественные деятели), монахи, священники и епископы, но и люди самых разных взглядов — социалисты и монархисты, либералы и консерваторы. Буквально через пару лет патриарх Кирилл потихоньку превратил его в орган чисто технический. Задачи Межсоборного присутствия были жестко ограничены поручениями патриарха и Синода. Со временем и состав МСП был изменен: из него удалили яркие фигуры и ввели вместо них тех же церковных бюрократов.

Старший епископат мог бы оказать сопротивление патриарху, но он промолчал. Реформы Кирилл проводил быстро, их подлинные цели не раскрывал, а когда цели стали понятны, дать обратный ход не было никакой возможности. Не желая играть в кошки-мышки со старшим епископатом, патриарх резко увеличил количество епископов в Церкви, тем самым отложив на долгий срок формирование оппозиции среди епископата. Все молодые епископы рукоположены лично патриархом и надолго останутся ему благодарны. Старший епископат остался в меньшинстве и мог только сетовать, что «времена изменились».

Виртуальный враг и борьба с ним

Резко увеличившийся административный аппарат РПЦ довольно быстро показал свою низкую эффективность. Учебные заведения Церкви не выпускали специалистов необходимой для работы в синодальных структурах квалификации. В итоге возникает, с одной стороны, текучка кадров, а с другой — формируются сообщества (кланы), которые поддерживают своих членов, даже если последние работают плохо. Низкая эффективность работы синодальных структур — предмет постоянной критики и раздражения патриарха Кирилла. Большинству начальников отделов и комиссий приходится постоянно придумывать оправдания ошибкам и недоделкам своих подчиненных.

Семь лет назад в патриархии заговорили об «информационной атаке на Церковь». Ряд медиааналитиков поддержали разговоры об атаке и даже «доказали» ее реальность с помощью мониторинга СМИ и социальных сетей. И патриарх поверил, что на РПЦ и на него лично была проведена атака враждебных сил, мощных, коварных и влиятельных.

Вероятно, цель этой искусно организованной акции была довольно проста. Церковная бюрократия разыграла рискованную, но в итоге удачную партию. Ей удалось убедить патриарха Кирилла, что синодальные структуры на самом деле работают качественно и эффективно, но враг настолько силен, что противостоять ему не могут даже опытные и усердные их руководители.

Реакция патриарха Кирилла на события вокруг автокефалии на Украине стала еще одним доказательством неадекватности высшей церковной власти в РПЦ. Его действия полностью укладываются в эту картину: вот видите, враги опять вернулись!

В итоге ситуация для церковных чиновников как в сане, так и без получилась удобная. Они теперь особо не заморачиваются: как только им кто-то не нравится, они не пытаются разобраться, а тут же записывают всех во «врагов Церкви». Есть и еще одно новое словосочетание — «предатели в рясах». Вдохновившись баснями о врагах, его придумал уже сам Кирилл.

Церковная карьера: главное — деньги

Радикально реформированная Мос­ков­ская патриархия использует два основных рычага: жесткую финансовую дисциплину и новые лояльные кадры.

Финансовый рычаг действует просто: главный критерий эффективности настоятеля/игумена/епископа — это способность привлечь такие средства, которые обеспечат, во-первых, требуемые отчисления в епархию и далее в патриархию и, во-вторых, минимальное функционирование прихода/монастыря/епархии. Если настоятель не справляется, он будет смещен. Если справляется хорошо, он может быть переведен на более богатый приход и, соответственно, будет распоряжаться более серьезным бюджетом.

То же самое касается и епископов. Если они начинают на бедной епархии, но уверенно выполняют «финансовый план», демонстрируют лояльность и не болтают лишнего, у них есть возможность карьерного роста и назначения в более богатую епархию. Известны случаи, когда настоятели отказывались от своей зарплаты, только бы выполнить многочисленные финансовые требования епархии, а благочинные, особенно молодые, вносили свои личные деньги за настоятелей бедных приходов, которые не могли вовремя заплатить.

В Москве визит викарного епископа на приход обходится приблизительно в 500 тысяч рублей, причем значительную часть этой суммы составляют «обед» и раздача «конвертов» епископу и его свите.

Лишь один епископ недавно публично заявил, что отказывается от практики получения «конвертов». Это митрополит Тихон (Шевкунов). Известно, что еще несколько епископов не берут конверты, хотя и не спешат об этом говорить открыто. В целом же практика «конвертов» остается общепринятой.

О том, что финансы находятся в центре внимания Московской патриархии, свидетельствует одна простая деталь. В Москве при патриархе Кирилле разработана специальная «тарифная сетка» для «налогообложения» приходов. Минимальная сумма отчислений составляет 100 тысяч рублей в год. Это «налог», который платят небольшие домовые храмы. Приходские храмы среднего размера платят от 600 тысяч до миллиона рублей в год. Храмы в спальных районах платят по несколько миллионов рублей — и не столько потому, что приходы больше, сколько потому, что больше совершается треб и больше товаров продается в лавках.

Учитывая, что в Москве, по официальной статистике (2018 год), было 1179 церквей и в 516 из них богослужение совершалось как минимум раз в неделю, патриархия получает от них около миллиарда рублей ежегодно. И все это «чистая прибыль», которая не облагается налогом. Куда и как расходуются эти средства, неизвестно. Патриарх Кирилл никогда и нигде не отчитывался. Однако, судя по общим расходам, которые тоже перекладываются на приходы и епархии, патриархия эти деньги вряд ли тратит полностью. Куда и как патриарх вкладывает эти деньги? Вопрос открытый.

Не исключено, что эти деньги выведены из Церкви и находятся в управлении финансовых структур, которые не отчитываются перед Церковью о своих инвесторах и бенефициарах.

Отсутствие прозрачности церковных финансов создает идеальные предпосылки для развития коррупционных схем. Известно, что есть епископы, которые в прямом смысле слова купили свое епископство.

Церковная карьера: лояльность

Для поддержания полной управляемости Московская патриархия радикально изменила кадровую политику и ввела жесткий отсев кандидатов в священники. Главными критериями становятся два: а) лояльность церковной власти и готовность безропотно ей подчиняться; б) отсутствие светского образования, полученного до поступления в семинарию.

Использование первого критерия приводит к тому, что от принятия священного сана отказываются энергичные, самостоятельно мыслящие семинаристы, в том числе и дети духовенства. Они видят, что церковная карьера становится главным мотивом для принятия сана, а карьеру могут делать только послушные и, как правило, беспринципные люди.

В условиях, когда крупные приходы и епархии существуют не столько за счет пожертвований прихожан, сколько за счет финансовой поддержки епископов и отдельных священников со стороны воцерковившихся бизнесменов и менеджеров высшего звена, умение работать со спонсорами ценится выше, чем дар проповедника или талант пастыря.

Второй критерий говорит о том, что патриархии не нужны самостоятельно мыслящие люди.

Перед хиротонией кандидата жестко проверяют, в том числе проводят мониторинг соцсетей, на основе которого пишется особый доклад патриарху: как высказывается, с кем и «против кого» дружит.

Однако более ярко о кризисе в РПЦ говорят другие тенденции — снятие сана священниками или их запрет в служении со стороны церковного суда или епархиального совета. Естественно, нет никакой открытой статистики ни по попам-расстригам, то есть по снявшим сан священникам и диаконам и оставивших монашеские обеты монахам, ни по второбрачным священникам, так как это показатель кризиса, а не процветания Церкви.

Зачем нужно послушание?

В РПЦ затраты на содержание бюрократического аппарата постоянно растут, епископы во всем стараются подражать губернаторам, тратя сопоставимые суммы на поддержание такого же уровня потребления и комфорта, что и высшие региональные чиновники.

Сегодня сдерживать недовольство сложившейся ситуацией можно только одним единственным способом — засекречивая суммы расходов на церковное управление. Однако, даже не зная точных сумм, можно предположить, что содержание каждого нового епископа и его епархии обходится прихожанам как минимум в полтора миллиона рублей в год. За время своего патриаршества Кирилл рукоположил около 200 новых епископов и создал 153 новых епархии. Это значит, что только административные расходы выросли как минимум на 400 миллионов рублей в год. Итого почти пять миллиардов рублей за 10 лет патриаршества.

Если настоятель московского храма может получать в среднем 100–150 тысяч рублей, а второй священник 50–70 тысяч в месяц, то в провинции настоятель получает всего 20–30 тысяч рублей, а на деревенском приходе — хорошо если 15, а то и 7 тысяч. И это при том, что многие священники — многодетные.

Соборное согласие

Громоздкая модель церковного управления, созданная патриархом Кириллом и не учитывающая интересы духовенства и мирян, по сути, работает против Церкви. Фактически он упразднил остатки синодальной формы управления и, введя авторитарное правление, опирается на молодой епископат и новую церковную бюрократию. Однако церковная бюрократия, как и любая другая, жаждет одного — сохранить свою власть и свой уровень доходов. Она не заинтересована в том, чтобы тратить деньги и силы на реальное развитие церковной жизни.

На мой взгляд, уже вполне очевидны общие контуры той программы реформ, которую предстоит сформулировать преемнику Кирилла на Московском патриаршем престоле. И будет большой ошибкой, если эта программа ограничится только административной (контр)реформой. Не менее серьезные проблемы у РПЦ в области богослужебной практики, организации приходской жизни, семинарского образования, богословских исследований и т.д.

Системный подход к созданию программы преобразований потребует не только мужества, но и солидарности. В основу изменений должно лечь соборное согласие, а не мнение одного человека. Ошибки патриарха Кирилла повторять не стоит.

Можно предположить, что серьезной ревизии будет подвергнут устав Церкви. Общее соотношение прав и обязанностей следует пересмотреть в сторону большей самостоятельности приходов и больших прав мирян в устроении приходской жизни, а монашеских общин — в устроении жизни монашеской.

Значительно более существенную роль должен играть церковный суд. Со всех точек зрения, в том числе и финансовой, все церковные структуры должны быть подотчетны церковным собраниям соответствующих уровней. Каждому епископу должно быть назначено годовое содержание в разумных для монаха-администратора пределах, а срок пребывания на должности председателя в синодальных структурах можно ограничить 4–6 годами.

Серьезные изменения обязательно произойдут и в церковно-государственных отношениях. Церковь, которая заботится об общественном благе, не может молчать, когда государство пренебрегает законами и попирает человеческое достоинство. Но заговорить Церковь сможет только тогда, когда перестанет получать прямое и косвенное содержание от государства.

Детальную программу церковных реформ еще предстоит разработать, и очевидно, что дискуссии будут горячими.

Я же надеюсь, что история Русской православной церкви не закончится с эпохой патриарха Кирилла, поэтому новые реформы неизбежны, и важно, чтобы они были системными. Впрочем, возможны разные сценарии, и вариант угасания и дальнейшей маргинализации РПЦ тоже не исключен.

Сергей Чапнин — специально для «Новой»