Вы уже участвовали в муниципальных выборах в 2004 году, но тогда избирком не принял ваши подписи. Давно увлекаетесь политикой?

Был смешной эпизод в 1994 году, когда на итоговом собеседовании на мою первую работу на полный рабочий день меня спросили, кем я себя вижу через 20 лет. Сейчас я знаю, что «правильным» ответом было бы сказать: «Конечно же, партнером вашей компании». Но тогда я мало что знал и сказал, что надеюсь к этому времени заниматься политикой. Потом я погрузился в карьеру и сосредоточился на профессиональном развитии в консалтинге и околоуниверситетской среде — читал лекции в МГУ, а потом основал там Центр налоговой политики.

В 2004 году это было достаточно спонтанное решение — принять участие в муниципальных выборах. То, что делается без особой подготовки, обычно быстро заканчивается. Мы тогда распечатали подписные листы и решили их оптимизировать: дату и месяц оставили пустыми, а в графе «год» впечатали 2004. На этом основании наши подписи и были признаны недействительными. Про эту историю я вспомнил не так давно, когда снова начал этим заниматься. Я пристально наблюдал за двумя муниципальными кампаниями в 2012 и 2017 годах на фоне всеобщего увеличения внимания к политическим процессам, участвовал в публичных акциях вроде «Белого кольца».

На выборах в Мосгордуму в 2014 году была мысль снова попробовать, но тогда я оценил свою готовность и пришел к выводу, что овчинка выделки не стоит. А в 2019 году как-то сложились сразу все факторы: я заранее начал продумывать, как организовать кампанию, при этом округ, в котором я баллотируюсь, хорошо мне знаком, я здесь долгое время живу. Я стал прикидывать, насколько мои политические взгляды могут оказаться востребованными в этом районе, — а он, как вы знаете, достаточно оппозиционный, мы это видели как минимум по последним муниципальным выборам. И в итоге я принял решение, что выдвинусь.

Решили, что у вас достаточно оппозиционные взгляды?

Еще пять лет назад я сказал бы, что мои взгляды умеренно оппозиционные. Но на данный момент, если честно, в городской политике я не вижу оснований для разделения на «мы» и «они», на «власть» и «оппозицию». Есть различия стилистические, есть содержательные, например, в части учета мнения граждан. Например, в программе реновации заинтересовано 95 % участников, потому что переехать из старого дома в новое здание в пределах своего района с поправочным коэффициентом — это очень хороший вариант. Но вот процесс принятия решения по программе явным образом не способствовал ее популяризации.

Мы помним, сколько было общественного давления, чтобы переселение происходило не в пределах округа, а в пределах района, чтобы «молчунов» во время голосования не засчитывали за тех, кто проголосовал «за» и так далее, я сам принимал активное участие в этих обсуждениях и считаю, что многое могло быть сделано изначально иначе, с учетом мнения горожан, а не постфактум под нашим давлением и уже на фоне негатива.

Сейчас разлом между властью и оппозицией проходит по очевидной линии: первых зарегистрировали на выборы в Мосгордуму, а вторых за некоторым исключением не допустили.

Я неоднократно говорил о том, что выступаю за регистрацию всех кандидатов, которые сдали подписи. Поскольку я глубоко погружен в процесс, то вижу, что некоторые подписи действительно могли быть не безупречны. Но на общем фоне происходящего я даже говорить об этом не хочу. Я хочу выиграть в конкурентной борьбе, чтобы потом никто не мог предъявить мне претензии в том, что не было сильных (или представляющихся отдельным группам избирателей сильными) оппонентов. И потом, почему незарегистрированная Брюханова — это сильный оппонент, а все остальные кандидаты в моем округе — нет?

При этом я, в принципе, считаю механизм сбора подписей идиотским. Как человек, занимающийся экспертизой, я привык смотреть на мировой опыт. В мажоритарных округах в США или Великобритании всегда проводится различие между кандидатами от основных партий, от мелких партий и независимыми кандидатами. Первые всегда имеют доступ к собственной процедуре выдвижения, потому что на основе предыдущих выборов презюмируется, что у них есть определенная поддержка. Есть мелкие партии — это серединная ситуация. И есть независимые кандидаты.

Все заинтересованы в том, чтобы люди могли реализовать свое пассивное избирательное право, но бюллетени при этом не выглядели как рулон туалетной бумаги. Нельзя регистрировать всех, кто заявится, — надо, чтобы кандидат представлял кого-то, кроме себя. Значит, надо либо наделить правом выдвижения другие субъекты — домкомы, профсоюзы и так далее. Либо поступить значительно проще. Кандидата должно выдвинуть какое-то количество жителей, его потенциальных избирателей. Но при этом норматив нужно устанавливать не от числа жителей округа, а от числа проголосовавших на последних выборах.

Это сразу в 3–5 раз роняет норматив, примерно до 900–1000 подписей, что вполне посильно.

Во-вторых, надо, чтобы человек мог поддержать только одного кандидата. И главное, чтобы эта процедура была публичной. Например, чтобы подписи размещались на сайте госуслуг с каким-то персональным идентификатором. И тогда мы запустили бы автоматический процесс проверки подписей: не графолог, не эксперт МВД и не член избиркома бы решал, поддержал ли меня этот гражданин или нет, а он сам. Это такой механизм публичной петиции в поддержку кандидата. Вот таким способом лечится этот процесс. А пока он такой кривой и субъективный, какие бы ни были претензии к кандидатам, все, кто сдал подписи, должны быть зарегистрированы.

На московских выборах «Единую Россию» в основном представляют самовыдвиженцы, которые скрывают свою партийную аффилиацию. Если посмотреть списки кандидатов для протестного голосования, то вы в них числитесь как провластный кандидат. Есть ли у вас какие-то связи с политическими организациями?

С 1990 года, когда я поступил в университет и забрал свой комсомольский билет из школы, я ни в каких политических организациях не состоял и не собираюсь. Почему? Это скорее недостаток, чем достоинство, но я не люблю коллективные организации. Групповые разговоры и договоренности — да, но не организации. Я с большим уважением отношусь к «Деловой России», где занимаюсь налоговым комитетом, но это не политическая партия. Перед выдвижением у меня был разговор с одной партией из парламентской оппозиции…

То есть не с «Единой Россией»?

Нет. И более детальный разговор с одной несистемной партией о возможности моей поддержки. Я подумал и пришел к выводу, что пойду сам. В спектре партий нет такой организации, в которой я хотел бы состоять. Тем более, поскольку уровень известности у меня невысокий, сбор подписей был активной агиткампанией, очень полезной для меня. При этом хочу сделать оговорку: я не испытываю ненависти к людям по принципу принадлежности к политической партии, в том числе «Единой России». Я оцениваю людей по порядочности, профессиональности и договороспособности. В каждой политической партии есть люди, удовлетворяющие этим критериям.

Недавно, кстати, появилась новость о том, что «Единая Россия» готова официально поддержать 25 «независимых» кандидатов.

Буду крайне удивлен, если меня поддержит «Единая Россия». Но подчеркну, я ищу поддержку не у политических партий, а у моих соседей.

А почему вас тогда причисляют к провластным кандидатам? По ошибке?

Нет, не по ошибке. Потому что на протяжении многих лет я сотрудничал с самыми разными людьми. По профессии я экономист в области налогообложения. Налоги — это всегда в первую очередь про государство, человека и власть. Как профессионал я не мог бы существовать, не работая с органами власти. При этом я, наверное, единственный экономист такого профиля на рынке, который не работает и никогда не работал в государственных структурах.

И тем не менее против вас не применялся административный ресурс, как против некоторых других кандидатов.

Просто весь мой предыдущий опыт сводится к тому, что если ты идешь на выборы, то в первую очередь должен понимать, что тебя будут мочить. Оппоненты, админресурс — в общем, со всех сторон. Надо быть к этому готовым. Ключевой момент в том, что перед началом кампании ты должен донести потенциальным оппонентам (и провластным, и оппозиционным), что зарегистрировать тебя будет легче, чем не сделать этого. Что ты качественно соберешь подписи с юристами, будешь апеллировать к политическим силам, использовать ресурс СМИ. Чем больше уверенности со стороны кандидата, что он безупречно проведет процесс сбора и регистрации, тем меньше желания против него играть.

Вы были готовы к выдвижению несколько лучше, чем профессиональные политики и районные активисты вроде Галяминой и Яшина?

Я не верю в то, что конкретно Яшин и Милов не собрали подписи. Если в них есть какой-то дефект, то надо разбираться, за счет чего он появился, — был создан искусственно или стал следствием недобросовестности команд. В остальных случаях, я думаю, была комбинация обоих факторов: и избирательное применение законодательства, и некачественная подготовка документов. Некоторые кандидаты, условно говоря, заранее рассчитывали на нерегистрацию и помогли этому, допустив очевидные промахи. В целом же отсутствие сопротивления власти — не обязательно признак управляемости. В моем случае это результат понятности и приемлемости кандидата, который устраивает как население, так и широкую коалицию политических сил.

Это правда, что порядка 18 млн рублей на вашу кампанию пожертвовали структуры, связанные с «Росатомом»?

Все данные по финансированию моей кампании доступны публично. Я никогда не работал с «Росатомом», включая любые дочерние, внучатые и любые другие организации, и не имею никаких обязательств перед этой госкорпорацией. Добавлю, что те, кто меня поддержал, сделали это не потому, что я давал им какие-то обещания. Это безвозмездные пожертвования, а не двусторонний договор. Все оценки в духе «карманный депутат Кириенко» звучат комично: действительно, наконец-то Сергей Кириенко найдет управу на Мосгордуму! Авторов этого бреда не смущает, что это совсем не его уровень госуправления. Если по сути, то я не буду даже пытаться догадываться о причинах моей поддержки. В моем случае никто не делает этого на основе каких бы то ни было тайных обещаний или обязательств. Нравится программа — пожалуйста. Даже весь объем избирательного фонда не мог бы мотивировать меня изменить свои позиции.

Это вообще довольно приличная сумма. Сколько всего потратите на кампанию?

Все избиратели, которые придут на участок, смогут увидеть информацию о моих доходах и активах. В документах есть представление о том, что я не первый год зарабатываю приличные деньги и с этой точки зрения в состоянии обеспечить такую кампанию. Другое дело, что законодательство позволяет только 5 % фонда обеспечивать собственными взносами, что я и сделал, внеся 1 млн 750 тысяч рублей из максимальной суммы в 35 млн. Я уверен, что не наберу столько денег (до максимума), да и не знаю, на что их тратить.

Во сколько обойдется вся кампания, сказать сложно, сейчас самый пик расходов. Поскольку я не артист эстрады и не телеведущий, моя первая задача — это повышение узнаваемости. Поэтому я ношусь юлой по всему округу, устанавливаю агитационные кубы, печатаю материалы, снимаю ролики, устанавливаю рекламу у подъездов. На это уходит основная часть средств. Плюс, конечно, социология: важно делать замеры общественного мнения. Поэтому, думаю, примерно в 20 млн руб. (эти цифры есть на официальном сайте избиркома) я уложусь.

Вы сказали, что еще несколько лет назад придерживались более оппозиционных взглядов, чем сейчас. Что изменилось?

Я бы сказал, что дело в жизненном опыте. Полагаю, что в рамках жизни в городе 90% людей, кроме каких-то радикалов, могут спокойно договариваться между собой. У меня по-прежнему есть масса претензий к действующей власти. Часть из них связана с патерналистским уклоном и недостаточным учетом мнения людей. Я считаю, что люди должны играть активную роль в определении курса развития страны и отдельно в том, что происходит с городским бюджетом.

Один из ключевых посылов моей кампании состоит в том, что горожане должны иметь возможность влиять на бюджет через соответствующие механизмы: публичные слушания, сбор заявок, сбор инициатив и работу депутатских комиссий. Мосгордума рассматривала бюджет в 10 комиссиях, но ни одного отчета я не нашел. Это что — нечего сказать или секреты какие-то? Я уверен, что навязанный бюджет хуже бюджета, который можно корректировать в рамках представительских процессов.

Такого рода системных проблем я вижу много и считаю, что через присутствие в Мосгордуме в нормальном диалоге с коммунистами, «Единой Россией», новыми независимыми — да кем угодно — вполне можно изменить ситуацию. Абсолютно все стороны заинтересованы в том, чтобы роль Мосгордумы в бюджетном процессе увеличивалась.

Почему тогда этого не произошло уже давно? Вроде бы Мосгордума существует не первый год, а люди в новом созыве будут примерно те же самые.

Я в этом не уверен. Тут есть комбинация двух факторов. Как вы знаете, Мосгордума долгое время формировалась по принципу: некоторое количество директоров школ, главврачей, соцработников, артистов эстрады. Здесь проблема еще и в том, что люди охотно голосуют за человека в белом халате, не сильно заморачиваясь вопросом его программы, независимостью, конструктивностью в диалоге. Я сильно сомневаюсь, что новый состав будет такой же, как раньше. В обществе сейчас есть запрос на более активную Думу. Но есть еще более важный момент. В Мосгордуме сейчас нет профессиональных экономистов, которые в состоянии обсуждать бюджетные процессы не на уровне «что строить — школы или бордюры». А воспринимать бюджет Москвы как целостную картину, а потом еще уметь спускаться к деталям и задавать конкретные вопросы. Таких людей в Мосгордуме до сих пор не было.

Для этого обязательно нужен именно экономист? Навальный и его сторонники тоже неплохо справляются с контролем бюджетных средств.

Как гражданин, я позитивно отношусь к любой антикоррупционной деятельности и считаю, что он во многом заложил ряд идей, которые изменили ситуацию на рынке госзаказа. Любой госаудит стоит денег, а деятельность Навального налогоплательщику ничего не стоит, и уже поэтому она априори сверхэффективна. Но в Москве бюджет состоит из 2,5 трлн рублей, формируется программным методом и занимает 400 страниц, в которые никто никогда не погружался. Дискуссия всегда сводится к тому, как тратить деньги.

А слышали вы хоть раз тезис, что главная проблема в том, что Москва в бюджетном процессе не связывает доходную и расходную части? Собирает по максимуму деньги — у нас одни из самых высоких налогов, достаточно мало налоговых льгот — и на этой основе уже десятилетия исполняет бюджет с профицитом.

Профицитный бюджет означает, что налоговые ставки завышены. Никто не просит передавать избытки в федеральный бюджет — надо налоги снижать. То есть бюджет должен формироваться по принципу того, что сначала определяются расходы, а потом под них собираются доходы.

В реальности проект бюджета всегда вносится с дефицитом — например, из расчета в 2,2 трлн доходов. Налог на прибыль и другие ключевые статьи занижаются на 15–20 %. Федералы смотрят на Москву и говорят: так, брать с людей нечего, у них большие расходы. А потом возникают 300–400 млрд рублей профицита.

Которые надо срочно на что-то потратить — в пятый раз переложить плитку или устроить в городе реновацию.

И тут начинаются идеологические обоснования, почему эти деньги надо потратить в Москве. Одно из них заключается в том, что экономика развивается агломерациями, и поэтому нельзя забирать деньги у крупных городов. Московская агломерация — это не только область, а еще 8 субъектов вокруг. Возникает вопрос о реновации. И на все эти возмущения по поводу «бордюринга» всегда дают вечный ответ, что у нас воруют. Но основная причина именно в том, что лишние деньги надо спасти, чтобы их не забрали в федерацию.

Постоянно живет ощущение, что эти лишние 300–400 млрд обязательно надо изъять. Так и было сделано дважды: в 2013 году, когда введение консолидированной группы налогоплательщиков в первый же год дало Москве потери в 41,5 млрд, и еще две поправки в налоговое законодательство, позволяющее заявить дополнительные вычеты по амортизации, из-за которых Москва за один год потеряла 100 млрд. Несколько лет назад увеличили часть налога на прибыль, которая идет в федеральный бюджет, с 2 % до 3 % (остальные 17 % остаются в регионах). И Москва снова теряет десятки миллиардов.

Кроме того, большинство людей не знают, например, что Москва значительные деньги перечисляет в другие субъекты по городским трансфертам. Далее: ⅓ бюджета — это трансферты (причем во многом нецелевые) в адрес госучреждений, предприятий и частных компаний. То есть бюджетные решения спущены на уровень получателя трансфертов, а не приняты на уровне Мосгордумы.

Кто-нибудь в Мосгордуме сейчас в состоянии поддержать разговор о бюджете, предложить принципы реформирования дефектных мест и сформировать целевое состояние, чтобы бюджет обсуждался на публичных слушаниях, в бюджетной комиссии, в равном диалоге исполнительной и законодательной власти? Полномочия для этого у МГД есть, а вот компетенций — нет.

Многие политологи говорили о полном бесправии московского парламента, который просто утверждает решения мэрии. А у вас получается, что Мосгордума — это такой «спящий институт», который станет полноценным парламентом, как только в нем окажутся правильные люди. Не слишком ли оптимистичный взгляд?

Это вопрос курицы и яйца. Пока Мосгордума не будет наполнена компетентными профессионалами, в широком смысле независимыми и конструктивными людьми, которые составят ядро, бессмысленно говорить о том, что ей нужны новые полномочия. Их и сейчас полно, просто никто ими не пользуется нормально. Сначала нужно востребовать то, что есть, и начать исполнять эти полномочия не формально, а содержательно. А когда полномочий перестанет хватать, будет возможность их расширить в соответствии с законодательством. Но говорить, что у субъектовых органов представительной власти нет полномочий, я бы не стал. Это скорее касается муниципальных органов местного самоуправления, которые в Москве действительно обладают минимальными полномочиями.

В своем предвыборном ролике вы говорите, что МГД — «место не для политических баталий, а для профессионалов, которые умеют решать системные городские проблемы». Поясните эту мысль: как городской парламент может быть вне политики? Тем более что вы собираетесь заниматься распределением налогов, а это самый что ни на есть политический вопрос.

Если понимать политический процесс как поиск баланса в производстве и распределении благ, то да, Мосгордума — это и есть квинтэссенция политики. В ролике я говорил о другом. Моя программа предельно аполитична в том смысле, что ничто в ней не предполагает широкой оппозиции. Я глубоко убежден, что все, что я предлагаю, не идет в ущерб ни исполнительной власти, ни правящей партии, ни оппозиции, ни Москве — здесь интересы всех совпадают. И другой момент. В период между выборами я хочу заниматься работой в комиссиях, составлять законопроекты, продвигать их, работать с обращениями избирателей. Вот такой политикой я хочу заниматься. А участие в митингах и пикетах — это не моя стихия. Я считаю, что люди вправе выходить протестовать, но это не самая эффективная форма отстаивания своих интересов.

Предположим, вы написали закон, где предлагаете больше денег тратить на медицину, а не на плитку. Как вы будете убеждать в этом тех депутатов, интересам которых это противоречит?

Думаю, проблема в том, что никто из депутатов Мосгордумы раньше не приходил с конкретным предложением. Они не сидели на месте, что-то делали, но во многом полагались на исполнительную власть и отдавали инициативу мэрии. Я по бюджетным вопросам этого делать не буду. На протяжении 25 лет я работаю в МГУ, консалтинге, и, не обладая никакими законодательными полномочиями, я добился целого ряда улучшений налоговых законов. Потому что искал каналы, ситуативных союзников, инфраструктурные решения. С этой точки зрения ваш пример нереалистичен, потому что 20 единороссов никогда не скажут, что не нужно больше денег тратить на медицину. В противном случае я их просто возьму на экскурсию в районную поликлинику.

Понятно, что на словах любой депутат «за все хорошее». Но что, если он получает указания сверху или сам участвует в каких-то коррупционных схемах?

Я не хочу предполагать, что буду работать вместе с ворами. Эту возможность я для себя не рассматриваю, поскольку с уважением отношусь к людям, которые баллотируются в Мосгордуму. Если в программе капремонта будет больше добросовестных подрядчиков и меньше недобросовестных, все от этого выиграют. Мы же не исходим из того, что все недобросовестные игроки имеют отношение к власти, а все остальные не имеют. Нет, произойдет некое перераспределение в интересах рынка, поиск нового институционального баланса. Ни одна реформа не проходит без того, чтобы чьи-то интересы не были задеты.

Повторюсь, усиление роли законодательной власти, учитывая, что на это есть общественный запрос, лежит в «корыстных» политических интересах каждого депутата. Каждый хочет оказаться в более властном органе. Представьте, что вы избирались в какой-то номинальный орган, а получилось, что попали в реальный парламент! Я бы сравнил это со своевременной покупкой недооцененного актива.

Расскажите подробнее про участие граждан в бюджетном процессе. Как это может быть реализовано технически?

В 50 субъектах РФ, включая Санкт-Петербург, уже есть механизм инициативного бюджетирования. Этот механизм полностью поддерживается, в том числе Минфином. Москва — единственный крупный субъект, который его не использует. Это один из ключевых пунктов моей программы. В Москве нет финансовых проблем, но есть проблемы с учетом мнений граждан. Городская власть — это мозг, туда должен поступать кислород, иначе начинается кислородное голодание.

Я считаю, что граждане вполне могут распоряжаться небольшой частью городского бюджета. Например, есть такой микрорайон — Сетунь, один заезд и один выезд. Его жители вполне могут решать, куда направить 5–10 млн рублей: на спортивную площадку, роллердром, социальные объекты. Это инструмент прямой демократии для тех, кто платит налоги, но не ходит на выборы. А ведь это подавляющее меньшинство людей.

Московская статистика: явка на муниципальных выборах — 15 %, на выборах в Мосгордуму — 21 %, на выборах мэра — 30 %. То есть 80 % москвичей, которые платят налоги в бюджет, не выбирали городскую думу. Эти люди на выборы и не пойдут, что бы вы для этого ни делали. При этом, как показывает практика, они готовы принимать участие в том, что происходит у них во дворе или в микрорайоне. У нас в Раменках, например, есть парк 50-летия Октября, где есть река и народный мост, построенный на собранные людьми деньги. Пять лет он спокойно стоит сам по себе. Это пример народной инициативы, к которой люди уже готовы.

Из какого уровня бюджета вы предлагаете выделять деньги и в каком объеме?

Из субъектового, муниципального или на условиях софинансирования. Часто говорят про 5 %, но это касается обычных городов. В небольших португальских городах доля инициативного бюджетирования достигает 25 %, в Берлине — 5 %, но это не федеральная земля (аналог нашего субъекта, которым является Москва), а все-таки большой муниципалитет. В Петербурге так тратится пока только 100 млн рублей из 580 млрд бюджета. Здесь могут быть любые цифры, нужно начать пробовать.

А как будет устроена сама процедура?

Механизм классический — жребий, как при формировании жюри присяжных. Конечно, это не принудительно, можно отказаться. Допустим, из жителей района выбирают 20 человек. Они проходят период обучения: изучают бюджетное законодательство, закон о закупках и так далее. И есть вторая история — конкурс инициативных проектов. Вы составляете список инициатив с предельным бюджетом, например в 2 млн рублей каждая, и предлагаете людям выбрать проекты в общей сложности на 10 млн рублей. Дальше происходит голосование на сайте госуслуг и в офлайне.

В моей программе есть ряд других пунктов. Например реформирование публичных слушаний. Сейчас это крайне манипулятивный механизм: приходишь в зал в пять часов вечера, половина мест занята непонятными молодыми людьми из другого района, местные жители о мероприятии не осведомлены… Надо сделать так, чтобы принимать участие в слушаниях могли только зарегистрированные в этом доме или кадастровом квартале люди, а вопросы выносились на голосование в бинарной форме.

Другая важная часть — это программа капремонтов; управление многоквартирными домами. Сейчас схема управления многоквартирными домами устроена таким образом, что управляющие компании просто навязываются застройщиками, сменить их практически невозможно. И, конечно, есть еще множество локальных проблем, связанных конкретно с 42-м округом, о которых я подробно говорить не буду.

Сейчас вы партнер консалтингового агентства, которое тесно работает с российскими госорганами. Если вы станете депутатом, это не приведет к конфликту интересов?

В консалтинговых агентствах есть четкие, выработанные десятилетиями представления о независимости и конфликте интересов. Естественно, я все эти вопросы детальным образом рассматривал и знаю, как происходит управление конфликтом интересов в представительном органе власти. Здесь есть два инструмента. Первый — декларация интересов, предполагающая детальное раскрытие информации о себе: где я работаю, сколько денег получаю, какие у меня активы и обязательства, чем занимаются близкие мне люди. Второй инструмент ситуативный. Если при рассмотрении какого-либо вопроса я чувствую, что финансовые, корпоративные и личные интересы мне мешают, я отстраняюсь от проблемы. Представьте, что Мосгордума рассматривает законопроект о работе консалтинговых компаний. В этом случае я не буду участвовать в дискуссиях и откажусь от голосования. А если возникнет такой конфликт, который я не смогу преодолеть при помощи этих двух инструментов, то продолжу работать только в Мосгордуме.

Вы же занимались в том числе и улучшением налогового администрирования для мэрии?

Я не обсуждаю конкретных проектов, выполненных для клиентов. В целом скажу, что за десятилетия карьеры я занимался системами отчетности, автоматизацией налоговых систем, налоговым администрированием, повышением точности налогового прогнозирования и так далее. Последний контракт по налоговой тематике с мэрией был завершен в конце прошлого года, полный список есть на сайте госзакупок, все свои контракты с госорганами я выигрываю (и не реже — проигрываю) на конкурсах в соответствии с 44-ФЗ, на основе оценки цены, качества и опыта. И подчеркну, что Мосгордума — это самостоятельный орган законодательной власти, не подчиняющийся власти исполнительной. С этой точки зрения мое участие в Мосгордуме никак не повлияет на получение заказов от исполнительной власти. 25 лет я работаю в этой сфере и при этом остаюсь абсолютно независимым от органов госуправления. В нашем бизнесе неправильно, если один клиент обеспечивает больше какого-то заметного процента выручки. Тогда ты начинаешь экономически от него зависеть. Я всегда выстраивал с клиентами равные горизонтальные отношения и стал партнером задолго до того, как стал работать с органами власти.