Инициативу о приглашении Путина на следующий саммит приписывают то Дональду Трампу, то Эмманюэлю Макрону. В любом случае, Макрон во вторник в телефонном разговоре с Трампом предложил рассмотреть возможность возвращения России в будущем году в элитный клуб лидеров США, Германии, Японии, Франции, Великобритании, Италии и Канады.

Саммит следующего года пройдет в США, поэтому американскому президенту как хозяину и карты в руки. Он считает превращение G7 в G8 «целесообразным» и в случае поступления такого предложения отнесся бы к нему «с большой благосклонностью». Поступить оно, видимо, должно от европейцев, и в Биаррице союзники рассмотрят такую перспективу.

Макрон, заметив, что возвращение России «было бы уместным в перспективе», выдвинул более конкретное условие: прогресс в решении кризиса на востоке Украины и выполнение Москвой минских договоренностей. То есть, устранение причины, по которой в 2014 году семь членов «восьмерки» дружно бойкотировали саммит в Сочи.

В реакции Москвы на эти разговоры сквозит почти нескрываемое торжество в духе «ура, мы ломим» с одновременной сдержанностью. Путин на встрече с Макроном в форте Брегансон 19 августа заметил, что Россия «никогда ни от чего не отказывается», но превращение G7 в G8 не ставит себе «как самоцель». Глава комитета Совета Федерации по международным делам Константин Косачев назвал «неприемлемым» воссоздание G8 без равенства прав и возможностей ее участников. А представитель МИД Мария Захарова предложила лидерам «семерки» перенести обсуждение этой темы из «публично-развлекательной в профессиональную сферу».

Между тем стоит напомнить, что G7–G8 по природе своей неформальный клуб, а не международная организация. Она не связана международным договором, не имеет определенных критериев приема и исключения.

Чтобы Кремль через свои медийные аутлеты мог убеждать россиян: мол, с нами считаются, без нас не могут обойтись, наш национальный лидер на равных с «грандами», а про международную изоляцию — это все выдумки враждебной пропаганды.

«Большая шестерка» (была учреждена в ноябре 1975 года и так называлась до превращения в «семерку» после приема Канады) создавалась как клуб единомышленников, не скованных условностями дипломатии. Она предназначалась для того, чтобы предоставить крупным промышленным державам некоммунистического мира площадку для решения экономических проблем, вызванных нефтяным кризисом 1970-х годов.

Россия официально присоединилась к группе в 1998 году, после шагов к демократизации и нескольких лет постепенного наращивания взаимодействия с тогдашней «семеркой». После окончания холодной войны ряд мировых лидеров, в частности президент США Билл Клинтон, поддержали прием России как жест в отношении Бориса Ельцина, как аванс его курсу преобразований. У России не было ни рыночной экономики, ни демократии в западном понимании, однако лидеры G7 надеялись, что прием России в клуб поддержит ее преобразование. Но с самого начала Россия была в этом клубе не в своей тарелке. Я был на трех саммитах «восьмерки»: в 2003 году в Эвиане (Франция), в 2007 — в Хейлигендамме (Германия), в 2011 — в Довиле (Франция). Эти встречи только условно можно было назвать «восьмеркой». Скорее «семь плюс один».

Путин (в Довиле — Медведев) сосредоточивался на двусторонних контактах для решения проблем внешней политики, затрагивающих непосредственно Россию. Из общей повестки дня интересовала, по понятным причинам, борьба с терроризмом. Устойчивое развитие, глобальное изменение климата, помощь беднейшим странам Африки и продовольственная безопасность — гораздо меньше. Особенно, когда это было связано с финансовыми расходами развитых стран в пользу бедного «третьего мира». Россия никогда не участвовала в работе на уровне министров финансов и управляющих центробанками. Те продолжали встречаться в формате G7 для обсуждения вопросов мировой экономики.

Скатывание России к авторитаризму вызывало нарастающую критику со стороны остальных членов клуба. Раскол стал явным в 2013 году, поскольку Россия поддерживала режим Башара Асада в Сирии оружием, финансами и дипломатическим влиянием. Украинский кризис, который пришелся как раз на год второго председательства России в G8 с подготовленным саммитом в Сочи, ожидаемо поставил точки над «и». Вместо Сочи был Брюссель, куда по приглашению руководства ЕС прилетели лидеры семи стран для обсуждения ситуации на Украине и расширения санкций против России…

Кремль тогда в ответ гордо фыркнул: не очень-то нужна эта «восьмерка», мы сосредоточиваемся на других, более современных форматах. Сегодня Косачев предлагает расширить «восьмерку» до «десятки», включив в нее Китай и Индию. Действительно, их экономический вес гораздо больше, чем у иных членов «семерки».

Но это разные вещи. «Клуб передовых» создавался не только по размеру ВВП. Очень ограниченный круг и относительное единомыслие его членов — источник его эффективности.

«Десятка» неизбежно стала бы подобием Совета Безопасности ООН.

Ценность «семерки» в том, что она опускает международные процедуры и заставляет бюрократию сосредоточиться на деле. Поскольку она неформальная, входящие в нее государства имеют лишь незначительные рычаги влияния друг на друга, чтобы обеспечить соблюдение договоренностей. Несоблюдение чревато только репутационными издержками. Решения носят характер политических обязательств. Сегодняшняя Россия с ее ценностями и антизападной ориентацией вряд ли гармонично впишется в этот клуб.

Впрочем, и в рядах «семерки» нет былого единомыслия. Саммит в Биаррице проходит на мрачном фоне замедления глобального роста и беспрецедентной для Америки торговой политики Трампа, которая привела к ожесточенной тарифной войне с Китаем и напряженности в отношениях с Европой. К этому добавляется и опасный для Евросоюза тренд к национальной обособленности, который откровенно подогревает тот же Трамп.

Ему противостоят тандем Франции и заметно ослабевшей Германии, брюссельские институты ЕС, которые стараются обеспечить интересы всех стран союза, а не только входящих в «семерку» Франции, Германии, Италии и (пока) Великобритании. На саммите их представляют уходящие со своих постов Дональд Туск и Жан-Клод Юнкер.

Трамп рискует еще больше усложнить поиск взаимопонимания на саммите. Помимо трансатлантических разногласий по поводу торговли, есть еще противоречия между Вашингтоном и Брюсселем по Ирану, есть проблема изменения климата, которую ЕС ставит на центральное место, а администрация США игнорирует. Хозяин саммита Макрон установил для Биаррица низкую планку, чтобы избежать повторения прошлогоднего фиаско, когда Трамп ушел с саммита G7 в Канаде и сорвал принятие итогового коммюнике. Макрон также пригласил лидеров Австралии, Буркина-Фасо, Чили, Египта, Индии, Сенегала, Руанды и Южной Африки, чтобы расширить дискуссию по общей теме глобального неравенства.

В то время как в Москве внимание приковано к теме возвращения России в «восьмерку», европейцев в связи с Биаррицем заботят другие проблемы. Например, французские виноделы опасаются, что им придется заплатить цену за возможное решение своего правительства ввести «цифровой налог» на Google, Apple, Facebook, Amazon. Всё это американские компании, и Трамп угрожает в отместку ввести 100-процентный налог на французские вина. Что с него взять? Ведь он не пьет вино, сокрушаются французы.