Летние оперные фестивали в Европе приносят много необычного. Новым трендом становится соединение на сцене реальной жизни и раздеваемого театра. При этом и в том, и в другом подчеркивается внешняя, броская, «эффектная» сторона.

В Байройте, где семейство Вагнеров вот уже почти полтора века хранит традицию фестивалей, идущую от великого предка, пришел черед дебютировать Валерию Гергиеву. По справедливости! Это, можем сказать мы, его соотечественники, потому что знаем: он является главным и, можно сказать, единственным дирижером-вагнероведом в нашем отечестве. Гергиев освоил на сцене Мариинского театра ни много ни мало 8 опер немецкого оперного гения.

В Байройте Гергиеву выдали «Тангей­зера», оперу раннего Вагнера, полную роскошных романтических разливов. Cтавил спектакль немец Тобиас Кратцер, который умеет впускать живую жизнь на сцену. Тут речь пошла о том, что нынешний Тангейзер (певец, играющий эту роль в самом Байройте!) к черту послал свою профессию, «пошел в отрыв» с отстойной компанией при участии темнокожего бородатого драг-музыканта, а-ля Кончита Вурст, который вообще ничего не стесняется. Причем главной в этой гоп-компании стала та еще Венера в исполнении русской певицы Елены Жидковой. Она развлеклась на славу — и публику потешила по полной, когда влезла в театр по лестнице во время часового антракта. Мало того, бородач устроил вместе со своим карликом Антоном шоу на пруду во время первого антракта, так что закрытость байройтского спектакля теперь отменена раз и навсегда!

Нам не так важно, что там происходило, как то, чем дело кончилось. Немецкие критики злобно отметили, что Гергиева на поклонах освистали. Но, милые мои, там было три-четыре скромных «бу», которые никто и не заметил. Просто пошли в ход политические аргументы. Мол, Гергиев — защитник Путина, и ему, мол, не место на святой немецкой сцене. «Он дирижировал без вдохновения», — утверждает один из критиков. В наше трудное время, когда людей хватают на улицах ни за что, я сам не обхожу стороной политическую сторону жизни. Но стоит ли тут ее приплетать? Хотя если смотреть на символы, то, возможно, неуемная Венера доверена нашей соотечественнице как раз потому, что у нас сейчас на улицу идет лихая молодежь, дай ей бог счастья!

В Зальцбурге официальную программу открывала Ленинградская (Седьмая) симфония Дмитрия Шостаковича в исполнении немецкого оркестра Юго-Западного Радио (SWR). А дирижером у них вот уже целый сезон служит греческо-российский музыкант Теодор Курентзис. Кто-то разглагольствовал, что Курентзис только со «своими» может добиваться невероятных успехов. Ничуть не бывало! И немецкие оркестранты на него тоже молятся, и на их концерты тоже пол-Европы ездит. Для русской интеллигенции этот опус Шостаковича — нечто особое, почти священное. Но и немцы (во время борьбы с которыми и дописывалась в СССР Седьмая симфония) сыграли ее неслабо: драйв на протяжении всех полутора часов держался на пике, и в моменты пронзительных кульминаций оркестр дружно вставал и играл, будто захлебываясь от перенапряжения. Богатая публика Зальцбурга — дамы в длинных платьях, мужчины в черных парах — забыла про чинность и только что не выла в голос. Немцы сыграли антимилитаристскую, антитоталитарную русскую музыку с недюжинным напором. А единственную моцартовскую оперу этого сезона, «Идоменея», Курентзис представил во всем блеске в компании с Фрайбургским барочным оркестром и хором musicaeterna, своим родным, под руководством изощренного Виталия Полонского. Тут его главным союзником на сцене оказался Георгий Цыпин, ставший мастером инсталляций. Режиссер Питер Селларс творил социальное обращение, а Курентзис и Цыпин вместе с артистами так сплели стеклянные (пластиковые) конструкции, то мертво лежащие, то грозно висящие, с будоражащей музыкой, что Моцарт снова стал живым на сцене.

Но русские могут учить не только как играть Шостаковича. По части Вагнера им это тоже иногда удается. Кирилл Петренко уехал из России в 18 лет, и теперь, в свои сорок семь, по справедливости считается австрийским дирижером. В Мюнхене он возглавляет Баварскую национальную оперу, и «Нюрнбергские мейстерзингеры», закрывавшие в этом году Мюнхенский оперный фестиваль, могли бы утереть нос многим немецким вагнероведам. Самая заземленная опера Вагнера обретает в его интерпретации живость и страсть. Третий акт идет два часа, а в конце тебе кажется, будто все началось двадцать минут назад. Не зря Петренко уже стал главным дирижером Берлинского филармонического оркестра — первым выходцем из России за всю стотридцатитрехлетнюю историю этого великого оркестра!

Остается завершить рассказ премьерой фестиваля в Экс-ан-Провансе — «Тоской» Джакомо Пуччини. Ее поставил кинорежиссер Кристоф Оноре. И понаворотил он в своей постановке немало, смешав реальную жизнь и театр в гремучей смеси. Не стану пересказывать новый сюжет, для нас важно, что решительная певица Тоска убивает начальника тайной полиции Скарпья, чтобы освободить арестованного возлюбленного. А чекиста играет русский певец Алексей Марков, как будто нам намекают, что проблемы с КГБ у русских никогда не исчезают. Но есть у нас с вами и там одно утешение: вокалу чудесную, безоговорочно победительную Тоску, молодую певицу Анджел Блу, последние годы учит русский певец Владимир Чернов. Как будто еще один символ: намек на жизнеспособность нашей молодежи.