В политической теории описан феномен «бумеранга насилия»: процесса, в ходе которого противостояние, развязанное государством в отдаленном, зависимом от него районе или колонии, затем перемещается в метрополию. Так жестокости российское общество в XIX веке училось в ходе Кавказской войны. Судя по всему, вообще не существует способа провести что-то маленькое и победоносное на своих границах и потом не получить ответной реакции в столице. Комбатанты и практики террора неизбежно возвращаются с фронта домой.

В России «бумеранг» обсуждался в контексте чеченских войн (результатом которых стало персональное правление в республике Рамзана Кадырова), а также украинского конфликта. Мы писали о том, что наемники, отправляющиеся на Донбасс после 2014 года, уже не смогут вернуться к нормальному гражданскому существованию, так что со всплеском поствоенного насилия столкнется уже Москва и Россия в целом.

Однако реальный сценарий возвращения насилия оказался другим и, пожалуй, больше пугающим.

Насилие было реимпортировано с территории Восточной Украины в Москву в виде двух практик. С одной стороны, это конкретная полицейская жестокость, с которой мы сталкиваемся на улицах Москвы еженедельно. Если раньше людей пытали в полицейских участках, так сказать, в приватной обстановке, то теперь избиения становятся публичными — стесняться больше нечего. Разве что на всякий случай те, кто бьет, скрывают лица: будто бы это не конкретный человек с дубинкой, а все государство обрушивает свою мощь на граждан.

С другой стороны, идет интенсивный импорт символического насилия — того, которое, с одной стороны, дегуманизирует оппонентов власти, превращает их в массу без лиц, «майдаунов», а с другой — дает обоснования для любой жестокости в отношении этой массы. Полицейские вслед за телеведущими федеральных каналов характеризуют московский гражданский протест как группу заговорщиков, которые хотят устроить в Москве Майдан и засланы с этим заданием из враждебных западных стран. Задача патриотов и полицейских в этом контексте: любой ценой зачистить город от «заразы».

В прежние годы мы могли смеяться над глупостью российской пропаганды: истории про «фашистскую хунту» в Киеве, очевидно, предназначались для самых недалеких и нелюбопытных наших соотечественников. Теперь мифология российского ТВ оказывается прямым источником политических решений. Фактически именно на основании российского мифа о Майдане как иностранного заговора против легитимного Януковича людей сажают в тюрьмы за участие в митинге и оформляют происходящее в качестве «массовых беспорядков».

Инерция пропаганды остается столь высокой, что силовики в уличных оцеплениях, по их словам, действительно видят на месте двадцатилетних студентов с российскими триколорами опасных бунтовщиков, идущих на штурм мэрии или администрации президента. Правоохранительным органам приказано не повторить ошибку «Беркута» в Киеве и применять против граждан превентивное насилие. Эта логика, возможно, весьма эффективна в том случае, если власти всерьез намерены обороняться от шпионов и революционеров, но совершенно бессмысленна, если речь идет о мирной гражданской солидарности. Полицейское насилие в ответ на мирные акции только укрепляет граждан в собственной правоте.

В России существовало весьма малочисленное антивоенное движение, осуждающее конфликт на востоке Украины. Пик его активности пришелся на 2015 год. К сожалению, сделано было совсем немного, последовательных пацифистов вроде орловского учителя Александра Бывшева переловили поодиночке.

И сейчас, когда протестующие в Москве уверены в своей правоте и имеют для этого основания, полезно видеть причинно-следственные связи.

После Донбасса дегуманизация людей устроена просто: те, кто не с нами, — всегда предатели, бандеровцы и фашисты. И это один из главных факторов, позволяющий сейчас государству почти без сопротивления разгонять машину политического террора.