Протестные шествия идеально вписались в контекст дня, заданный «Культурой». Борьба с оппозицией осуществлялась перекрытием жизни в центре Москвы. Еще с утра в районе Пушкинской площади количество «космонавтов» в угрожающих шлемах многократно превышало количество робких прохожих. Аллюзии на темы фильма «1984» (там тоже тьма защитников народа в касках) гармонично дополняли толпы людей, вытесненных с бульваров на Бронные в поисках спасительных проходных дворов. Выйдя из подъезда уже ближе к вечеру, сразу натолкнулась на стайку юношей в поисках пути.

Юноши просто заново открывают несправедливый мир и пытаются его, как могут, изменить.

Во дворе возбужденные соседи шепотом делились впечатлениями. Спрашиваю, почему шепотом. Ответа нет. Одни ругают власть, другие — смутьянов. Вторых больше. Несколько часов отсутствовал интернет, связи тоже почти нет, сплошные неудобства от этих протестов. Горячо обсуждают бабушку из второго подъезда, которую омоновцы буквально вынесли с Тверского бульвара. Она ежедневно последние лет девяносто сидела до обеда на любимой скамейке и никак не могла понять, что именно случилось сегодня. С мыслями о бабушке иду к Никитской, но туда по-прежнему нельзя. Застыла на тротуаре, изучаю бегущую строку на фасаде ТАССа. В строке бурная статистика российских успехов венчается заявлением Марии Захаровой: «Новые санкции США в отношении России доказывают сфабрикованность дела Скрипалей». Пока пыталась уловить таинственную связь, доступную Захаровой, но недоступную мне, нарисовался омоновец: «Что вы здесь делаете?» — «Стою». — «Стоять нельзя».

Возвращаюсь домой, окунаюсь в «1984». Главный элемент декора фильма — гигантские мониторы, в домах и на улицах. Оруэлл называет их телекранами. Они осуществляют одновременно и пропаганду, и слежку. Как и у нас на фасаде ТАССа, выплавка чугуна и стали перемежается политическими максимами. Размышляю о вечном: информация в формате лозунга — главная пища глотателей лозунгов. Мы давно переговариваемся Оруэллом, но когда он одновроеменно в кино, в телевизоре и в Сети — это слишком много для одного дня.

У телекрана и того, и нашего, сегодняшнего, одна задача — сеять ненависть в промышленных масштабах. Мотивы предыдущей протестной акции творцы смыслов объяснили электорату доходчиво: организаторы планировали штурм мэрии и Мосгоризбиркома. Психиатрический уклон версии не отменял ее актуальности для властей. Ко времени второй акции «организаторов» расфасовали по кутузкам, потому обошлись вовсе без версий. Впрочем, одно объяснение в нашем «Министерстве правды» все-таки нашлось. Фонд Навального приступил к срочому отмыванию 1 миллиарда рублей, а прикрыл эту гнусность отвлекающими протестами. Многие удивляются — почему бурление последнего времени называется «массовыми беспорядками»? Точный ответ дает Оруэлл: говорить правду во времена всеобщей лжи — это экстремизм.

Ненависть должна переходить в исступление. Дайте себе труд послушать подольше не только звезд первой величины, но и Михеева с Куликовым, и вы поймете, о чем речь. Исступление не может длиться долго. Его следует перемежать похвалами любым действиям власти. Я прежде и не подозревала, что в организме Соловьева скопился такой запас нежности. Он столь пронзительно пел гимны силовикам всех мастей, что прошибала слеза умиления.

Всевидящий телевизор отметил еще одну радость россиян — кроме росгвардейцев, омоновцев и полицейских. Венцом творенья звучала любая информация о невиданных успехах шашлычного фестиваля в парке Горького.

Со сдержанным восторгом ведущие отмечали успехи конвейерного правосудия: 1000 из них уже задержаны.

Сопоставляя антиутопию «1984» с нашей реальностью, я нашла одно существенное различие: в России, в отличие от Океании, не борются с оргазмом.

Длинный день близился к закату. Завтра с утра жизнь войдет в привычную колею. Малышева начнет бороться с запахом изо рта. Подносишь аппаратик к губам, и сразу определяется уровень зловония. У гостей студии он высокий, три единицы из четырех, зато сама Елена Васильевна чиста как младенец. У великой державы появится еще один повод для гордости.