Иркутская область за последний месяц стала первой в строках федеральных новостей по количеству человеческих трагедий.

Наводнение, особенно сильно затронувшее Тулунский район, Владимир Путин объявил чрезвычайной ситуацией федерального масштаба. По данным на утро 16 июля, в результате паводка погибли 25 человек, еще 7 считаются пропавшими без вести. В разной степени подтоплены оказались 109 населенных пунктов, пострадали 10 890 жилых домов и 38 065 тысяч человек. Корресподент «Новой» провела в пострадавшем от паводка Тулунском районе неделю и после этого пришла к губернатору области Сергею Левченко.

Разговор, конечно, начался с чрезвычайной ситуации и действий власти в этих условиях. Но удалось обсудить и другие вопросы. Область также долгие годы была регионом — лидером по вырубке леса, как легальной, так и «серой» и совсем «черной». Немало вопросов в связи с этим было к министру лесного комплекса Сергею Шеверде. Некоторое время назад он был арестован: по версии следствия, не препятствовал уничтожению заказника «Туколонь» под видом санитарных рубок.

Подбираются силовики и к самому губернатору — возбуждено уголовное дело по факту незаконной зимней охоты на спящего медведя, в убийстве которого Левченко то ли принимал, то ли не принимал участия.

В общем, мы задали вопросы обо всем, что тонет, горит или становится материалом для уголовных дел.

— Сейчас в Иркутской области чрезвычайное положение федерального масштаба. И первое, о чем я должна вас спросить, — это, конечно, о наводнении. Понятно, что есть фактор природной катастрофы, который трудно предсказать и трудно с ним совладать, но можете ли вы сказать, почему погибли люди?

— У каждого человека своя судьба, своя история. Я по всем 25 погибшим подробностей не знаю, но ситуации разные. Допустим, везли на лодке несколько человек с одного берега на другой, лодка налетела на бревно, перевернулась. Один из пассажиров, мужчина 85-летний, он сразу пошел на дно, и мальчик 2010 года рождения, инвалид, тоже. Мы на лодках ходим каждый день, такое может произойти не обязательно в связи с наводнением.

Это одна история. Вот вторая. Мужчина, эпилептик, погиб на работе, хотя вода в помещении дошла только до подоконника, поднялась на метр. Если бы у него не случилось в тот момент приступа, наверное, он бы не утонул. Он официально признан утонувшим. Но вода в этом помещении, где он был, дошла только до подоконника.

Как и мужчина с четвертой степенью онкологии, который просто не смог подняться с кровати. Но, повторюсь, обстоятельства гибели каждого из 25 человек я не знаю. В этом, наверное, нет необходимости, есть Следственный комитет, который ведет расследование.

— Считаете ли вы, что какие-то из этих смертей можно было предотвратить?

— Да, конечно.

— Кто тогда виноват в том, что они не были предотвращены?

Для этого ведь существует и следственные органы, а вы хотите, чтобы мы с вами сейчас назначали виновных, это неправильно. И сейчас не время это делать.

— Как написали многие СМИ, дамба, которая должна была защищать город Тулун, была построена Николаем Болотовым, ныне покойным отцом вашего заместителя Руслана Болотова. Он принимал эту дамбу, на которую было потрачено больше 50 миллионов рублей.

Как мне рассказывали жители города Тулуна, когда дамбу прорвало, стало понятно, что она была сделана из земли и камней, а не из бетона. И даже некоторые представители администрации мне говорили, что если бы дамбу не прорвало, то вода бы пошла мягче, разрушений было бы меньше.

Согласны ли вы с тем, что дамба была построена недостаточно качественно, и связываете ли вы это опять же с количеством жертв?

— Не связываю. И мне кажется, что ни я, ни вы не имеем права основываться на слухах либо на некомпетентных мнениях. Вот вы услышали, что вам кто-то сказал. Пусть даже представители администрации. Они ведь разные могут быть, может быть по профессии учитель или работник социальной сферы. Человек взял и сказал — дамбу прорвало.

— Я видела это на видео, которое было снято 28 июня, когда люди укрепляли дамбу.

— Я этого не видел, а вы хотите, чтобы я давал какие-то оценки. Я строитель по первой профессии и знаю, что такое ответственность за сооружения. Я возглавлял организацию, которая занималась разборкой аварий еще в советское время. И я знаю, что такое ответственность за строительные организации и за строительные объекты. Я никогда в жизни не сделаю никаких выводов, не видя в глаза ни объект, ни чертежа.

— Скажите, пожалуйста, почему дамба не смогла защитить Тулун?

— А на этот вопрос я отвечу. Потому что дамба была сделана по чертежам на основании наводнения 1984 года, когда вода поднялась на 7 метров. Дамба сооружается в соответствии с нормативами на основании самого высокого уровня воды за последние 100 лет, которые существуют в статистике.

— Как вы считаете, какая-то ответственность за то, что дамба не выдержала, лежит на вашем заместителе, который принимал ее?

— Еще раз говорю — я не знаю такого факта, чтобы дамба не выдержала. Я знаю факт, который подтверждается, что дамба рассчитана на 9 метров, а вода поднялась на 14. Эта дамба такой уровень воды сдержать не могла.

— Несколько дней назад я встречалась с мэром Тулунского района Михаилом Гильдебрантом. По его словам, то, что вода превышает уже уровень 1984 года, он узнал в среду, 26 июня. Вода в Тулун пришла в пятницу, 28 июня. Как вы можете объяснить то, что люди не были эвакуированы?

— От кого он узнал?

— От гидролога Ивана Труфанова, который живет в Аршане и занимается как раз измерением уровня воды, и он передавал информацию из Аршана в администрацию Тулунского района.

— То есть у него были официальные сведения, что вода будет 14 метров?

— У него были сведения, что вода уже превысила уровень 1984 года и идет выше.

— Она могла быть на один сантиметр выше. Этот вопрос нужно задать мэру, какую информацию он имел с точки зрения превышения уровня воды?

— Постойте, он 26-го числа знал, что вода идет выше, и провел первые совещания по наводнению. Вы считаете, что не нужно было проводить эвакуацию?

— Я считаю, что действия властей должны основываться не на каких-то превышениях неизвестно насколько, а власти должны быть предупреждены.

— Они были предупреждены.

— Нет, извините. Нужны официальные предупреждения с конкретными цифрами. Тогда власти обязаны проводить эвакуацию.

— Я разговаривала с Иваном Труфановым, 26 июня он передал информацию в город Тулун диспетчерам, которые передали это администрации города Тулуна и администрации Тулунского района.

— Наш разговор напоминает разговор людей, которые друг друга не слышат. На основании данных уважаемого человека, который позвонил кому-то, но не дал точных сведений, насколько выше будет вода, власть не действует. Я советую вам познакомиться с официальными нормативными документами, что должен делать каждый на своем месте, начиная с гидрометеорологов, МЧС и мэров. Мы сейчас с вами, извините, проводим непрофессиональное расследование

Вы не знаете, кто, как и какими документами должны ознакамливать органы власти, вы никогда не читали их и в глаза не видели. А вы говорите — Иван позвонил…

— Он сообщил диспетчерам в соответствии со своими должностными обязанностями.

— Неправда. Запросите, были ли документы отправлены. Никакого документа, полагающегося по закону, не было. Понимаете?

— Хорошо. Спасибо. Давайте к другим темам. Сейчас вами введено еще и чрезвычайное положение в связи с лесными пожарами. Скажите, что сейчас предпринимается? И насколько работа усложняется тем, что министр лесного комплекса Сергей Шеверда находится под арестом?

— Я думаю, усложняется. Потому что человек отвечает за лесной комплекс, в том числе за тушение пожаров.

У нас Иркутская область — самая большая расчетная лесосека в России. Если говорить о количестве пожаров в Иркутской области, по сравнению с другими субъектами федерации мы находимся на четвертом месте. Эффективно мы работаем или нет?

— Как вы сами это оцениваете?

— Ну, по крайней мере, эффективней, чем многие другие, которые имеют меньшую лесосеку, а пожаров у них больше. И у нас самые лучшие результаты в работе лесного комплекса из всех субъектов Российской Федерации. По количеству незаконных рубок, которые снижены, по количеству лесных пожаров, которых стало меньше. По увеличению доходной части бюджета от налоговых поступлений. Лучшие результаты в России. С 2015 года налоговые поступления возросли на 7 миллиардов рублей.

— Вы публично говорили о том, что вы не верите в виновность Сергея Шеверды, которого обвиняют в содействии вырубке лесов заказника «Туколонь», это так?

— Да, конечно.

— Если вы считаете, что это ложное обвинение, то в чем, на ваш взгляд, мотивы действий силовиков?

— Во-первых, они еще не обвиняют. У нас в РФ только 50 процентов дел доходят до суда, который принимает решение по ответственности.

Я считаю, что Шеверда невиновен, а мотивы действий — я думаю, надо обратиться к самим силовикам. Но могу предполагать, что именно эффективная работа Министерства лесного комплекса — то, что сегодня те, кто занимаются лесоразработками, стали государству платить в три раза больше, чем три года назад, — это некоторым людям не нравится. Людям, которые привыкли эти деньги не платить. Приведу цифры: в 2015 году в бюджет Иркутской области поступило 3,1 млрд рублей, в 2018-м — 10,3 млрд руб. В то время как, например, в Красноярском крае поступления в бюджет от лесной отрасли составили 1,9 млрд рублей.

— То есть деньги в бюджет региона приносят компании, которые занимаются вырубкой леса?

— Совершенно верно. Компании, которые привыкли не платить деньги. А знаете, что в первый год мы обнаружили 300 компаний из 524, которые не зарегистрированы в Иркутской области? Которые получили лесосеку в районах, где не зарегистрированы? Мы все их поставили на налоговый учет.

— Все 300 компаний?

— Все 300. Наверное, есть люди, которые недовольны этим. Наверное, есть желание подставить людей, которые мешают им эти деньги оставлять у себя в карманах. Это же очевидно.

— Наверное, не только Шеверда мешает, но и вы? Есть же уголовное дело по факту незаконной охоты на медведя. Можно ли говорить, что арест Сергея Шеверды, дело по факту незаконной охоты — это политическая борьба?

— В какой-то мере да. Если говорить по Шеверде, то повод для расследования был еще осенью прошлого года. И вдруг ни с того ни с сего его взяли и по этой статье арестовали. А чего раньше-то?

Что касается медведя. Я беседовал с теми, кто проводил расследование, причем это было достаточно давно, месяца три, наверное, назад, а дело расследовалось больше чем полгода. И расследование несколько раз прекращалось по разным поводам. С момента события скоро год будет, этого вполне достаточно, чтобы какие-то выводы делать. Но дело не закрыто, не принято никаких решений — значит, можно об этом говорить, можно подозревать, можно продолжать эти слухи раздувать.

— Вы считаете, это может быть выгодно кому-то из ваших оппонентов?

Не ищут же проблемы в медицине, образовании, строительстве. Это явно проявилось здесь, в лесной сфере, и охота в том числе.

— Уголовные дела и стихийные бедствия — это тяжелый негативный фон. Но вы почти четыре года уже работаете губернатором, скажите, по каким позициям вы бы хотели, чтобы оценивали вашу работу за это время?

— По реальным показателям. Реальные показатели — это рост производства, рост бюджета. Вот смотрите, я получил бюджет в 2015 году с дыркой в 5 млрд и с объемом 97 млрд. И с долгами. Знаете, с какой доходной частью 24-го числа [июля] мы примем бюджет этого года? 191 млрд. 97 с дыркой и 191 — есть разница? За три года. Таких показателей больше нет нигде в России.

— За счет чего вам это удалось?

— За счет более эффективного управления. Вот вам пример — лес.

Мы стали больше получать налогов и в энергетике, и в промышленности, и в других отраслях. Понятно, что это не всем нравится. Понятно, что те, кто раньше переигрывали в управлении областную администрацию, считались эффективными управленцами. Мы показали, что умеем делать так, чтобы государству платили то, что положено. И это еще не все. Мы с 60-х мест перешли во вторую десятку по государственно-частному партнерству. Самые крупные объекты в России строим по государственно-частному партнерству. Мы ежегодно увеличиваем примерно на 15–16 процентов объем инвестиций. Я получил область, когда инвестиций было меньше 200 млрд, сейчас — 350. Есть разница?

— Откуда инвестиции?

— В основном, Россия. Мне удалось убедить инвесторов в том, что, вкладывая в Иркутскую область, они получают гарантированные правила игры. Промышленность, фармацевтика, машиностроение, переработка нефти и газа, лесопереработка.

В 2015 году, когда я пришел, я сказал, что мы давать будем лесосеки расчетные только тем инвесторам, которые будут заниматься глубокой переработкой, а не просто брать кругляк и вывозить за рубеж. Полгода ни одной заявки не было.

А через полгода к нам пришли те, кто принял правила игры. Мы за три года построили пять пеллетных заводов, которые обрабатывают отходы лесной промышленности. И отправляют знаете куда? В Финляндию — тем, кто изобрели эти пеллеты. Это пример эффективного управления.

Могу еще привести пример, на основании чего нужно оценивать мою работу. У нас область экспортно-ориентированная. В 15-м году наш внешнеторговый оборот был меньше 6 млрд, сейчас — 10.

— Вы представляете КПРФ, значит, есть ожидания в области социальной политики.

— Посмотрим на количество социальных объектов строительства. Значит, в 15-м году было 50. Сейчас знаете сколько? 300. Школы, детские сады, ясли, ФАПы, медицинские учреждения и так далее. В шесть раз увеличили за три года!

План по борьбе с незаконными вырубками мы перевыполняем. Мы в два раза уменьшили за год незаконные рубки. В плане увеличение до минимума — до 5 процентов от существующего объема в 2018 году.

Для этого нам доверили здесь, в Иркутской области, провести пилотный проект по чипированию леса.

Сейчас наш опыт распространяют на всей территории России. Мы фиксируем каждый лесовоз, который идет из леса. Куда он идет, каким маршрутом, кто владелец. Мы как раз вот эти незаконные рубки и сводим к минимуму, что и не нравится, понимаете?

— Кстати, а беспрецедентный уровень подъема воды не может быть связан с огромными объемами рубок, законных и нет?

— Наводнение шло с Саян, с гор. Если посмотреть карту официальных зафиксированных незаконных рубок за все последние годы и десятилетия, они на севере.

— С любого иркутского губернатора будут спрашивать не только за лес, но и за Байкал. В этой области у вас есть план?

— Конечно. Речь идет и об очистных сооружениях, которые нужно часть реконструировать, которым уже по 40 лет, а часть строить.

На территории на берегах озера Байкал с нашей стороны и со стороны Бурятии находятся 113 населенных пунктов. Очистные сооружения нужно строить на самом высоком уровне, потому что байкальская вода чище, чем обычные питьевые нормы. Мы уже привлекли шесть глобальных компаний, которые занимаются очисткой воды, в том числе для тех государств и городов, где вообще живут на вторичной воде.

Для нас этот опыт очень важен. Это одно из направлений. Кроме того, совместно с «Газпромом» прорабатываем вопрос перевода всех судов на Байкале на газовое топливо. Нужны газозаправочные станции.

— В следующем году заканчивается срок ваших полномочий — как вы планируете продолжить свою политическую карьеру?

— Участвовать в выборах.

Иркутск