Сцена изображает облако. На облаке сидит Главный. Перед ним смиренно стоит Она.

Она. Прости меня, я не хочу врываться, тем более ты чем-то огорчен, — но я все время думаю о двадцать четвертом годе. Больше ни о чем. Опасный год, рубежный, ты же в курсе. Его и так боится большинство. Подумаю о Канске, об Иркутске — и снова отвлекаюсь на него…

Главный. При этом населеньи вороватом, упорно не меняющем коней, по-моему, подумать о двадцатом тебе реалистичней и умней. Я не хочу прицельно бить по нервам, врасплох твою элиту захватив, но, кажется, тебе и в двадцать первом не стоит ждать особых перспектив. Все просто может кончиться в двадцатом. Твой старый конь увязнет в борозде. Его уже и так-то кроют матом по твоему периметру везде. Конечно, ты давно у мира с краю, казаться сверхдержавой тяжело, а мата я отнюдь не одобряю, но сам порою думаю…

Она. Молчи! Я знаю все, но сердцу не прикажешь. Да, катастрофы, вонь, МЖКХ — но только мне нельзя без мужика же ж! А где мне взять другого мужика? Ведь это окончанье срока, цикла, а это же критические дни, я так к нему привыкла, так приникла, я так ему по мерке, так сродни! За двадцать лет, как истинная баба, зависимое, в общем, существо, — я до его скукожилась масштаба: не мог же он дорость до моего! И вот, как замечает даже «Блумберг», когда дерзну заглядывать вперед — мне кажется, что раз его не будет, то и меня…

Главный.Как раз наоборот. Хочу предупредить тебя без лести, что если вдруг да сбудутся мечты и будет он на том же самом месте, — то это будешь, собственно, не ты.

Она (с кудахтаньем). Да как же так! Да моего же роста, моих же вкусов, нравов и примет, да как же, как же я…

Главный.Да очень просто. Когда он там — тебя там больше нет. Не думай удивить собой планету, нет ничего особенного в том. Тебя уже и так почти что нету. На карте — ты, а в сущности — фантом.

Она.Да как же так! Да мир же будет вздыблен! Да закипит же целый регион!

Главный.Короче, если он, блин, то не ты, блин, а если будешь ты, блин, то не он.

Она.Я не могу принять такого факта, заранее сгораю со стыда! Ну Господи! Ну, может, можно как-то, чтоб он премьер, и это навсегда? Сам «Блумберг» пишет: it is catastrophic! Пусть Сечин, пусть Медведев, например, — на троне кто угодно, это пофиг, но выше трона должен быть премьер.

Главный.Нет, этак и святой язык натрудит… Ты что, совсем свихнулась от вранья? Пойми: коль будет он — тебя не будет!

Она (в истерике). Нет, не хочу! Пусть будут он и я! Ты можешь сделать все, тебе несложно, ты главный, у тебя везде родня, ведь можно — он и я…

Главный.Конечно, можно. Пусть будут он и ты, но без меня. Оставьте, наконец, меня в покое. Хоть колотись башкою об амвон — но мы уже несовместимы трое. Один из нас обязан выйти вон. Довольно. Время клонится к отбою. И, как поется в песне «Каравай», — твой выбор. Кем ты жертвуешь?

Она.Тобою.

Главный.Подумай!

Она.Я подумала.

Главный.Бывай. (Исчезает.)