Можете ли вы сразу сказать, не заглядывая в интернет, что такое целестина и органетта, оркестрион и серинет и даже автоматон? Здесь возможны два варианта ответа: знаю и не знаю, оба приводят к одинаковым последствиям — ​к визиту в московский музей «Собрание», частный музей, основанный бизнесменом, вице-президентом РСПП Давидом Якобашвили. Если не знаете ответа — ​чтобы увидеть его живьем, если знаете — ​чтобы восхититься звуком. Потому что в музее практически все играет и поет, и за время экскурсии (три в течение дня, вход только по записи, зато бесплатный) можно услышать многое.

Музей, открытый на Солянке в новом здании, настолько удачно вписался в исторический ландшафт, что многим кажется, будто они помнят его с детства. Некоторые посетители так и говорят: «Меня сюда еще мама водила! Я знаю здесь каждый закоулок!» Но память обманчива, здание построили уже в нашем десятилетии специально для коллекции, более того, внутреннее пространство дорабатывали по ходу строительства, потому что, пока шла стройка, росло и число экспонатов.

Изначально их было 460 — ​сперва в коллекции шведа Билла Линдваля, с которым Якобашвили дружил и у которого в начале века купил коллекцию шарманок и прочих curiosite. Страсть заразительна, в итоге перед нами не просто собрание антиквариата, но настоящий музей, рассказывающий в том числе и о культурных феноменах — ​те же автоматоны напоминают об оживающих куклах романтиков и связанных с ними мифах, иллюзиях и страшилках, причем традиция Гофмана не исчезает в веках, продолжаясь в «Трех толстяках» Олеши и голливудских блокбастерах.

Сегодня экспонатов более 20 000, на четырех этажах здания выставлено лишь три тысячи, их довольно часто меняют, и часовой обзорной экскурсии хватает лишь на составление общего представления об интересах коллекционера — ​они поражают разнообразием. Старинные географические карты и механические куклы, и автоматы, часы напольные и настенные, русская графика XIX века и табакерки, дисковые и валиковые музыкальные шкатулки, механические пианино, цилиндрические фонографы и фисгармонии.

Здесь все звучит: в каждом разделе обязательно что-нибудь дадут попробовать на слух, экскурсовод заведет шарманку, механическое пианино или птичку в клетке. И даже если за давностью лет износился встроенный фонограф внутри автоматона (обычно это движущаяся фигура человека в полный рост), фигура хотя бы погримасничает, похлопает глазами и подвигает губами. Хотя почти все в рабочем состоянии, тем более что у музея свои реставрационные мастерские, а если какие специалисты по настройке у нас в дефиците, их пригласят из-за границы.

Механика в большинстве случаев — ​как раз в заграничных экспонатах, связанных с именами выдающихся часовщиков, таких как Абрахам Луи Бреге и Уильям Конгрив и Робер Уден (из его фамилии появился позднее псевдоним знаменитого иллюзиониста Гудини) или создателей фонографов и граммофонов, как Томас Эдисон и Шарль Пате. От Российской империи экспозиции досталась шарманка, сделанная до революции на одесской фабрике органов и оркестрионов Иоганна (Ивана) Нечады. Надпись на передней панели «Балковская № 191» обозначает адрес, по нему можно понять, когда создан инструмент, нумерация домов в Одессе поменялась в конце XIX века. Шарманка весит 20 килограммов и уже тогда стоила астрономическую сумму — ​900 рублей золотом.

Неподалеку — ​переносной орган, сделанный после Второй мировой одним из представителей знаменитой тбилисской семьи мастеров Китесовых. Связанного с Кавказом в коллекции немало — ​и благодаря графике Александра Орловского, запечатлевшего представителей местных народов, и многочисленным картам Кавказа и Средиземноморья. Есть даже иллюстрации к «Витязю в тигровой шкуре» Шота Руставели, выполненные придворным художником Михаилом Зичи, его графики вообще много.

Лишь в два зала на обзорной не заходят — ​художественного стекла и художественного металла. Сюда водят на тематические экскурсии, среди первоклассных эмалей и удивительных предметов — ​подносов, чайников, шкатулок, чарок и корчиков (разновидность чарки в форме ковшика) — ​можно провести по часу, а то и два. В зале металла показывают русских мастеров, причем не только работавших на Фаберже; фирмы Ореста Курлюкова, Андрея Постникова, Антипа Кузьмичева, продукция мастерских княгини Тенишевой были знамениты в мире.

Коллекции начинают жить в тот момент, когда их экспонаты дают на другие выставки. «Собрание» участвует во многих проектах, самый известный из последних — ​ретроспектива Паоло Трубецкого в Третьяковке, почти половина экспонатов была с Солянки. Скульптор долго жил в Италии, Америке и Франции, за границей находилась и большая часть заказчиков. Якобашвили выкупал у их потомков и наследников самого Трубецкого работы, чтобы вернуть на родину (в целом четыре пятых экспонатов музея приобретено за границей). Они занимают важное место в музее, среди выставленного — ​портреты членов семей Ротшильдов и Вандербильтов, эффектный Карузо и запечатленная в 1911 году пластическая танцовщица Тамара Свирская (1883–1972), русская ученица Айседоры Дункан.

Раздел русской бронзы вообще ярок: здесь Антокольский и Либерих, Лансере и создатель памятника Пушкину на Страстном Опекушин.

Музей открыт публике во всех смыслах: кроме лекционной программы есть занятия с детьми разных возрастов, они тоже бесплатные, а самым маленьким еще и дарят книги-раскраски. Но едва ли не главное в деле популяризации — ​отлично сделанный сайт с 2500 фотографиями экспонатов и видео того, что не стоит заводить каждый день, но так хочется показать в движении, а еще много музыки, оцифрованы и выложены 645 треков, всего в коллекции около 20 000 музыкальных носителей. Чтобы слушатель не терялся, записи группируют по темам. Так, к Международному дню джаза выложили записи 20–30-х годов: Эллингтон, Гершвин, Грин, Делани. А к 70-летию создания фирмой RCA пластинки на 45 оборотов — ​записи от Ната Кинга Коула до Энгельберта Хампердинка.

Как всякий организм, музей жив, пока развивается. «Собрание» дышит, экспонаты в залах сменяют друг друга, множатся этикетки с подписями (выбранный музеем формат открытого хранения не предполагал их вовсе), появляются новые пространства. В работе музыкальная гостиная, где можно будет познакомиться с библиотекой звука — ​она включает старинные бумажные роллы и металлические диски, на которые путем перфорации наносилась музыкальная нотация, восковые валики для фонографов, грампластинки из шеллака и винила.

В идеале музей может окончательно стать европейским и открыть общедоступную библиотеку. Его коллекция специализированная, книг и баз данных по этой тематике даже в Москве не так уж и много. В европейских музеях библиотеки давно общедоступные, с фиксированными часами работы для публики — ​такого не было в СССР, такого нет и в современной России. В этом смысле Минкульт не думает об интересах налогоплательщиков и не облегчает доступ к информации, руководствуясь давно отжившими представлениями о музейной жизни. Частные коллекционеры могли бы показать пример государству.

Тем удивительнее обстоятельства, случившиеся с самим «Собранием» в июне: музей попал в заголовки новостей не благодаря своему изяществу, а из-за проведенных ФСБ обысков. Вскоре выяснилось, что в музей «зашли по ошибке», целью был расположенный в том же здании офис Якобашвили, участника спискa Forbes втянули в расследование дела о Ейском портовом элеваторе. Казалось бы — ​где коллекция и где элеватор, но некоторые вопросы у нас задавать бессмысленно. К счастью, закрылся музей ненадолго и уже наутро возобновил работу, хотя сам Якобашвили теперь на какое-то время перестал водить экскурсии. А вообще, говорят, любит, помнит наизусть историю чуть ли не каждого экспоната. Но коллекционеры в России еще со времен Щукина, Морозовых и Костаки знают, как панибратски государство способно обходиться с их собственностью, открывая музей, можешь лишь быть благодарным, если нежданные гости просто зайдут, посмотрят и уйдут. Правила игры сформировались не вчера.