События последних недель снова сделали актуальной тему общения обычных граждан и граждан начальников. Степень успешности такого общения каждый может оценить исходя из собственных представлений о прекрасном. Наша же задача намного проще — подсказать, что именно мешает власти и народу говорить на одном языке, и в итоге прийти к согласию.

В чем главная проблема общения людей и начальников? В отсутствии общих тем для разговора. В любом пособии по управлению коммуникациями написано, что если вы хотите эффективно общаться, говорить нужно о предметах, интересных собеседнику. У нас же люди постоянно пытаются вывести власть на разговор о проблемах, которые ей глубоко безразличны.

Ошибка людей понятна и простительна — они ориентируются на слова чиновников и предполагают, что их и в самом деле волнуют абстрактные проблемы вроде мирового переустройства, войны с Америкой или даже защиты отечественного товаропроизводителя.

Однако дела чиновников доказывают, что вопросы войны, веры и даже пропаганды их практически не волнуют. Не говоря уж о такой мелочи, как повышение пенсионного возраста. Почему я в этом уверен? Потому что есть безошибочный индикатор, показывающий, чем на самом деле интересуется верхушка общества, что ее беспокоит, тревожит, заставляет вскакивать по ночам и может служить поводом для диалога и компромиссов.

Этот индикатор — род занятий начальственных детей, наследников и преемников. Куда отцы направляют своих детей, там и следует искать предмет живого семейного интереса. А куда не направляют — значит, искать там нечего и говорить не о чем соответственно.

Воинственная риторика нашей власти никак не подкрепляется делом. Например, одеванием собственных детей в настоящую военную форму, с генеральскими погонами, ответственностью и полномочиями. Вот товарища Сталина действительно напрягали проблемы вооруженных сил, хотя он постоянно говорил исключительно о мире между народами. Поэтому своих сыновей Сталин определил в армию, причем не просто «в армию», а в авиацию и в артиллерию («артиллерия — бог войны», говаривал вождь). Сталинскому примеру последовали и члены Политбюро — на истребителях воевали сыновья Хрущева и Микояна, да и другие потомки высших руководителей оказались на военной службе. Хрущева по-настоящему интересовали новейшие оружейные технологии и пропаганда — и вот младший сын занимается ракетостроением, а зять возглавляет газету «Известия». Брежнев рассудил, что с Западом нужно в первую очередь торговать, а не воевать — и Брежнев-младший, в ранге заместителя министра внешней торговли, занимается вопросами поставок газа в Европу. Если бы верхушка российского общества действительно делала ставку на войну, то мы бы обязательно увидели их детей в погонах.

Даже пропаганда для властей не стоит на первом месте. Если бы начальники действительно относились к пропаганде всерьез, мы обязательно увидели бы детей с микрофонами в телевизионных студиях, выкрикивающими проклятия в адрес внешних и внутренних врагов.

Но ничего подобного не происходит, в телевизоре проклинают врагов, визжат и даже дерутся совсем другие люди. Ни один сын или дочь крупного чиновника не унизится до того, чтобы рассказывать телезрителям про ужасы бездуховной Европы. И понятно почему — таких штучек не оценят их друзья и соседи по Белгравии, Лазурному Берегу и Парижу. Поэтому пропагандой занимаются другие люди, получающие за свои старания высокую зарплату и даже медали, но не более.

Скажу больше — вопросам благочестия начальство тоже не придает такого значения, как об этом рассказывает телевизор. Если бы придавало — кто-то из детей обязательно занимал бы епископскую кафедру, а может быть, и более высокую церковную должность. Но одно дело осенять себя крестным знамением под телекамеру или даже строить храмовый комплекс, а совсем другое — отправить сына на службу в патриархию.

Что действительно волнует российскую власть — это управление финансовыми потоками, распределение бюджетов, вложение капиталов, формирование монополий. Поэтому мы видим детей чиновников среди государственных предпринимателей, управляющих банков, министров, уполномоченных по освоению средств. Все, что связано с приумножением и удержанием капиталов, наши элиты чрезвычайно волнует, и вполне естественно, что на решающих участках битвы за благосостояние российской верхушки дети сражаются плечом к плечу рядом с отцами.

При этом тема источника благосостояния детей остается для представителей власти крайне болезненной. Чиновник готов смириться с тем, когда люди говорят о нем самом, но расстраиваются, когда мы беремся рассуждать о богатстве и деловых успехах наследников. Хотя, если там все чисто, чего стесняться?

Чиновник не хочет об этом говорить потому, что о происхождении своего богатства и проблемах, с этим связанных, он знает совершенно точно. Еще сорок лет назад российский писатель и философ Игорь Ефимов описал модель, по которой и произошла впоследствии трансформация «социалистической» экономики. «Не сдерживаемая страхом вражеского вторжения чиновничья сеть может однажды перестать поддерживать центральную власть, распасться на отдельные звенья <…>, каждое звено превратится в паразитирующую прослойку, получающую в виде бенефициев не деревни и села, а заводы, фабрики, порты, шахты, гаражи, аэродромы <…>». Что, собственно, мы и наблюдаем. И даже такая система оказывается эффективнее плановой, потому что личный интерес — великая вещь, и сын, защищенный отцовскими привилегиями от любых угроз его бизнесу, все равно оказывается более эффективным управляющим, чем бюрократ.

Но, как замечал по другому поводу товарищ Троцкий, «привилегии имеют небольшую цену, если их нельзя передать детям по наследству». Рано или поздно вопрос окончательного закрепления собственности за их детьми придется решать, и это именно тот вопрос, который начальник готов обсуждать с людьми уже сейчас. Все остальное волнует этих людей в десятую очередь.