— Я курил всегда либо самые дешевые, либо самые дешевые из еще терпимых. Вот эти — самые дешевые из еще терпимых. Это уже не совсем дрянь, я же теперь получаю 18 тысяч и могу себе позволить тратить полторы тысячи рублей в месяц на сигареты, — посмеивается Антон, магистр географического факультета и инженер Института географии РАН, затягиваясь сигаретой марки LD Autograph Red. Пачка таких сигарет стоит 102 рубля. А «Золотая Ява», например, 90 рублей.

За спиной у Антона телепается привычный рюкзак, который с ним и в городе, и в экспедициях. На Антоне клетчатая рубашка и поношенные бежевые брюки. В этих брюках, на тот момент единственных, он приехал 9 лет назад из Южно-Сахалинска — поступать на географический факультет МГУ. Ему тогда было 16, с собой он имел три рубашки, три пары носков и самое ценное — ноутбук, без которого не смог бы учиться.

Родители развелись давно, и Антона воспитывала мать, страдающая параноидной шизофренией. Они жили вдвоем на алименты от отца.

— Алиментов не хватало. Бывало, что у нас была буханка хлеба на двоих. И вот в 16 лет я поступил в МГУ по олимпиаде. Когда уже точно стали известны мои результаты, я стукнул по столу, чтобы мать мне отдавала половину алиментов — прежде деньги до меня не доходили. Так я стал получать 12 500 рублей ежемесячно.

В 2012 году Антона, тогда еще абитуриента, вдохновляли не то чтобы майские обещания президента — повысить зарплату бюджетникам, а сама возможность заниматься наукой, исследовать неизведанные места и общаться с такими же увлеченными людьми, как и он сам. Именно поэтому он уехал с рюкзаком за 10 тысяч километров от дома — в Москву. А иллюзий о том, что когда-то ученый в России будет жить сытно, у Антона изначально не было — к этой мысли его подготовило голодное детство.

В Москве Антона поселили в университетском общежитие ДАС, что на улице Шверника, 19. Ему повезло: он делил комнату с товарищами по Всероссийской олимпиаде по географии. В комнате площадью 25 квадратных метров ребята жили сначала вчетвером, потом к ним подселили пятого. Да, было тесновато, но это были самые веселые годы студенческой жизни: на дни рождения в их небольшую комнату набивалось по 20 человек, из комнаты не выветривалась романтика походной жизнь с песнями под гитару.

— Алименты закончились, когда мне исполнилось 18, говорит Антон. — Я тогда хотел попросить денег у отца, но не стал, потому что был гордый…

Это время оказалось самым тяжелым: Антон жил на одну стипендию и материальную помощь от университета. За отличную учебу он получал 3000 рублей, матпомощь составляла еще 1200. У парня не было сил работать: учеба шесть дней в неделю, из них три дня по пять пар, после учебы куча домашних заданий, а по вечерам тренировки по легкой атлетике. Впрочем, вскоре из университетской сборной пришлось уйти из-за недоедания: Антон тогда сидел на макаронах, яйцах и хлебе.

— В столовой раньше хлеб был бесплатный, я его оттуда жадно поглощал. Как-то так справлялся, — вспоминает он.

Спустя два месяца после совершеннолетия объявился отец и сам спросил сына: «Тебе деньги не нужны?» С тех пор, порой с перебоями, но отец присылал 10000 рублей. А потом отец умер.

Помимо стипендии, матпомощи и социальной стипендии от университета можно было получать, например, повышенную академическую стипендию. На сайте вывешен километровый список документов, которые нужно было собрать, чтобы претендовать на эти деньги. Надо было заполнить ворох бумаг, про которые далеко не все знают, особенно на младших курсах, не промахнуться с датой подачи заявлений… За годы учебы Антон разобрался в тонкостях бюрократической системы, и теперь он бы это сделал с легкостью, но тогда…

— Например, материальную помощь — это 1200 рублей — могут получать люди, которые лишились стипендии, и те, кто находится в тяжелой жизненной ситуации. На матпомощь надо писать каждый месяц, а если ты не смог, забыл, проболел, то ты вообще-то пролетаешь. Я получаю ее регулярно потому, что сначала мои родители были разведены, потом отец умер. Есть еще социальная стипендия, и я тоже пытался подать на социальную стипендию. Она существенно больше, около пяти тысяч, кажется. Но для того, чтобы получать ее, кто-то из твоей семьи или ты сам должен оформить бумажки в твоем родном регионе. Для этого мне надо было ехать на Сахалин. Моя мать не хочет всем этим заниматься — она, понятно, больная. Соответственно, я никакой бумажки не имею, никакой стипендии не получаю. А самая большая стипендия — повышенная академическая, размер которой может быть 50 000 в семестр, и каждый месяц ты получаешь по 11000. Система балльная, то есть, чтобы претендовать на эти деньги, надо набрать определенное количество очков. Их дают за всякие достижения. Номинанты этой стипендии в основном блатные, то есть из студсовета, хотя как-то везло и мне, и некоторым моим друзьям. Сама система построена так, что за спортивную и социальную активность, в плохом смысле, ты можешь получить больше, нежели за научную. Например, у меня вышла статья в Web of Science, она стоит три балла. При этом если ты состоишь в студсовете, то получаешь один балл; если ты участвовал в проведении какого-нибудь мероприятия, то тебе дают еще один балл за это. Понятно, что если ты член студсовета и за год провел пять-шесть таких мероприятий, то у тебя уже шесть баллов, а статьи так не пишутся. Я не могу писать 4 статьи подряд.

На 3-м курсе Антон пошел работать: понял, что больше на стипендию жить не может. Знакомые однокурсники шли устраиваться в общепит или кассирами в банк, потом скатывались на тройки-двойки и вылетали из университета. Глядя на них, Антон твердо решил работать только по специальности. В 2015 году его устроили на полставки техником в лабораторию геоэкологии Севера — это должность, не требующая высшего образования. За работу он получал около четырех тысяч в месяц, и тогда казалось, что это «уже неплохо».

Но это только казалось.

— На 4-м курсе меня бросила девушка. Причину не объяснила, да и так все было в целом понятно. У меня тогда была попытка суицида. Я провалялся один месяц в больнице, одну сессию сдал, последнюю уже не смог.

Тогда врачи диагностировали у Антона депрессию и рекомендовали «вести спокойный образ жизни». Он взял академ и поехал домой на Сахалин, устроился там на полставки техника в Институт морской геологии и геофизики дальневосточного отделения РАН. К тем 6500, что он официально получал, заведующий лабораторией накидывал еще столько же. К тому времени мать была на попечении родственников, и Антон жил один в родной квартире на зарплату 13000 рублей. А цены на Сахалине выше, чем в Москве. (По данным ЕМИСС на март 2019 года, например, минимальная потребительская корзина на Сахалине стоит 5673 рубля, а в Москве — 4393).

Изначально выбрав путь чудака (а в России человека, занимающегося наукой, можно назвать только так), Антон уже не сворачивал: хуже, чем в детстве, уже не будет.

— Год закончился, я восстановился на факультете, но опять не смог сдать сессию и отчислился. После этого я поехал в экспедицию в Салехард. К тому времени я уже устроился работать в Институт географии РАН, и зарплата у меня была 5500. Сидел на макаронах, друзья подбрасывали халтуру. Когда у меня старшие друзья просят помощи по картографии или геоморфологии — моя специальность, я им помогаю за небольшую денежку.

На Ямале Антон встретил будущую жену, она орнитолог, «получала хорошую зарплату» и подкармливала его.

— Жена приободрила меня, и я смог восстановиться и закончить бакалавриат. Поступить в магистратуру, отучиться год. Надо сказать, вообще в последнее время все стало гораздо лучше: меня взяли помощником редактора в нашу газету, где перевожу с английского и на английский.

Его зарплата складывается из полставки инженера в институте географии РАН — это 5500, полставки помощника редактора — это 5500 плюс ежеквартальная премия за успехи в науке.

Успехи в науке — это доклады Антона на конференциях, в том числе и на международных. Это недавняя его статья, опубликованная в Web of Science.

Попасть на международную конференцию от института практически невозможно, если только твой доклад не подготовлен на грант. Но гранты даже аспирантам выдают неохотно, поэтому Антон ездит по научным тусовкам на свои деньги. Так, последняя конференция в Вене обошлась ему в 40 000. Два месяца он копил на поездку: брался за любые халтуры и «не спал сутками». В Австрии жил скромно: ночевал в хостеле, экономил на ужинах и обедах. Но зато общался с безумно интересными коллегами.

— Одной из важнейших проблем для меня как ученого сегодня являются майские указы. Про них все говорят, но отметим здесь две вещи: во-первых, в майских указах упомянут средний и младший медицинский персонал, но не упомянут инженерно-технический персонал научных учреждений. Упомянуты только научные сотрудники. Инженеры в отличие от медсестер — это люди с высшим образованием, поэтому для них никакой новой нормы зарплат не существует. И потом: вот в Москве довольно высокий МРОТ (18781 рубль для работающего населения. — Д. З.). Но РАН и центральные институты формально не относятся к Москве, хотя они в Москве расположены. Они федерального подчинения, поэтому для них региональный МРОТ не действует, а действует федеральный.

После окончания магистратуры Антон не видит себя российским ученым. Он хочет уехать за границу. И не потому, что там зарплата у ученого больше прожиточного минимума, а потому, что там ему дадут возможность заниматься его любимой геоморфологией, а не думать, где бы взять деньги на исследования.

— Мы пытаемся заниматься наукой, но молодым ученым гранты получить совсем невозможно, зарплаты маленькие. Что-то люди пишут, что-то публикуют. Я перестал сейчас читать российские статьи, потому что они несравнимы по качеству со статьями иностранных коллег. Поэтому когда я лично съездил на научные конференции и пообщался с людьми, которые имеют опыт работы за рубежом, я пришел к выводу, что нужно только эмигрировать. Потому что ни аспирантура в МГУ, ни аспирантура в РАН мне как-то не очень нравятся: тебе дадут аспирантский билет, но у тебя не будет никаких денег на исследование. А какое исследование ты можешь сделать без денег?