Вперед к природе

В зоне протеста обозначились пересекающиеся круги. Есть повторяемость с конфликтами именно вокруг культовых сооружений. Теперь в Казани протестуют против мечети на территории школы, и опять ситуацию взрывает ураганное возведение забора. Но есть и общее в природоохранительных мотивах — за сквер или против мусорного полигона. Неслучайно именно экология становится точкой кристаллизации общего протестного потенциала.

Перепугавшись массовых выступлений в 2011–2012 годах, власть всерьез взялась за оборонительные сооружения всех видов: в пропаганде, идеологии и сфере информации, в законодательстве и политической машинерии, в силовой поддержке, вплоть до судов, Росгвардии и городской политической фортификации, физически блокирующей революционный захват объектов власти. В знаковой архитектуре страха хватит забора на циклопическом стилобате у Старой площади: еще не стена от Кинг-Конга, но тоже величественно.

В результате сложилась перенасыщенная атмосфера, в которой выступления против власти и отдельных ее решений воспринимаются как род государственной измены, как преступления против симфонии государства и общества, против воли подавляющего правоверного большинства, против духовной, экономической и военной мощи России, величия Державы и самого духа нового российского патриотизма. Плюс непонимание, за что именно, а не только против чего выступают выступающие (акционистский аналог протестного, опрокидывающего голосования). Выборочные задержания и посадки еще более подкосили уличный протест, отколов от него шатающихся политически и просто по улице. Но тем самым, как это всегда бывает, энергию недовольства загнали внутрь, в политические автоклавы, лишь нагнетающие градус подавленных страстей. История учит только тому, что есть люди, которых она ничему не учит.

Мы не против государства, власти, курса, а тем более самого личного, — мы всего лишь за траву (в хорошем смысле). Это объединяет и мало кого отталкивает, даже среди пугливых. Классика интегративного потенциала гражданских инициатив: когда надо починить крышу или закопать канаву, люди забывают, кто красный, а кто белый.

Корысти ради. Духовные скрепы и физические отходы

Далее в дело вступает меркантильный фон многих, если не большинства такого рода инцидентов, — наличие признаков прямой или, как минимум, косвенной экономической заинтересованности. Когда за святым храмом вдруг начинает маячить многофункциональный жилой комплекс элитного класса, это ведет к полной десакрализации мотива инвесторов, а рикошетом — и их материально-духовных покровителей. В храме обнаруживаются торгующие оптом, а это уже совсем другая история.

То же с мусорными полигонами и пр.

Если за подобные проекты так бьются частные инвесторы, тем более аффилированные субъекты, связанные с властью тесными и даже родственными узами, значит, есть за что бороться. Дело прочно, когда под ним струятся такие кровные отношения и финансовые потоки.

В результате всплывает цинизм двоякого рода: одинаково некрасиво делать деньги на подрыве физического здоровья людей или навязчивой заботой об их духовном здоровье. Выставив отряд бритых боевиков, церковь уже осквернила само это место, да и миссию. Кроме того, во всякого рода чрезмерном властном покровительстве таким проектам начинают подозревать отдельный интерес. Теперь все гадают, кто именно в этой истории больше попал на деньги.

На другой чаше весов очищаются и возвышаются позиции самих протестующих. Негодовать против слишком заинтересованной благотворительности для нормального человека естественно, тем более если это касается сферы духа и очень высоких отношений. Это как поддерживать негосударственные хосписы Нюты Федермессер и тут же зарабатывать на поставках медицинского оборудования и препаратов.

В итоге в энергию протеста включается общее, хотя и скрытое возмущение связанным с РПЦ богатством, выливающимся в шокирующее демонстративное потребление. Плюс недовольство околоцерковным бизнесом, облагодетельствованным бесчисленными льготами. Люди понимают, что любые налоговые послабления церкви в итоге делаются и за счет неверующих, что не говорит о благочестивой щепетильности. Если кто-то не платит общие налоги, значит, их платят все остальные, включая атеистов, которые тоже люди и граждане.

А токмо волею пославших мя…

Политический эффект предсказуем. Когда президенту пришлось лично вмешиваться в «свердловский конфликт», это живо напомнило его вынужденное подключение к истории с пенсионным возрастом. Такие жертвенные репутационные потери могут предотвращать потери еще большие, а то и вовсе неприемлемый политический ущерб. В целом это история непоколебимой решимости власти, то и дело меняющей галсы, а в итоге завершающей поход классическим эскадренным, флотским разворотом «все вдруг».

Сначала возникает абсолютно безапелляционный забор. Затем протестующих обрабатывают платной частной охраной и бескорыстными единоверцами-единоборцами — на вид классическими гопниками. Потом в дело включаются государственные силовые структуры во всеоружии избиений и арестов. На этом фоне мэр и губернатор все же встречаются с делегацией протеста, якобы для нормального контакта, а по сути единственно с целью поставить недовольных на место голосом и неубиенной бумагой.

Видимо, в федеральном центре, зная твердую цену таким согласованиям и подозревая истинный баланс мнений, просчитывают, насколько опасны такие конфликты в воздействии на критическую массу растущего недовольства. Это в мэрии могут вести себя так, будто Крым приплыл в родную гавань вчера и у населения нету других забот. В итоге решением остановить стройку и провести опрос президент дезавуирует все прошлые рассказы городских властей о точном соблюдении необходимых формальностей, включая консультации с обществом и учет мнения жителей как полноправных стейк-холдеров — авторов решения. Теперь получается, что после всех таких общественных слушаний надо заново заряжать ВЦИОМ, хотя после их халтуры лучше и вовсе звать «Леваду».

Далее движение галсами и прочие действия против ветра продолжаются с нарастающей силой. Мутная технология опроса не лезет ни в какие ворота, предусмотренные правилами локальных плебисцитов и референдумов. Организатором процесса является одна из конфликтующих сторон; вопросы, на которые ссылаются респонденты, выглядят просто издевательски. По данным ВЦИОМ даже в этих условиях три четверти опрошенных против уничтожения сквера, а около пятой части — вообще против строительства храма. В итоге этот так толком и не проведенный опрос кем-то вовсе отменяется. И объекту начинают подыскивать новое место.

Центральная власть (как к ней ни относиться), приняла в итоге единственно приемлемое решение. Этого не могут не признать даже радикальные оппоненты режима. Но есть и другая партия «своих», считающая, что это проявление не ума, а слабости, которая в дальнейшем приведет… и т.д., и т.п. — в зависимости от накала инфернальных фантазий. Обвинения в коллаборационизме Центра с врагом звучат в диапазоне между фашистами, бесами и агентами Навального.

Расслоение идет и по вертикали. В центре хватило ума избегать излишне резких, а тем более необратимых заявлений. Но уже уровнем ниже продолжают демонстрировать беззаветную решимость и триумф воли, пусть даже ценой подавления мозговых импульсов. Главная цель и вся система критериев самооценки связаны здесь исключительно с прогнозом впечатления, производимого на политическое руководство. Значит, именно так на местах все еще понимают ожидания верха, решающего личные судьбы губернаторов и мэров. Однако сам центр уже переориентируется на «более объективную» (формальную и исчисляемую) оценку эффективности руководства регионов.

Очень напоминает наукометрический, библиометрический подход в оценке результативности научных исследований. Однако то, что в науке давно считается просто неадекватным, в политике иногда имеет смысл, особенно если в число таких параметров включается оценка взаимоотношений местной власти с населением. В итоге проблема на разрыв: либо и дальше махать шашкой, по инерции пытаясь именно этим понравиться центру, либо хоть как-то налаживать отношения с обществом, пока шашкой не махнули по тебе. Пока выбор делается вслепую, методом проб и ошибок, отсюда такие результаты.

В совсем корявом положении оказываются наиболее отличившиеся борцы за интересы государства и большинства. Только что они, не щадя животов своих, бились в истериках против горстки отщепенцев, специально обученных либералами, — друзьями бандеровцев. Дефицит фантазии и меры порождает грубые фейки («Кто не скачет против храма…») и прямые аналогии с Майданом. Теперь все это выглядит политическим базаром, за который непонятно как отвечать. Всеволод Чаплин предлагает построить храм на месте «неверного» Ельцин-центра (на открытии которого, кстати, одновременно присутствовали Путин и Медведев, пренебрегая регламентами государственной безопасности).

Очаровательны «флешмобы в защиту храма» — эклектика православного постмодернизма неподражаема. И наконец, заветное: «Наш правящий слой хуже Януковича с его командой. И судьба их ждет такая же, если не хуже. Потому что они уступают вот такому наглому прессингу штаба Навального». После подобных откровений кто матери-РПЦ более ценен: Чаплин или о. Андрей Кураев, выступивший на стороне протестующих плечом к плечу с нашим национальным лидером? Надо же как-то и дальше сохранять симфонию власти и церкви в России!

И что теперь петь пропутинским соловьям, обещавшимся двинуться в Екатеринбург разгонять протестующих своими личными кулаками? Страшная судьба пропагандиста — жить в эпоху перемен. Только что им пришлось переобуваться на ходу дважды за день в отношении к Зеленскому: от «Вперед, Владимир!» с утра до послеобеденных пожеланий не дожить…

Уроки восстания

Уже начали писать про осмысление опыта всей этой истории. Победу (пусть локальную) обеспечили публичность, единство и решимость, последовательность и упорство, преодоление страха и готовность даже несколько претерпеть за святое дело. Все так, но надо понимать и то, что еще совсем недавно всех этих замечательных качеств протестующих могло не хватить. И в других ситуациях скорее всего не хватило бы. То, что произошло, — знак и более общих перемен в социальных настроениях, и в общем политическом контексте. Здесь власть, как ни странно, тоже одержала победу, но не над протестующими, которых всегда хочется обмануть (и в этом смысле многое еще впереди).

И это при полном отсутствии каких-либо иллюзий относительно морали данных персонажей и целых институтов. Далее главная проблема в том, насколько это понимание может быть распространено в системе власти вниз — вглубь и вширь. На этот счет нет никаких лишних иллюзий, но есть, как минимум, ощущение более или менее правильной задачи.

Жизнь всегда меняют люди, но важно видеть и то, как сама жизнь позволяет себя менять. Тем более делает она это с очень разной степенью податливости.