— В интервью The Bell вы сказали, что поводом для увольнения журналистов стало то, что они не смогли доказать свою невиновность в якобы заказном характере статьи.

— Я никого не обвинял. Я просто попросил главного редактора разобраться. Понимаете, когда публикуется большая новость по поводу третьего лица государства, основанная исключительно на анонимных источниках, причем на первой странице «Коммерсанта», это вызывает определенные сомнения. Особенно если эта новость явно носит признаки фейковой. Поэтому я попросил главного редактора проверить то, как была проведена журналистская работа — какие были источники, кому звонили, кого спрашивали, где какие подтверждения получали. Вы же прекрасно понимаете, что можно наковырять какую-то новость неизвестно откуда, позвонить всем, получить опровержения, потом эту новость выпустить и поставить комментарий: «Все опровергли». Но новость есть, и она на первой странице.

— Других причин отдавать такое распоряжение, кроме информации одного из ваших источников о предположительно заказном характере публикации, не было?

— Да, не было.

— Эту ситуацию можно назвать прецедентной для издательского дома?

— Да, она прецедентная. Прецедентная, потому что заметки такого качества на первой полосе «Коммерсанта» не публиковалось никогда.

— Есть ли в издательском доме порядок, регламентирующий разрешение подобных ситуаций?

— Он есть, просто в данном случае он был, с моей точки зрения, нарушен. Насколько я понимаю, выпускал [номер газеты] тогда Глеб Черкасов. В беседе с ним я спросил его про источники — он, конечно, ничего не сказал. У меня сложилось впечатление, что он не очень в курсе. Но это такое впечатление, я не уверен в этом.

Собственно говоря, я понимаю, что не имею права задавать такой вопрос и не имею права обладать этой информацией. Для меня важно, чтобы главный редактор, которому доверяет совет директоров и акционер, подтвердил нам, что журналистами была проделана добросовестная работа перед тем, как эта статья была опубликована. По итогам расследования главный редактор не смог этого подтвердить, потому что люди отказались ему сообщать информацию.

Вы наверняка будете уволены в этот же момент. И это абсолютно логично. По одной простой причине: либо это действительно, скажем так, ангажированный материал — тогда увольнение неминуемо, либо вы не доверяете главному редактору. Тогда как вы можете работать в этом издании?

— Были ли дополнительные доказательства заказного характера публикации, кроме того, что авторы не смогли рассказать про свои источники?

— Я говорю не только про источники. Вы сами прекрасно понимаете как журналист, что перед тем, как что-либо сделать, вы должны пройти какой-то процесс, например, получить два независимых источника. Причем в этом случае, должен быть источник, который соответствует такому уровню информации. Чтобы такая статья появилась на первой полосе газеты… Ну, это нонсенс.

— Расследование длилось месяц — с периода публикации материала 17 апреля?

— Ну, не месяц — меньше.

Еще до майских праздников, когда ребята отказались сотрудничать на эту тему с главным редактором, он им сказал: «Я вас увольняю». Они договорились, чтобы не портить им строчку в резюме, не увольнять их с волчьим билетом, чтобы они расстались по соглашению сторон, с выплатой трехмесячного оклада.

— Вы бы хотели переквалифицировать увольнение с «по соглашению сторон» на увольнение «по статье», то есть по инициативе работодателя [регламентируется 81-й статьей Трудового кодекса РФ]?

— Я не знаю, возможно ли это юридически, или нет, но то, что произошло после этого, то, что они это всё перевели в публичную плоскость, свидетельствует о том, что все договоренности, которые у нас с ними были, аннулируются.

Давайте расстанемся по соглашению сторон, вы получите деньги, и мы не выносим это в публичную плоскость.

— То есть была договоренность не выносить сор из избы?

— Конечно, так я понимаю их договоренность с главредом.

— То, что журналистов отдела политики сегодня не пускали по пропускам в здание, никак не связано [с попыткой переквалифицировать увольнение]?

— Это вообще чушь. Это все чушь. Для того чтобы их пропустили в здание, нужно пропуск иметь. Я разобрался уже в этой ситуации. Журналист пытался пройти по чужому пропуску.

— Разве им не аннулировали их действующие пропуска?

— Нет, их не аннулировали. У сотрудников проблем с доступом к рабочим местам нет.

— Как вы оцениваете результаты работы менеджмента ИД по разрешению этого конфликта? Соизмеримо ли это разрешение ситуации с уходом всего отдела?

— Задним умом жив не будешь.

В принципе, с людьми, которые нарушают договоренности, и работать не хочется.

— Вы имеете в виду только ушедших журналистов? Потому что около 200 человек из коллектива «Коммерсанта» подписали открытое обращение [в защиту журналистов и против политики акционеров].

— Послушайте, я еще с советских времен против коллективных писем.

— Почему?

— Почему? Потому что коллективное письмо — это психологический прием, который фактически загоняет людей в рамки определенного стада. Я считаю, что то, что они там написали, — это наполовину неправда, наполовину непонимание реальной ситуации. Бог им судья, пусть они пишут что хотят.

— То, что коллектив и акционеры настолько по-разному понимают регламент решения подобных конфликтов, не говорит о том, что он должен быть четче и яснее прописан?

— Пусть главный редактор с этим разбирается. Не мое дело.

— Должны ли журналисты рассказывать о своих источниках руководству в нарушение закона о СМИ?

— Какому руководству?

— Акционерам.

— Акционерам — нет, ни в коем случае.

— Вы хотели, чтобы источники были известны именно главному редактору?

— Конечно. Меня интересовала очень простая вещь: это ангажированный материал или нет? Это заказной материал или нет? Я попросил главного редактора в этом разобраться. Поскольку люди отказались сотрудничать с ним на эту тему и ничего ему не представили, другого варианта нет. И более того, решение об увольнении не я принимал, хотя со мной оно было согласовано. Просто как главный редактор может работать с людьми, которые либо ему не доверяют, либо печатают заказные материалы?

— Можно говорить об уроне, который понесла репутация «Коммерсанта» после этой истории?