Само по себе попадание в этот список, обновляемый американскими властями дважды в год на основании наблюдений за валютной политикой крупнейших торговых партнеров, не имеет юридических последствий. Это предупредительный сигнал, после которого обычно следуют переговоры с «нарушителем». Если он остается глух к аргументам США — как в случае Китая, который годами подвергается обвинениям в искусственном ослаблении юаня, — это может быть поводом использовать против него различные механизмы давления. Будучи крупнейшей экономикой мира, Америка обладает богатым арсеналом инструментов для убедительного донесения своей позиции.

Впрочем, не все страны одинаково восприимчивы к американской экономической дипломатии даже в самых жестких ее выражениях. Тот же Китай проявил себя как очень сложный соперник, по экономической мощи и упрямству не уступающий США. Последние несколько месяцев рынки напряженно ждали итога американо-китайских торговых переговоров. Ожидания были позитивные — вплоть до прошлой недели, когда Трамп неожиданно объявил о срыве сделки.

В результате торговая война вышла на новый круг. 10 мая США повысили тарифы с 10 до 25% на китайский импорт на $200 млрд и поставили Китаю ультиматум. Теперь у Пекина есть 3–4 недели, чтобы утвердить параметры торгового соглашения (США требуют уменьшения дефицита торгового баланса с Китаем, защиты интеллектуальной собственности американских компаний и отказа от манипулирования юанем), иначе под пошлины попадет весь оставшийся импорт (еще $325 млрд). Однако Китай заявил, что примет ответные меры и не пойдет на уступки «по принципиальным вопросам». Два экономических тяжеловеса уже обеспечили массу головной боли для всей мировой экономики и, похоже, не собираются останавливаться.

Как ни парадоксально, Россия тоже относится к группе стран, которых трудно удивить американским давлением.

Ставки в этой лиге гораздо выше, чем попадание в клуб валютных манипуляторов: торговое эмбарго, запрет на долларовые операции, отключение от SWIFT. Поэтому российские власти скорее всего просто проигнорируют подозрения американского минфина и сосредоточатся на более серьезных угрозах, которые исходят от Конгресса.

Если же говорить о сути претензий, то обвинения российских властей в искусственном ослаблении рубля вполне обоснованы. Хотя с конца 2014 года российская монетарная политика предполагает плавающий курс рубля и отсутствие регулярных валютных интервенций, эта схема содержит несколько лазеек, с помощью которых ЦБ продолжает оказывать сильное влияние на валютный рынок. Главный канал этого влияния — бюджетное правило, в рамках которого с февраля 2017 года российский ЦБ по поручению Минфина осуществляет покупки валюты в резервы. Нефтегазовые сверхдоходы, рассчитываемые как превышение фактической цены на нефть от цены отсечения (сейчас — чуть больше $40 за баррель), направляются в Фонд национального благосостояния.

На курс рубля это оказывается как прямое, так и косвенное воздействие. Во-первых, изъятие валюты с рынка мешает укреплению курса рубля при благоприятной конъюнктуре на рынке энергоресурсов. Именно с действием бюджетного правила связаны аномальные колебания рубля, падающего на фоне роста цен на нефть. В 2018 году власти резко нарастили темпы покупок валюты, потратив на них за год 4,2 трлн рублей или около 4% ВВП, притом что американский минфин считает закупки более чем на 2% ВВП одним из признаков курсовой манипуляции.

Во-вторых, механизм бюджетного правила оставляет пространство для словесных интервенций. В начале 2017 года курс рубля «уронил» Игорь Шувалов, сделав заявление о грядущих закупках. А в ситуации, когда рубль падает слишком быстро, как в сентябре прошлого года, ЦБ может заявить о временном уходе с валютного рынка, чтобы стабилизировать курс.

Конечно, такая практика далеко не уникальна и применяется во многих странах. По оценкам еженедельника The Economist, лидером по валютным манипуляциям является Швейцария, которая осуществляет масштабные государственные покупки валюты для ослабления курса франка.

Впрочем, если кто-то и может преподать мастер-класс по манипуляциям рынками, так это сам Дональд Трамп. Американские экономисты даже ввели специальный термин («колл-опцион Трампа») для описания ситуации, когда твит американского президента становится основным фактором движения рынка — например, разворачивает рост цен на нефть или обрушивает капитализацию какой-нибудь компании на несколько миллиардов долларов. Посмотрим, поможет ли Трампу активность в социальных сетях победить Китай в торговой войне и создать в Америке 25 миллионов новых рабочих мест.