— В первый же год своего появления фестиваль «Балтийский дом» пригласил к участию мой спектакль «Улыбнись нам, Господи!» Вильнюсского Малого театра и наградил Гран-при. Это было начало начал. Наши тайные труды и мучения по созданию театра в Вильнюсе вдруг получили признание на международном фестивале. Гордые мы возвращались в Литву. Была весна, как сейчас. Под утро остановились у моря. Никогда не забуду, как прямо в одежде я пошел в море, не чувствуя ни холода, ни воды. Такая была эйфория и невысказанное счастье.

При всех сложных исторических процессах последних лет, вражде и политических дрязгах «Балтийский дом» — единственный фестиваль, который вынес идею объединения, любви и тоски друг по другу. Шуб — такой петербургский дьявол из XIX века. Из той эпохи принес понятия и культуру. Он пришел оттуда с какой-то тайной и остался в нашем времени. Я люблю людей, которые только прикидываются, что они дети XX века. Вот и Шуб — то балтийская радуга, то шторм, в котором прячутся страсть, боль, недоверчивость и сомнения.

Мне кажется, ему не хватило лишь одного шага — стать режиссером. В том, как он разбирается в человеческих душах, есть сильный посыл быть режиссером. Если бы он им стал, то привел бы свой репертуарный театр к процветанию, но он остался человеком, который неутомимо занят театрально-фестивальным делом.

— Очень мало личностей, которые так чувствуют географический контекст города и умеют создавать и направлять театральный процесс, как это делает Шуб. Без связи с европейской театральной культурой мы просто не сможем прожить, да и им необходимо питаться от нас. Шуб это понимает, поэтому привозит так много выдающихся иностранных коллективов. Много лет он держит открытым театральное окно в Европу. Не важно, нравятся или нет нам эти театры, Шуб не одному поколению сделал прививку совершенно нового вкуса. Это не дает Петербургу захиреть, к чему он склонен: такой болотный синдром. А Шуба это болото будоражит, на его фестивалях происходит активное бульканье.

Некоторые говорят, что в самом Балтийском доме нет громких постановок. Но интендантский театр — не авторский, и Шуб пытается взращивать гибрид с существующей много лет труппой и разными режиссерами. Балтийский дом имеет право на реформу, но для меня все перевешивает фестивальная деятельность Шуба. У нас в театрах руководители десятилетиями не меняются. Сидят в своих креслах и прикрываются чем-то. И мы все знаем, что король-то голый. А Шуб — не голый король. Его профессия и опыт все время подтверждаются его делами.

— В начале девяностых Шуб позвал меня сделать открытие фестиваля «Балтийский дом». И мы открыли себя друг для друга. Бездомный на тот момент «Формальный театр» позже стал жильцом Балтдома. В 1994 году мы сделали Фестиваль свободных искусств, который объединил мощную команду творцов и кураторов: Курёхин, Новиков, Адасинский, АХЕ, Платунов, Артюх, Митьки… Это была жирная точка андеграундных процессов в городе.

Я убежден, городу давно пора дать «Балтийскому дому» полноценный статус театра-фестиваля и устранить конфликт между репертуарным и фестивальным театром внутри него.

Шуб давно интуитивно угадал этот метод. Осталось только утвердить де-юре то, что происходит де-факто много лет.

У Шуба хороший вкус и понимание сегодняшнего дня театра. Он обладает великим талантом — умеет работать при любой конфигурации власти. Такова данность в этой стране: человек, который реально делает дело, а не трещит языком, обязательно будет сталкиваться с существующей системой и искать возможности компромисса, взаимодействия с властью. Говорить то, что думаешь, и нести ответственность перед театром и людьми — это сложнейшая задача.

— Сергей Григорьевич в каком-то смысле мой крестный отец, он не раз витал добрым ангелом над моей творческой судьбой. Еще студентом курса Товстоногова я поставил в институте свой первый спектакль. Шуб посмотрел и пригласил меня в театр им. Ленсовета ассистентом Владимирова. Затем позвал с дипломной работой «Дети райка» в Балтийский дом, куда он перешел работать. Потом я создал театр «Фарсы», который, как и театр Могучего, был тогда бездомным. Один из немногих, кто реально помог «Фарсам», был Шуб — позвал под свою крышу. В Балтдоме я поставил много значимых для меня спектаклей. У нас дружеские отношения, но при этом я не могу их назвать милыми. Я человек не всегда гибкий, он — руководитель авторитарного типа, но мы находим способ диалога, дающий качественные плоды.

Зачастую, когда к руководству театром приходит режиссер, труппа становится театром одного режиссера. Такая форма авторского театра не всегда оправданна. А есть вариант, когда театром руководит директор. Шуб — редкий коктейль из двух составляющих: творца, остро чувствующего время, и азартного менеджера.

Балтийский дом — чрезвычайно сложная площадка, это не театр-дом в привычном смысле. Она слишком масштабна. Форма ее освоения, которую нашел Шуб, возможно, единственно верная: компромисс между репертуарным театром для народа и фестивалем для интеллектуалов. Ну а вкусы у всех разные. Ведь, как говорил Станиславский, публика всегда приходит в театр развлечься, но от нас зависит, с чем она уйдет.

— Началось все с того, что в 2000 году для Балтийского дома я сделал спектакль «Фрекен Жюли» по Стриндбергу. С тех самых пор и начались наши творческие и товарищеские отношения с Сергеем Шубом, которые не затихают до сих пор даже на расстоянии. Наша последняя совместная работа — спектакль «Анна Каренина» по пьесе Елены Греминой — это неожиданный и смелый шаг Шуба, давшего дорогу инсценировке современной авторской пьесы.

Мне кажется, выбранная модель управления — пример западного интендантского театра — на сегодняшний день единственно возможная для этих стен, она правильная и живая. Выдающиеся личности, которые когда-то там ставили, ушли, их уже нет. А в городе не было режиссера такой силы, как Опорков или Товстоногов, кто мог бы встать во главе Балтдома. Шуб создал театральный завод, где работа каждого цеха стопроцентно налажена, там работают такие старики-корифеи. Они своего директора защищают, стеной стоят, и что редкость в театре — уважают. Ведь Шуб сам крепкий профессионал старой гвардии, который по-настоящему понимает, что такое театр — от нуля и до вершин. Вместе с тем он обладает хорошим чутьем и может позвать режиссера, имя которого совсем не известно: зовет молодых из ГИТИСа или Щуки, доверяет им, и спектакли пользуются успехом, а режиссер обретает имя.

Беседовала Тамара Ларина